Бьёрн Торстейнссон. Исландские саги и историческая действительность

Когда я был на конгрессе скандинавских историков в Орхусе летом 1957 г., мне попала в руки интересная книга — второй выпуск «Скандинавского сборника».

Этот сборник с большим удовлетворением был принят всеми, кто занимается гуманитарными науками в скандинавских странах. В нем опубликованы основные работы в области скандинавоведения в СССР с резюме на шведском и эстонском языках, что создает для нас, не знающих русского языка, возможность узнать о содержании опубликованных работ. Меня лично, вполне естественно, заинтересовала в первую очередь статья о Харальде Прекрасноволосом. По-видимому, ее автор считает, что исландские саги — довольно достоверные исторические источники. Он ссылается при этом на мою книгу «Исландская республика»[1], но, кажется, не соглашается с моим утверждением, что исландские саги следует прежде всего рассматривать как источники об исландском обществе лишь для периода написания самих саг. К сожалению, я не имею возможности в короткой статье привести все аргументы в подтверждение этого моего убеждения, которое разделяют и многие другие ученые в этой области, но я хотел бы представить моим читателям некоторые замечания и новый взгляд на исландские саги, что, возможно, изменит точку зрения некоторых историков на исландские саги как источник. В связи с этим я хочу заметить, что издание в Советском Союзе трех исландских саг на русском языке еще более поощряет меня написать эту работу.

Исландские саги, или в данном случае — саги об исландцах — это научный термин, обозначающий определенную отрасль литературы. Кто был автором caг — неизвестно. Их персонажи — исландцы, жившие в эпоху расцвета первой исландской республики с 930 по 1030 г., а написаны они в период с 1180 г. до середины XIV века. Классическим периодом исландских саг является XII век. Саги написаны в реалистическом стиле, психологически правдоподобны, логически правильны, но их историческая достоверность подчиняется законам искусства. Слово «сага» — исландское понятие, которое обозначает рассказ о событиях или же сам процесс развития событий, но никак не совпадает с понятием «история» или «наука».

Исландцы приняли христианство на альтинге в 1000 году, и уже в XI веке книги религиозного содержания писались на исландском языке; но эти книги не сохранились. В начале XII века были написаны работы первого исландского историка Семунда Сигфуссона, прозванного Мудрым (1056–1133). Он первым из скандинавов учился во Франции. После возвращения домой он стал одним из влиятельнейших хавдингов страны, женил своего сына на норвежской принцессе, чтобы усилить знатность своего рода и увеличить его влияние. Он написал «Перечень норвежских королей» — короткую книгу о королях Норвегии до 1047 г. Эта книга была написана по-латыни и также не дошла до нас.

Но не Семунд считается отцом исландской литературы, а его современник, Ари Мудрый Торгильссон (1067–1168). В течение 1123–1133 годов Ари написал краткую историю Исландии — «Книгу об исландцах». Там он разделил историю Исландии на эпохи по «Перечню норвежских королей». Это не понравилось исландским епископам, которые в то время были наиболее влиятельными правителями страны. Тогда Ари составил новую книгу, где он опустил почти совсем биографии королей, а свою хронологию стал выводить из периодов пребывания у власти законоговорителей и епископов. Ари отбирает свои источники с особенной тщательностью и неизменно ссылается на них.

В течение зимы 1117–1118 гг. записываются исландские законы.

В источнике, относящемся к середине XII в., указывается, что тогда пишутся в Исландии книги о законах, родословные, переводы христианских книг и рассказы о святых, «а также та мудрая наука, которую Ари Торгильссон в книгах запечатлел с разумностью мудреца»[2]. Ари написал также книги по генеалогии, и существуют сильные доводы в пользу того, что он же написал так называемую «Книгу о заселении» (Landnamabók). Эта книга — самая своеобразная книга на исландском языке и в мировой литературе, насколько я знаю, нет ничего подобного, кроме как только у маори в Новой Зеландии[3]. «Книга о заселении» рассказывает об обнаружении Исландии и о заселении каждой части страны. В ней содержится много сведений о родственных связях исландцев, а также короткие рассказы о событиях в Исландии в эпоху заселения (370–930). В «Книге о заселении» содержатся исторические факты, составляющие основу исландских саг, и из книги явствует, что эти факты зачастую довольно бедны. «Книга о заселении» существует в нескольких вариантах, ибо вплоть до XIV века к ней делались добавления.

До середины XII века новых исторических произведений в Исландии еще не писали. Около 1170 г. исландец Эйрик Оддссон написал книгу о норвежских королях эпохи 1130–1161 гг. (последняя дата не точна). Эта книга не сохранилась, лишь ее отрывки приведены в других произведениях. Называется она «Спинной хребет» (Hryggjarstykki), и об авторе известно лишь то, что он долго проживал в Норвегии. Эйрик впервые записывает исландский разговорный язык, подробный рассказ на исландском языке. В то же время (1160–1185) написана книга об Олаве Святом «rex perpetuus Norvegiae». Церковь особенно чтила память этого короля, распространившего христианство, и эту книгу написал, конечно, церковник для укрепления царства божьего на земле, но имени его мы не знаем, и сохранились лишь отдельные отрывки этой работы. И этот безымянный автор и Эйрик Оддссон заявляют, что они поддерживают направление Ари Мудрого в историографии, и, по их словам, они записывают лишь то, что они получили из достоверных источников. Однако такое «критическое источниковедение» имеет довольно слабое значение, когда пишется история святого. Около 1180 года норвежский монах Теодрикус пишет работу «Historia de antiquitate regum Norvegiensium». Книга рассказывает о биографиях королей Норвегии, начиная с Харальда Прекрасноволосого до 1130 года. Автор говорит, что не хочет говорить о событиях, происходивших после этого года, ибо тогда были совершены тяжкие преступления и убийства. Он говорит, что его источниками являются исландцы, и если в книге содержатся ошибки, то это исключительно по их вине. Теодрикус говорит, что он — первый историк в Норвегии, а его работу можно расценивать наряду с современными ему европейскими хрониками.

Вскоре после того, как Теодрикус закончил свою книгу, в Норвегию прибыл и жил там (в 1185–1188 гг.) Карл Йонссон (умер в 1213 г.), аббат самого древнего исландского монастыря на Тингэйрар. Там он пишет на исландском языке биографию короля Сверрира Сигурдссона по указаниям самого короля. Сверрир умер в 1202 г., и Карл закончил его биографию позже, у себя в Исландии.

Примерно ок. 1170 г. королевская и церковная власти в Норвегии стали пытаться увеличить свое влияние в Исландии. Из-за этого отношения между странами стали напряженными, и архиепископ проклял главных хавдингов исландцев. Трудно предположить, что случилось бы, если бы фарерский священник Сверрир Сигурдссон не приехал бы в это время в Норвегию и не сделался бы руководителем восставших. Он одержал победу, приобрел власть, выгнал архиепископа из страны. Сверрир так ослабил власть королей и церкви в Норвегии, что в течение нескольких десятков лет она уже не могла достигнуть прежней силы. Папа римский проклял Сверрира, но он все-таки остался у власти и стал популярным среди исландцев благодаря своим подвигам, ибо он временно ликвидировал иностранное вмешательство в исландские дела. «Сага о Сверрире» — одно из первых художественных прозаических произведений в исландской литературе. Она написана как поддержка для получившего папское проклятие короля, как знак благодарности исландцев за оказанную им помощь со стороны короля.

В это же время в Норвегии был написан и «Очерк истории норвежских королей», охватывавший период с IX века до Сверрира. Считают, что Сверрир сам велел написать эту книгу в качестве введения к своей биографии.

В то же время, когда Карл написал сагу о Сверрире, в окрестностях монастыря на Тингэйрар написана и первая чисто исландская сага «Сага о сражении в горах» (Heitarvigasaga). Манера повествования в ней очень проста. Около 1200 года написана также «Сага о названных братьях», вторая из старших исландских саг. Она рассказывает о названных братьях — Торгейре Хаварссоне и Тормоде Бессасоне, который был героем и придворным поэтом Олава Святого. Эта сага является как бы добавлением к саге об Олаве Святом, как ясно видно из нее самой. Там больше церковного красноречия, чем в других исландских сагах, и ее герой Торгейр Хаварссон — один из наиболее непривлекательных персонажей всех саг. Из «Саги о названных братьях» и «Саги о святом Олаве» Халльдор Кильян Лакснесс черпает материал для своего романа «Герпла», в котором писатель мастерски описывает ничтожность военщины и походов викингов в противоположность счастью и благополучию мирного труженика.

Хотя святой Олав был великим борцом за дело бога, его тезка Олав Трюггвасон сделал гораздо больше в пользу дела божья в Исландии, ибо он, собственно, добился того, что исландцы распростились с язычеством и приняли христианство. Об этом интересном викинге два монаха на Тингэйрар написали саги по латыни. Одд Сноррасон. как считают, закончил свою сагу около 1190 г., а Гуннлауг Лейфссон (умер в 1218 г.) переделал эту работу несколько позже и прибавил рассказы об исландских событиях, между прочим, о принятии христианства в Исландии. Эти почтенные монахи пишут в гораздо более подлинном церковном стиле, чем их аббат Карл Йонссон. Они доверчивы и мало что критикуют, как полагается авторам святых книг. Гуннлауг написал также по-латыни историю исландского святого, покойного Йона Эгмундссона, епископа в Хоуларе. Все эти латинские книги потерялись, но их содержание сохранилось в переводах. Гуннлауг перевел также некоторые исторические и церковные книги.

Около 1200 г. в Исландии впервые вводится поклонение своим святым. Они не канонизируются папой римским, а поклонение им вводится законом на альтинге. В 1199 г. на альтинге было зачитано свидетельство о деяниях Торлака Торхалльссона (умер в 1193 г.), и тогда же его зачислили в число святых. Несколько позднее была составлена история этого святого. «Сага о Торлаке» явилась первой книгой, написанной о современных автору событиях, ибо неизвестный автор знал Торлака лично. После этого исландцы пишут ряд саг о своих епископах. Вслед за «Сагой о Торлаке» была написана сага о епископах в Скальхольте, т. н. Хунгурвака. Когда сага о божьем короле Олаве Трюггвасоне стала известной в Хунатинге[4], неизвестный автор написал как бы добавление к ней «Сагу о Халльфреде беспокойном скальде», который был главным придворным поэтом короля Олава.

Некоторые не были удовлетворены историей Олава Трюггвасона, написанной в XII веке, и поэтому в начале XIII в. были написаны еще две объемистые саги об этом неинтересном святом. Кроме того, исландцы в это время написали саги и о многих других королях Норвегии, сагу о князьях Оркнейских островов и сагу о фарерцах. Около 1220 г. написана довольно большая книга об истории норвежских королей в 1035–1177 гг. Эта книга известна под названием «Книга в полусгнившем переплете», ибо она дошла до нас только в одной плохо сохранившейся рукописи. Саги, содержащиеся в ней, являются наиболее развитыми по стилю и манере повествования во всей исландской литературе, существовавшей до тех пор. Среди саг о королях вплетено около 30 коротких рассказов об исландцах, посещавших норвежских королей. Некоторые из этих рассказов можно считать чуть ли не самыми большими драгоценностями исландской древней литературы. Таковы, например «Рассказ об Аудуне из Западных фьордов», «Рассказ о Халльдоре сыне Снорри» и «Рассказ о Хрейдаре Глупом»[5].

Кроме этих книг исландцы составили, начиная с возникновения литературы в стране, целые кучи стихотворений о святых и королях на земле и на небе, о языческих божествах и древних героях, о повседневном труде и о ссорах с соседями — и, конечно, о своих возлюбленных. Они также писали и переводили большое количество всяких церковных книг, год написания которых трудно определить. Уже к 1220 году много раз распахивалась и засевалась литературная почва Исландии, и оставалось лишь ожидать появления гения. И он появился.

Снорри Стурлусон — первый исландский писатель, о котором мы имеем подробные сведения. Он родился в 1179 году, был сыном смохавдннга у Брейдафьордура, в Западной Исландии. В это время в Исландии существовало два семейства стурхавдингов. Им принадлежали просторные земли, и кроме того они прихватили еще большие богатства церкви, которой управляли в силу духовного образования. Оба эти семейства захватили власть и богатство в Южной Исландии, самой плодородной части страны. Хойкдайлир в Арнестинги были старшими из этих семейств, их предки, Мосфеллингар, поняли, что страх божий является полезным во многих отношениях и взяли на себя инициативу ввести христианство в Исландии в 1000 году. Они считали себя родственниками королей Норвегии, посылали своих сыновей учиться в другие Скандинавские страны и в Германию, создали первые школы в Исландии и из их среды вышли первые епископы в стране. Используя церковь как орудие власти, они добились того, что народ платил им дань.

Другое семейство — Оддаверяр, из юго-восточной части Исландии, выступает в качестве хавдингов (около 1100 г.) во главе с Семундом Мудрым, о котором шла речь выше. Вначале они не были столь знатными и влиятельными, чтобы сравниться с Хойкдайлирами, по, по-видимому, они умели с большей хитростью, чем кто-либо другой, добиваться богатства и влияния. Оддаверяры посылали своих сыновей учиться во Францию и Англию; Семунд поднял престиж и усилил влияние семейства, женив своего сына на норвежской принцессе. В их имении — Одди — и начинается в Исландии писание книг о королях. Там были написаны книги о королях Норвегии, Дании и о князьях Оркнейских островов[6].

Хойкдайлиры, наоборот, делали больший упор на церковную литературу. У них были написаны книги о грамматике, о святых и епископах. Ари Мудрый, автор первой истории Исландии, был их воспитанником. Главы этих семейств стали считать себя как бы некими владетелями в Исландии и время от времени приобретали решающее влияние в управлении страной.

В северной части страны главные центры культуры были в Хоуларе, в долине Хьяльтадалур и в монастыре на Тингейрар. В XII веке самая лучшая школа в Исландии находилась в Хоуларе. Там работали иностранные преподаватели, например, из Франции, и там были сделаны некоторые астрономические открытия. На Тингейрар был главный центр литературы, как было отмечено выше. В этих местах, где развивалась исландская культура — царствуют европейские культурные традиции, и писатели в этих местах — Семунд, Ари, Одд, Карл, Гуннлауг и многие другие усвоили традиции литературы зарубежных стран и имеют многих предшественников в других странах.

Те попытки написать исландские саги, которые были сделаны до 1200 года, были связаны с биографиями королей, и имеют глубокие корни в духовной литературе того времени. Конечно, исключено, чтобы саги о королях образовались сначала в устной форме. Они написаны представителями духовенства во имя славы бога и властителей. Но очень может быть, что многие из тех рассказов, которые связываются с сагами о королях, сначала были сочинены в устной форме и были потом записаны в той форме, в которой они ходили среди исландского народа. В большинстве этих рассказов чувствуется другой дух, чем в литературе высших классов. В них говорится о мужестве простых сыновей бондов, об отношении их к королям и князьям.

Вне тех областей на юге, где правили аристократические семейства, управляли смохавдинги, рассеянные по всей стране. Их власть была связана с остатками древнего родового строя. Стурла Тордарсон, отец Снорри, ссорился с аристократией на юге, и, конечно, терпел поражение в этих ссорах. В конце концов Оддаверяры сделали Стурлу своим сторонником и взяли его сына Снорри к себе в качестве воспитанника. В Одди Снорри получил хорошее образование, ибо там был крупный центр науки, а целью Оддаверяров было несомненно сделать Снорри впоследствии хавдингом на западе страны и своим союзником. Когда ему было двадцать лет, он женился на одной из богатейших женщин страны, на дочери хавдинга в Боргарфьордуре, и у них обоих составилось богатое хозяйство. Когда молодой и талантливый хавдинг переселился на Запад, смохавдинги в той части страны старались всячески усилить его власть. Сами они имели незначительное влияние на тингах, в то время как руководитель Оддаверяров обладал решающим голосом при решении дел во второй половине XII века. Смохавдинги, по-видимому, поняли, как обстоит дело с демократией в стране, и они стали передавать или даже продавать Снорри свою власть в Западной Исландии, чтобы сконцентрировать всю ее в его руках и усилить сопротивление против стурхавдингов на юге. Сначала Оддаверяры смотрели на усиление Снорри благожелательно, и в 1215 г. его избирают законоговорителем, то есть, председателем альтинга. В следующем году Снорри прибыл на альтинг с большой армией, и тогда Оддаверярам показалось, что их воспитанник стал слишком большим. А после этого развитие пошло в таком направлении, что род Снорри — Стурлунги — стал бороться со старыми крупными хавдингами Юга за власть и богатство. Эта борьба приняла довольно жестокие формы и длилась тридцать лет — в так называемую эпоху Стурлунгов (1235–1264). Примерно к 1220 году Стурлунги приобрели большие земельные владения, а в эпоху Стурлунгов они прибегли к помощи норвежского короля, чтобы приобрести абсолютную власть в Исландии. Однако их отношение к королевской власти было противоречивым. Хойкдайлиры были древним аристократическим семейством и использовали это обстоятельство во внутренней и внешней политике. Стурлунги, наоборот, только недавно приобрели власть и им не хватало всего того влияния, которое придавали Хойкдайлирам знатность, долголетнее пребывание у власти и духовное образование. Стурлунги не могли вести своего происхождения от церковных хавдингов и от иностранных князей, они должны были быть знатными в силу своих личных качеств и в силу качеств исландских бондов, своих предков.

Их отношение к королевской власти было противоречивым — их то тянуло к королям, то к исландской республике, древней демократии родового строя, и эта противоречивость стала движущей силой едва ли не самой оригинальной литературы в Западной Европе.

Хеймскрингла — главная работа Снорри Стурлусона. Эта книга является историей норвежских королей с самого начала и до прихода к власти Сверрира Сигурдссона в 1177 г. В этой книге Снорри безжалостно срывает ореол святости с христианских королей и обращает внимание на их узурпацию власти и на нарушение ими священного мира. В романе «Герпла» X. К. Лакснесс следует образцу Снорри, обнажая неприкрытую действительность эпохи викингов. Крупные бонды пользуются симпатией у Снорри, а святого Олава он трактует совершенно реалистически. Но Снорри не еретик, а художник, и поэтому свет и тени сочетаются в его работах. По сей день идут споры о сущности его героев: были ли они просто-напросто злодеями или же в них было нечто грандиозное? Снорри первым объяснил заселение Исландии фактом вынужденной эмиграции норвежцев на запад через океан из-за угнетения со стороны короля Норвегии.

Снорри приписывают некоторые части «Книги в полусгнившем переплете» и «Саги об Эгиле». Эгиль Скалла-Гримссон был одним из предков его и других хавдингов на западе Исландии. Эгиль — герой саги — великий поэт, и в саге о нем содержатся некоторые стихотворения, которые приписывают ему, но, конечно, очень сомнительно, что Эгиль сам написал все эти стихи. Эгиль — историческое лицо, но в достоверных источниках просто упоминается лишь его имя. В руках же Снорри Эгиль становится исландским национальным героем, человеком, который убивает принцев и всегда одерживает победу в своих сражениях с властителями на земле и на небе. Эгиль выдвигается вопреки влиянию южно-исландской аристократии, он является гордостью жителей западной Исландии: язычник, крестьянин-поэт, не допускавший, чтобы его угнетали. Несмотря на то, что Снори значительно увеличил свою власть и богатство, он становится со временем как бы противоположным полюсом в исландском обществе по отношению к представителю Хойкдайлиров — Гицуру Торвальдссону. С одной стороны, знатный, консервативный, крупный хавдинг, применявший любые средства для достижения цели, не уважавший ни обещаний, ни обязательств, поставивший себя в ряды иностранных князей, с другой стороны, недавно разбогатевший, высокообразованный и радикальный крупный хавдинг, который поставил себя в ряды крупных бондов и действовал как глава исландской республики в течение довольно длительного периода. Снорри вовсе не был военным руководителем, как и другие предшествовавшие ему законоговорители. Он хотел, быть хавдингом в силу популярности среди народа, а не в силу насилия и угнетения, и пользоваться уважением народа, как руководитель родового общества, без надобности царствовать над ним. Норвежская монархия и Гицур Торвальдссон «наградили» Снорри за его литературную и общественную деятельность, убив его в его собственном доме в Рейкхольте (Боргарфьордур, Западная Исландия) в 1241 году. Более тяжкого преступления не было совершено в Исландии в течение всей ее истории[7].

Считают, что «Сага об Эгиле» написана около 1220 г. В тот же период под руководством Снорри написана другая крупная сага — «Сага о людях из Оружейного фьорда», а «Сага о Вигаглупе» написана немного позже в Эйярфьордуре (Северная Исландия), так сказать, в родовом округе Стурлунгов. Этими крупными сагами начинается исландская оппозиционная литература, и одна крупная работа следует за другой как раз в тех частях страны, где утвердилась власть Стурлунгов. Область вокруг Брейдифьордура называли образно Аттикой Исландии. Там начинается направление своего рода исландской эпохи Возрождения в литературе — за двести с лишним лет до того, как это направление появляется на континенте Европы. Снорри написал также Эдду — учебник по древней исландской мифологии и по древнему искусству стихосложения. Но исландское Возрождение возникло преждевременно. Власть королей и церкви была до такой степени сильной, что остатки древнего родового строя в Исландии не могли ее преодолеть, и эта оппозиционная исландская литература не имела заметного влияния за пределами Исландии.

Каждый, кто хочет выяснить себе сущность исландских саг, причины их появления и оригинальность, должен понять, что они являются реалистической литературой определенного общественного строя, целеустремленной в своей проповеди, вызванной необходимостью оппозиции и борьбы против всевластия королей и церкви и их классовой пропаганды, направляющей все свои силы против последних оплотов древнего свободного родового строя. Они выдуманы, но повествование держится обычно в тех рамках, которые не извращают представлений того времени о героической эпохе.

Известный англо-американский поэт В. X. Одэн правильно указывает на реализм как сущность исландских саг в своей рецензии в «Нью Стейтсмен энд нейшн» от 3 ноября 1956 г. Он пишет, между прочим, следующее: «Общественный реализм не является, конечно, единственно и неизбежно самым лучшим видом литературы. Но, по-видимому, он развивался в последнюю очередь, и соответственно этому является, наверное, наиболее развитым.

Исландские саги одно из самых выдающихся явлений в истории культуры не потому, что они являются такими хорошими, но благодаря той доброте, которую они выражают. Если бы исландцы средних веков продолжали писать эпические поэмы, как «Малдонское сражение» или же стали писать баллады, мы могли бы отдать им равное почтение, но мы не были бы так удивлены. То, что они, однако, проделали, это было создание общественно-реалистической литературы много веков до того, как были сделаны попытки в этом направлении в других частях Европы, и такого качества, которое, в известных пределах, никогда еще никто не превзошел».

Одэн не видит, чем вызван этот реализм. В середине средних веков, в период процветания католической церковной власти, высшие классы целеустремленно стараются сбить с толку разумное мышление народа, окутать угнетающее государство высших классов теологическим ореолом, сделать народ беспомощным и страдающим от божьей власти. В «Конунгсскугшау» («Королевское зерцало»), своего рода энциклопедии для сыновей крупных князей в Норвегии, написанной около 1260 г., говорится, что «глупый народ считает, что король ему назначен врагами». Политическая идеология королевской и церковной власти была господствующей в средние века, а народ в Исландии, как и в других странах, не имел стройкой идеологии в своей борьбе против наступления враждебной ему власти феодалов в XII и XIII вв., хотя древний родовой строи был еще живой действительностью. В XII и XIII вв. существовал еще всеобщий тинг (альтинг) в Исландии; там существовали древние учреждения родового строя, и чужая пропаганда феодальной власти совсем не чувствовалась вне тех областей на юге, где господствовали семейства хавдингов. Эти учреждения, тинги, и воспоминания о древней свободе становятся для тех исландцев, которые не подчинились крупным хавдингам, движущей силой в политической борьбе, откуда они черпают образцы, противопоставляемые героям феодального строя. Большинство народов имеет предания о так называемой героической эпохе, но исландские саги нельзя классифицировать наряду с подобными преданиями, за весьма и весьма редкими исключениями. Они имеют скорее гораздо больше родства с греческими трагедиями, чем с Илиадой Гомера и с пьесами Шекспира, чем с «Поэмой о Бьольфе». Еще по сей день спорят о том, в какой степени греческие трагедии отражают политическую борьбу в Афинах в период их создания, но все согласятся с тем, что греческие трагедии, пьесы Шекспира и саги об исландцах вызваны противоречиями того общества, в котором они появились. Некоторые ученые, как, например, Барди Гудмундссон объясняют почти все моменты «Саги о Ньяле» отражением политических событий в Исландии в середине XIII века. Он считает, что эта сага является как бы ключом к пониманию этого века, но опирается в незначительной степени на события древности. Другие ученые пришли к такому же выводу относительно других саг об исландцах. Хотя сюжет некоторых из этих саг взят из героической эпохи, но они ясно и отчетливо отмежевываются от обычной литературы, повествующей о событиях героической эпохи, например, от исландских саг и героях так называемых Древних car, от поэм Эдды, греческих и германских поэм о героях и т. д. То, что отличает эти отрасли литературы друг от друга, то, что делает их непохожими на другие, — и есть общественный реализм исландских car.

В указанной рецензии Одэн говорит по поводу этого следующее:

«Хотя мы не считаем, что в совершенно определенных, специфических условиях исландцы непременно должны были писать именно так, как они писали, имеет полный смысл обратить внимание на те своеобразные особенности их жизни, которые отличали их от остальных европейских народов того времени. Большинство переселенцев были аристократического происхождения и покинули Скандинавию потому, что не хотели ни господствовать, ни быть подчиненными, а лишь стремились к независимости. Они наследовали военный характер своего класса, но воевать против подчиненных народов или завоевывать их не было более их профессией. Время от времени они предпринимали пиратские налеты, но и такие экспедиции были лишь интермедией в их повседневной жизни, в которой основное место занимали обработка земли и рыболовство. Некоторые, может быть, имели хутора побольше, чем другие, но не было никаких крупных феодальных землевладельцев, имеющих частное военное формирование (дружину). Упоминается о существовании рабов, но не упоминается о существовании праздного класса, который считает труд ниже своего достоинства. В условиях жизни на маленьком, не очень плодородном острове, далеко от главных центров политической, религиозной и интеллектуальной деятельности, их интересы неизбежно становились ограниченными. В Исландии все до некоторой степени знали друг друга, и мировые события вызывали у исландцев меньше интереса, чем поступки соседей.

Предполагая, что писатель сам желал писать в общественно-реалистическом стиле, следует признать, что он легче мог достичь успеха именно в таком обществе, как исландское, чем в ином, большем по размерам и менее однородном, ибо писатель, стремящийся к отражению социальной действительности, должен описывать такую жизнь, которую он знает непосредственно и лично. Если он делает попытку писать о людях и обществах, которых он собственно не знает, он будет или писать стандартно или производить безжизненную и громоздкую документацию. Повсюду в сагах чувствуется непосредственный опыт. В литературе тех обществ, где имеется класс слуг и рабов, члены низших классов изображаются или как верные слуги своих хозяев или как комические жулики; или же они совсем игнорируются, как, например, в «Courtly Romances». А раб Мелькольв в «Саге о Ньяле» — такая же реальная личность, как его хозяйка Халльгерд».

Уже издавна считается истиной та версия исландской древней литературы, что норвежские переселенцы, переплывшие океан и прибывшие в Исландию около 900 года, были некой избранной частью норвежского народа — creme de la creme — сливки сливок норвежской искусности и знатности. В «Книге о заселении», в родовых сагах и в сагах об исландцах факты о знании и изобретательности приводятся для того, чтобы доказать, что герои, о которых идет речь, — знатного происхождения, в качестве их предков указываются короли, князья и другие знатные люди, но часто автор ограничивается просто утверждением, что предки героя были знатными. В одном месте в «Книге о заселении» упоминается, что знание своих родословных необходимо исландцам, чтобы доказать, что они не происходят от рабов и безродных проходимцев, эмигрировавших из Норвегии в эпоху Харальда Прекрасноволосого. Многие литературоведы в наши дни довольно невысокого мнения о родословных, но в свое время родословные были неотъемлемой частью литературы. Они — наследство древнего родового строя, и бонды пользуются этим наследством в XII и XIII веках, чтобы доказать, что они свободные люди. Это в значительной степени удается в Исландии, ибо в тот период феодальная власть была там слаба и там существовали еще многие учреждения родового общества. Уверенность в собственном высоком достоинстве стала в течение веков одним из самых драгоценных моментов культурного наследия исландского народа. В условиях иностранного угнетения со стороны датчан народ никогда не забывал, что его предки были знатными, свободными людьми ' и что, следовательно, народ имеет полное право жить свободно и независимо в своей стране. Эта уверенность и привязанность к своим предкам ясно проявляется у Йоуна Хреггвидссона в романе X. К. Лакснесса «Исландский колокол».

Братья исландских бондов по классу в других странах Европы не обладали такими благоприятными условиями. Крестьяне находились там под ярмом эксплуататорских классов. В книге «The English Rising of 1381» авторы Р. X. Хилтон и X. Фаган пишут[8]: «Наиболее ранним из известных нам в XIII в. случаев, когда крестьянство оказывало сопротивление повышению рент, являлись, как и следовало ожидать, выступления отдельных крестьян против своих лордов. Во многих манорах лорды пытались увеличить отработочные повинности и другие формы ренты. Лишь немногие, бесспорно свободные по своему юридическому статусу крестьяне в состоянии были оказать сопротивление повышению рент. Они имели право бороться против этого, прибегая к королевским судам, и феодалам трудно было оспаривать покоившиеся на обычае размеры ренты свободного крестьянина. Вилланы же не имели права обращаться с жалобами на своего лорда в королевский суд и были отданы на произвол лорда и его манориальной курии, если только они не могли оказать действительного коллективного сопротивления. Однако отнюдь не все крестьяне признавали, что они являются бесспорно несвободными, поэтому борьба за ренту предстает на первых этапах как борьба за определение личного статуса. Лорды пытались доказать, что их держатели являются юридически несвободными и потому степень эксплуатации их зависит от «воли лорда»; крестьяне же, со своей стороны, пытались доказать, что они юридически свободны или что их рента установлена на определенном фиксированном уровне в силу каких-либо других законных прав.

Поэтому в начале XIII в. в королевских судах находилось на рассмотрении бесчисленное множество дел, целью которых было определить, является ли такой-то крестьянин по своему происхождению вилланом или нет. Для этого составлялись крестьянские родословные, многие из которых были настолько длинными, что вполне могли посрамить некоторые «старинные» фамилии. Характерный пример такого рода дел упоминается в «Записной книге» знаменитого юриста XIII в. Брактона. В 1224 г. аббат монастыря Бэтл (около Гастингса, Суссекс) пытался удвоить повинности двух крестьян деревни Кроумарш в Оксфордшире. Оба крестьянина, устами одного из них, утверждали, что они свободные люди и, следовательно, повинности их не подлежат увеличению. Тогда аббат для решения дела со спорившим с ним крестьянином привел его троюродного брата, относительно которого доказано было, что он несвободный. Это оказалось решающим обстоятельством, принесшим аббату победу; в довершение аббат доказал, кроме того, что оба крестьянина выполняли вилланские повинности и работы наряду с другими крестьянами той же деревни, которые, по всеобщему признанию, были бесспорными вилланами и эксплуатация которых не была поэтому ограничена законом.

Этот и многие другие случаи приводили в конце концов к тому, что по всей Англии крестьяне многих маноров были осуждены на закрепощение и неограниченную эксплуатацию. Мы знаем об этих случаях лишь потому, что их рассматривали королевские суды. Значительно большее число таких случаев, по-видимому, не выходило за пределы манориальных курий. Движение протеста, шедшее судебным путем, не ограничивалось, однако, отказом отдельных лиц нести налагавшиеся на них тяготы. В некоторых случаях крестьяне пытались доказать, что они все — свободные люди, как это сделали крестьяне Стоутона в Лестершире в 1279 г. Лестершир был областью, густо заселенной датчанами после их вторжений в Британию. Скандинавские племена, у которых родовой строй сохранился лучше, чем у англосаксов, среди которых они поселились, создали традицию крестьянской свободы в Восточной Англии. На этом основании мужчины и женщины Стоутона утверждали, что они являются свободными «сокменами», платящими аббату Лестерского монастыря лишь денежную ренту и обязанными в определенных случаях являться в суд. Но аббат был несравненно влиятельнее в королевском суде, чем крестьяне, и имел возможность привести свидетелей, подтвердивших под присягой, что держатели аббата — вилланы. Королевские судьи всегда готовы были защищать интересы тех, кто без тени сомнения мог доказать свою свободу, ибо свободные люди были полезным и даже необходимым элементом в местном управлении. Но вместе с тем судьи сами были помещиками, эксплуатировавшими крепостных, и таким же помещиком был король. Поэтому они не желали вмешиваться в отношения между лордами и крепостными».

В сагах об исландцах не только доказывается знатное происхождение исландских бондов путем ссылок на родословные, но герои очень часто доказывают свои относительные духовные и физические способности свободного человека сражениями с королями и князьями. Этот фактор исландских саг Эйнар Ольгейрссон хорошо освещает в главе «Люди родового строя» в своей книге «Родовой строй и государственная власть в первой исландской республике», которая переведена на русский язык[9].

Многие из первопоселенцев Исландии эмигрировали из Норвегии и бежали от угнетения нарастающей власти господствующего класса, которое началось там с приходом к власти Харальда Прекрасноволосого. Они вовсе не были какими-то анархистами, не желавшими никому подчиниться, а наоборот, наиболее лояльными из всех, если только их личные права, как свободных людей, не нарушались. В период создания саг об исландцах в Исландии существуют уже и богатые земельные собственники с частной военной дружиной и праздный класс, класс не обязанный трудиться. В тех частях страны, где классовое общество достигло наивысшей степени развития, никакой оппозиционной литературы против этого восходящего класса написано не было. Саги об исландцах появляются в тех частях страны, где сопротивление всевластию феодальных семейств является наиболее ожесточенным. Исландия — большой остров площадью в 104000 км², причем горные хребты и реки разделяют страну на отдельные, почти изолированные части. Районы, где были созданы саги об исландцах, находятся как раз в тех частях на западе и на востоке страны, где управляли малые хавдннги, или иными словами — там, где родовой строй имел наиболее глубокие корни. Люди писали там именно так, как написаны саги об исландцах не потому, что у них возникало желание писать книги на основе общественного реализма, а просто потому, что их вынуждали к этому; они должны были подняться на защиту от нападения чужой классовой власти. Авторы саг пользовались тем преимуществом, что они не должны были являться на суд господствующего класса, чтобы там доказывать, что они свободные люди, как это должны были делать английские крестьяне. Исландцам удалось доказать всему миру, что они — свободный народ, и поэтому они создали исландскую республику в 1944 г.

Общественный реализм саг об исландцах «уходит своими корнями к обществу, в котором человек занимал еще главное место, а главным героем истории был трудящийся, его жизнь и труд, его горести и радости. Человек, трудящийся бонд, еще не превратился в орудие обогащения господствующего класса, еще не сделался безымянным холопом, которого можно было убивать или унижать во имя славы угнетателя», говорит Эйнар Ольгейрссон в книге «Родовой строй и государственная власть…»[10].

«Этим я не хочу сказать, что древнеисландская литература — это реалистическая литература в современном понимании, но то, что древние исландские саги видели мир менее заслоненным ученостью, более обнаженным, нежели западноевропейская литература того времени, направляли внимание более на творение, чем на творца, что было — безбожным согласно христианскому учению», говорит X. К. Лакснесс в «Заметках о древних сагах»[11].

«Средневековая западная литература воспринимает предмет, сюжет только в таком смысле, чтобы он служил для проповеди того, чем он сам не является, символизируя нечто иное», говорит Лакснесс в этой же работе. Там, где класс собственников имел решающую власть, он создал литературу в соответствии со своими классовыми интересами и задушил все другие литературы, — и таким же образом поступил в отношении религии. Исландцы XII и XIII века были настоящими христианами, но как же можно объяснить тот факт, «что в то время, как здесь (т. е. в Исландии — ред.) имеется всего больше церквей, здесь создается самая языческая литература в Европе, и Исландия является единственной страной этой части света, где языческий дух создает произведения, имеющие высокую культурную ценность?»[12]. Так спрашивает X. К. Лакснесс в вышеуказанной работе, а Эйнар Ольгейрссон отвечает в «Родовом строе и государственной власти…»: «Если мы под понятием «язычество» понимаем такое мировоззрение, где главное, центр — человек, а реализм — господствующая точка зрения, то тогда язычество продолжало быть мировоззрением исландского общества в XI и XII вв., а исландское христианство было реформой нравов, приспособленной к этому мировоззрению. Это языческое христианство или христианское язычество отличается поэтому коренным образом от христианства континента Европы, которое является орудием в руках угнетающей власти, цель которой — унижать человека и попирать его. И именно потому, что исландское христианство XI и XII веков было прежде всего «излечиванием», ликвидацией варварства, а не «болезнью» и утешительной проповедью человеческого ничтожества, оно и было столь популярным в Исландии, о чем свидетельствует множество церквей»[13].

Здесь я не буду касаться особенного положения или специфики исландского христианства в эпоху первой республики (930–1262 гг.); Эйнар Ольгейрссон подробно исследует этот вопрос в своей книге. Но я несколько подробнее рассмотрю то восстание духа, которое вызвало исландские саги, — восстание против всевластия духовенства и королей и давайте поближе рассмотрим героя саги — Эгиля Скалла-Гримссона.

Припомним, что весьма сомнительно, является ли прототипом героя саги об Эгиде подлинная личность X века, хотя имя Эгиля встречается в родословных.

X. К. Лакснесс говорит, что Эгиль Скалла-Гримссон является таким уникальным явлением «в литературе христианского народа, что нигде в Европе нет ничего ему параллельного и крайне мало сколько-нибудь похожего», и что поэтому вполне понятно, что Йоун из Груннавика (исландский ученый начала XVIII в.), когда его консультировали в качестве специалиста, по поводу саги об Эгиде, вынес решение, что «такую книгу можно, правда, печатать, но переводить нельзя». Он так заботился о репутации своей родины, что не мог допустить распространения такой клеветы об исландцах, какой является эта книга о «грубости и алчности».

Но этим, конечно, не исчерпывается характеристика Эгиля. Он сражается с мечом в руке с королем Норвегии, убивает его родных и таким образом мстит за насилие и несправедливость со стороны королевской власти по отношению к себе и к своим родным. Но исландский бонд побеждает королевскую власть не только мечом. Совершив военные подвиги, он в конце концов, попадая безоружным в руки короля Эйрика, побеждает его в силу своего духовного превосходства и с гордо поднятой головой покидает королевский дворец в Йорке. Светский король, следовательно, не смог подавить исландского бонда. Не был этого в состоянии сделать во времена Снорри и король королей, сидевший на небесном троне, которому в то время должны были поклоняться все, кроме исландского бонда. Эгиль вызывает всемогущего Одина на очную ставку и спорит с ним, пока они не примиряются, как равный с равным. В конце концов Эгиля сражает только старость, как и Тора — бога грома. Таков был народный герой, которого Стурлунги выдвигали в качестве символа в борьбе против представителей поднимающейся государственной власти в Исландии.

В период средних веков святые, ангелы и черти были такой же реальностью в области идей и в литературе развитых классовых государств, какими ныне являются герои детективных романов и кинозвезды. X. К. Лакснесс пишет, что одним из обстоятельств, которое приближает «Сагу о Ньяле» (одно из величайших произведений исландской литературы) к объективной реальности теснее, чем большинство других иностранных произведений литературы, — это то, что «естественные», а не «теологические» события, — являются главными событиями романа — и это одна из причин того, что «Сага о Ньяле» является языческой книгой, несмотря на XIII век. Ни одно из решающих событий романа не происходит вне объективного мира; в нем нет ни ангелов, ни чертей, не упоминаются даже скандинавские гиганты или призраки, если не считать некоторых видений, из которых большинство имело место перед Бряуднской битвой[14]. В романе нельзя отметить ни одного случая, когда бы лицо божественного происхождения выдвигалось бы на передний план, чтобы изменить ход событий или перенести их на небеса».

Герои средневекового романа творят благие дела во имя бога:вступают в рукопашную борьбу с язычниками и мошенниками, освобождают княгинь и знатных девушек из рук подлецов, причем бог и святые всегда находятся подле героев и оказывают им помощь, когда ее не откуда ожидать. Но в «Саге об Эгиде» мы всюду можем заметить упорное и сильное противодействие власти божества и модной литературе XIII века. Эгиль является «воинствующим пиратом и грабителем; единственной целью его нашествий, грабительских походов и рискованной деятельности при дворах королей является собирание для себя небольшого количества деньжонок… Он некрасив, он прикрывает свое лицо плащом, когда ему случается видеть свою любимую», в то время как герои тогдашней иностранной литературы — красивы и чаруют красавиц своей грациозностью. Приемы борьбы Эгиля также не более рыцарственны, чем его внешность. «Он харкает людям в лицо, ради забавы выдавливает им пальцем глаза, так что те выходят на затылок, перегрызает горло»[15], в то время как герои рыцарских легенд более эстетическим способом — сверкающими мечами разделывают людей на части. Этот бунт против всевластия церкви и светских властителей осуществлялся в тех областях Исландии, куда еще не распространилось господство крупных хавдингов; он усилился еще более в связи с тем, что крупные хавдинги выступили против тогдашнего епископа Хоуларского Гудмунда Арасона. Этот бродячий епископ, исландский Франциск Асисский был популярен среди народа; он поощрял бондов к оппозиции богу и временно ослабил влияние церкви. Путешествуя по стране, он носил с собой священные реликвии, посвящал богу колодцы и скалы (хотя некоторые высмеивали его крещения и утверждали, что не могут различить костей святых от лошадиных). «Сага об Эгиле» — самое революционное произведение исландской древней литературы, и она в свое время сыпала искры в порох. Древний свободный родовой строй в XIII веке в Исландии был еще настолько силен, что народ мог поклоняться идеалу человека этого общества и еще отчетливее отличал этот идеал в силу тех социальных сдвигов в стране, которые были вызваны усилением полуиностранного и иностранного господствующего класса. В одной из поэм Эдды, в «Заклинании Гроа», говорится: «Ты должен сам помогать себе». Эта мысль отражает одну из характернейших черт героев исландских car — это прежде всего целеустремленные люди, достигающие цели самостоятельно. Может быть, они кажутся беспомощными и грешными, если смотреть на них с точки зрения нравственности господствующего класса. Но что такое грех для исландских саг? Этого понятия там вообще не существует. Герои этих саг одни и без всякой поддержки оказываются поставленными перед сложными проблемами своей жизни и должны сами разрешать все свои трудности. Их идеал — человек, наделенный способностями и человеческими достоинствами. Он мудр, скромен, осторожен, но одновременно бодр и радостен, честен и никогда не падает духом. В древнеисландской литературе невозможно найти и намека на то, чтобы людям предлагалось стать добрыми ценой купания в реке или терпеть несправедливость и насилие и считать светское зло преддверием к небесному счастью; такие иллюзии авторам car не приходят в голову. Их герои ближе нам, людям современности, чем любые Другие герои, созданные литературой прошлого; они стали вечными спутниками многих исландских поколений и придавали им силу в борьбе против несправедливости и угнетения в течение веков.

Но в XIII веке исландцам постепенно пришлось согнуться перед всемогуществом церковной и королевской власти, и в Исландии постепенно образовались классы, государственная власть и привилегированные слои. Мятеж против классового общества, поднятый в литературе, провалился в том смысле, что с его помощью не удалось одержать победу над властью угнетателей. После написания «Саги об Эгиле» романы в таком же духе создавались в тех частях страны, где еще не укрепилась власть хавдингов. В областях, где господствовали Хойкдайлиры и Оддаверяры, саг в собственном смысле не было создано. Там могли появиться лишь произведения, пропитанные влиянием тогдашней модной европейской литературы господствующего класса. Потомки же Стурлунгов долго еще продолжали усиленную культурную деятельность. Однако после XIII века пришлось долго ждать, чтобы легенды о святых вновь объяснялись нам таким же, так сказать, «неотеологическим» способом, как это делал в свое время Снорри Стурлусон, который сообщал, что святой Олав сам прорыл к морю канал, чтобы убежать от своих врагов, в то время, как церковная легенда гласила, что проход к морю внезапно открылся сверхъестественным образом.

Предстоит еще большая работа по детальному исследованию древней литературы моего народа, ибо до сих пор марксисты мало что предприняли в этой области. Но если моя статья приведет к переоценке традиционного взгляда на исландские саги, если читатели саг станут смотреть на них как на целеустремленную, общественно-реалистическую литературу того времени, то тогда я считал бы, что достиг своей цели.

Примечания

[1] Islenzka Þjoðveldi, Reykjavík, 1953.

[2] Ton Helgason. Norrøn Litteraturhistorie, S. 93.

[3] V. G. Childe. History. P. 17.

[4] В Северо-Западной Исландии. В этой же области находятся острова Тингэйрар.

[5] Ton Helgason. Norrøn Literaturhistoria. Munskgaard, København, 1934.

[6] Einer Ol. Sveinsson. Sagnaritun Oddavrja. Stidia Islandica.

[7] Sigurdur Nordal. Snorri Sturluson, Reykjavik, 1920; Gunnar Benediktsson. Snorri skald i Reykholti, Reykjavik, 1957.

[8] См. русский перевод этой книги: Р. Хилтон и Г. Фаган «Восстание английского народа в 1381 г.», Москва, 1952. Стр. 39–41.

[9] Ольгейрссон Э. Из прошлого исландского народа. М., 1957.

[10] См. Ольгейрссон Э. Цит. произв., стр. 222.

[11] H.K. Laxness. Sjalfsagdir hlutiv, S. 27.

[12] См. Ольгейрссон Э. Цит. произв., стр. 223.

[13] Ольгейрссон Э. Из прошлого исландского народа. М., 1957, стр. 223–224.

[14] Эта битва называется не по имени места битвы, а по имени лица, принимавшего в ней участие — Бряудна.

[15] H. K. Laxness. Silrihavad grein.

Автор статьи — Бьёрн Торстейнссон (Björn Þorsteinsson), Магистр философии (Рейкьявик, Исландия); ум. в 1986 г.

Перевод Арнора Ханнибалссона

Статья была опубликована в «Скандинавском сборнике. Выпуск 3», Таллинн, 1958.

 

http://norse.ulver.com/articles/thorsteinsson.html