Еврейская литература средних веков и Возрождения

Главная страница>Средневековая цивилизация>Западная Европа>Средневековая литература

\еврейско-испанском, \. Богатый повествовательный материал, содержащийся в талмудическо-мишнаистской литературе, подчинен дидактическим, моралистическим и экзегетическим целям. В раннем средневековье происходит формирование повествовательной литературы, в которой широко используются талмудические, аггадические и мидрашистские мотивы, однако их разработка не подчинена внешним целям, а является функцией сюжета. Характерной чертой этой литературы служит обращение к темам и мотивам послебиблейских апокрифов и псевдоэпиграфов, которые совершенно игнорировались в талмудической и гомилетической мидрашистской литературе. Следует, однако, подчеркнуть, что влияние этих сочинений ограничивалось исключительно содержанием, совершенно не затрагивая форму, в первую очередь потому, что знакомство еврейских авторов с апокрифической и псевдоэпиграфической литературой было не прямым, а опосредовалось принятыми у христиан источниками — Десять мучеников), где разрозненные предания о рабби крестовых походов и отражены в проповеди Аврахама бен Эли‘эзера ха-Леви «Мегиллат Амрафел» («Свиток Амрафела») накануне изгнания евреев из Испании. В «Сефер Зрубавел» («Книга Зрубавела») талмудические представление о двух мессиях — из колена Эфраима и грядущего за ним — из дома Давида — разработано, под явным влиянием псевдоэпиграфического жанра, в апокалиптическое повествование о событиях конца дней, причем главные герои истории — мать мессии Хефци-Ва и «антимессия» Дана — он якобы принадлежит сам.

Как и в предшествующий период, значительное место занимают повествования на библейские темы, однако и здесь проявляется стремление к подчинению материала авторскому художественному замыслу. Так, широкое развитие получает разработка библейских эпизодов в самостоятельные повести, в которых события и характеры трактуются в духе средневековых представлений и в рамках принятых тогда литературных условностей. Таковы «Ма‘асе Аврахам авину» («История праотца Авраама») — агиографическая повесть об Иосиппон (953 г., Италия) посвящен изложению событий антиримского восстания, книга открывается кратким пересказом всей предшествующей еврейской истории, составленным в характерном для средневековья легендарном стиле. Автор Эксиларх) — хроника вавилонских эксилархов; Иосиппон (см. выше), основанный на сочинениях Историография, \ и кристаллизацией ее основных типов. Образцы ранних анонимных пиютов часто встречаются в талмудических источниках и обнаружены в Каирской кина), и иоцер, принадлежащий кИосе бен Иосе (около 5 в.), поэзия которого еще мало чем отлична от предшествующего анонимного пиюта. Поворот к новому, цветистому стилю с широким использованием риторических украшений, пользованию рифмой и активному языковому творчеству, характеризующим так называемый «восточный» пиют, намечается в творчестве Пиют,\, где еврейские поэты пользовались покровительством Гранады, визиря и военачальника Иехуды ха-Леви (конец 11 в. – первая половина 12 в.), автора как светской, так и литургической поэзии (сохранилось около 800 его произведений). Его поэзию отличают виртуозность в использовании традиционных риторических тропов и жанровых форм и свобода, с которой он отступает от установившихся канонов и поэтических условностей. Новаторство поэта проявляется в большинстве жанров, в которых он работал. Так, например, Иехуда ха-Леви обогатил жанр траурного стихотворения, введя в него балладную строфическую форму и тему диалога с усопшим. Для поэзии Иехуды ха-Леви характерен широкий диапазон чувств; так, эмоциональный спектр его любовных стихотворений простирается от шутливой легкости до страстной чувственности. Среди около 350 его пиютов особое место занимает цикл «Ширей ха-галут» («Песни изгнания», известные также как «Сиониды»), в котором глубокое религиозное и национальное чувство сочетается с образностью поэтических и пророческих книг Библии.

Наиболее характерной чертой еврейской поэзии в мусульманской Испании является обращение к языку Библии, который, в противоположность талмудическому ивриту и ивриту «восточного» пиюта, рассматривается как единственно аутентичная форма иврита, точный, прекрасный и божественный язык. В этой позиции содержится скрытая полемика с арабской поэтикой, в которой язык Тодрос бен Иехуда ха-Леви Абул‘афия.

Литургическая поэзия формировалась под влиянием светской поэзии, и ее стиль представлял собой реакцию на стиль «восточного» пиюта. Первые испанские пайтаним еще писали в традициях «восточного» пиюта, однако вскоре и в литургической поэзии возобладал библейский языковой пуризм — особая роль в этой области принадлежит Ибн Габиролу. В то время как в классических типах пиюта версификация зачастую остается свободной, в тех формах литургической поэзии, которые возникли в Андалусии, используется квантитативная просодия. Однако основной метрической системой андалусской литургической поэзии является специально разработанный для нее тип метра, основанный на фиксированных чередованиях числа слогов в строке. По своим литературным достоинствам пиют не уступает лучшим образцам светской поэзии. Наиболее значительными литургическими поэтами мусульманской Испании были Иосеф ибн Авитур (конец 10 в. – начало 11 в.), Шломо Ибн Габирол, Ицхак ибн Гайят (вторая половина 11 в.), Моше Ибн Эзра и Иехуда ха-Леви.

В период распада мусульманской Испании на малые эмираты многие поэты-евреи вели скитальческую жизнь, ища покровительства у евреев-вельмож, таких, как Иекутиэль ибн Хасан в Сарагосе (см. \. С вторжением в Андалусию Альмохадов (1145), с одной стороны, и успехами Реконкисты — с другой, центр еврейской поэзии перемещается на север, в христианские области Испании. Поэты христианской Испании видели себя продолжателями традиции андалусской поэзии, но как изменившиеся культурные и языковые условия, так и развитие тенденций, наметившихся уже в творчестве самих андалусских поэтов, постепенно значительно изменили облик еврейской поэзии в Испании. Так, хотя в теории еврейские поэты продолжают утверждать, что библейский иврит служит единственным языковым образцом, на практике к середине 13 в. талмудический иврит и даже иврит средневековой еврейской научной литературы проникает в поэзию. Одновременно с этим намечается тенденция к прозаизации поэтической речи, с одной стороны, и маньеризму — с другой (например, стихотворения, в которых используются лишь определенные буквы, стихотворения, обладающие геометрическими графическими формами и т. п.). В жанровом отношении наиболее характерным новшеством было развитие заимствованной из арабской поэзии формы, называемой макама — повествование (обычно — развлекательные истории) в рифмованной прозе (с особым вниманием к стилистической виртуозности), перемежающейся стихами (зачастую повествование служит лишь поводом для стихотворных пассажей).

Начало светской поэзии в христианской Испании и Провансе было стимулировано творчеством Аврахама Ибн Эзры, выдающегося поэта, библейского комментатора, филолога и ученого, покинувшего Андалусию около 1140 г. и активно содействовавшего распространению андалусской поэзии в южной Европе. Его собственное творчество уже обнаруживает характерное для последующей поэзии сочетание традиции с новыми веяниями, в частности, реалистическими тенденциями, нетрадиционными жанрами, ставшими затем излюбленными в еврейской поэзии (например, стихотворение-диспут между абстрактными идеями), склонностью к маньеризму. Особое место в творчестве А. Ибн Эзры занимает поэма в рифмованной прозе «Хай бен-Мекиц» («Живой, сын Пробуждающегося») — аллегорическое путешествие героя, олицетворяющего Разум, в таинственные миры. Высоким совершенством отличается литургическая поэзия А. Ибн Эзры.

В 12–15 вв. взаимодействие между андалусской традицией и многообразными инновациями с наибольшей яркостью проявляется в макамах. Лучшим образцом этого жанра в еврейской литературе является «Тахкемони» («Ты умудряешь меня», написано после 1220 г.) Провансе, где писали Аврахам бен Ицхак Бедерси и Ицхак ха-Горни, своего рода еврейский трубадур, объезжавший еврейские общины со своими музыкальными инструментами. Более значительным еврейским поэтом Прованса был сын Аврахама Бедерси, Израиль — народ в диаспоре. В средневековом христианском мире;\; иногда использовался повторяющийся рефрен, завершающий каждую строфу. В отличие от «калировского» пиюта, размер, основанный на постоянном числе слов в строке, был обязателен. В 10 в. – начале 11 в. в Италии происходит возрождение «трудной» «калировской» рифмы, однако при этом итальянский пиют не отступает от требования обязательного размера. Наиболее значительным пайтаном, работавшим в этом стиле, был Шломо бен Иехуда ха-Бавли (середина 10 в.); некоторые из его многочисленных последователей, переселившиеся в прирейнскую область, оказали определяющее влияние на формирование франко-германского пиюта и его первоначальный стиль. В 11–12 вв. происходит возврат к нормам 9 в.: пиют использует строфическую форму с отдельной рифмой для каждой строфы, что объясняется проникновением в Италию влияния андалусской еврейской поэзии. Это влияние отчетливо сказывается в творчестве поэтов начала 12 в. — Иерахмиэля бен Шломо и других. В первой половине 11 в.Фернандо де Рохаса«Трагикомедия о Калисто и Малибее». В конце того же столетия Саббатай Цви). Последним значительным средневековым поэтом в Италии был Театр.

\Исраэля бен Моше Наджары, поэта-каббалиста, писавшего на иврите и арамейском языке. Наджара сочетает испанские и итальянские традиции и использует как квантитативную андалусскую просодию, так и строфические силлабические формы. Наряду с пиютами, многие из которых вошли в синагогальную литургию, Наджара писал светские стихи и песни. Творчество Наджары оказало большое влияние на развитие новой еврейской поэзии.

\Махзор, в который включены лишь те пиюты, которые были либо написаны самим Калиром, либо следовали его правилам рифмовки. Значительное количество иоцрот и особенно слихот было создано в этом стиле. Однако в 11–12 вв. ашкеназские пайтаним, как и их итальянские коллеги, отходят от энигматического стиля Шломо ха-Бавли и «калировской» рифмы. В 11 в. пайтан Меир бен Ицхак в одном из своих пиютов использовал квантитативную андалусскую просодию, однако это новшество не привилось. Среди наиболее значительных литургических поэтов 10–11 вв. — Шим‘он бен Ицхак (чье творчество сформировалось под сильным влиянием Моше бен Калонимоса), Мешуллам бен Моше и рабби Тосафот) и поэт, отразил в своих стихотворениях бедствия, перенесенные его общиной (резня 1137 г. и погромы во время 2-гоХасидей Ашкеназ. Эл‘азару принадлежит множество пиютов, в которых выражена глубокая вера и преданность Богу и вместе с тем — протест перед Всевышним против страданий, обрушившихся на Его народ (во время одного из погромов погибла семья Эл‘азара, а сам он был тяжело ранен, о чем он рассказывает в одном из своих стихотворений), и надежда на отмщение и Пиют, Франция; \. Историографические сочинения получают широкое распространение в еврейской литературе. Трагические события, обрушившиеся на франко-германские общины в эпоху крестовых походов, стоят в центре хроник Шломо бен Шим‘она и Эли‘эзера бен Натана из Майнца (1140?), а также Эфраима бен Я‘акова из Бонна (не ранее 1196 г.). «Сефер ха-каббала» («Книга традиции») Аврахама бен Шмуэля Закуто — история развития Устного Закона и хронология законоучителей. «Шалшелет ха-каббала» («Последовательность традиции», 16 в., Италия—Турция) Гдалии бен Давида Ибн Яхьи — серия очерков о различных аспектах еврейской истории. «Цемах Давид» («Росток Давида», 16 в., Германия) Давида бен Шломо Ганса содержит обильную информацию о еврействе Германии и Польши. История восточного, в первую очередь, египетского еврейства изложена в сочинении Иосефа бен Ицхака Самбари «Диврей Иосеф» («Слова Иосефа»; вторая половина 17 в.).

На протяжении 16 в. всеобщая история вызывает все больший интерес еврейских историографов; наряду с усиливающейся тенденцией рассматривать еврейскую историю в более широком историческом контексте появляются сочинения еврейских авторов, посвященные истории других народов: история монархов Франции и Турции Иосефа ха-Кохена (см. выше) и история Оттоманской империи (1523) Элияху Капсали с Крита. Первый критический труд по еврейской истории «Меор эйнаим» («Свет очей», 16 в., Италия) принадлежит Биньямина из Туделы, содержащая описание еврейских общин, которые автор посетил во время его путешествия (1159–73) по странам южной Европы и Ближнего Востока. Его современникПутешественники; \ 12–13 вв. Книга включает сотни историй этого жанра, которые, в отличие от экземплумов, пришедших из мусульманской литературы или созданных по их образцу, носят конкретный повседневный характер и трактуют повседневные этические проблемы. Многие истории дают примеры поведения, выказанные евреями во время резни, учиненной крестоносцами, однако большинство иллюстрируют нормы морального поведения в ситуациях искушения гордыней, дурными порывами и т. п., а также в обращении с женщиной, неевреем и т. п. Ряд экземплумов иллюстрирует путь раскаяния через умерщвление плоти; экземплумы такого рода вновь появляются в 16 в. в Цфате, где каббалисты практиковали умерщвление плоти как способ покаяния в собственных грехах и грехах всего Израиля.

Наряду с экземплумом в литературе Хасидей Ашкеназ широко представлены истории о сверхъестественных явлениях, тех, в которых, с точки зрения приверженцев этого движения, в полной мере обнаруживается воля и присутствие Бога. Рассматривавшиеся как отчеты о случившемся, эти рассказы тяготеют к краткости и безыскусным свидетельствам (многие из таких историй 12 в. были собраны в 19 в. и разработаны братьями Гримм в качестве основных сюжетов немецкого сказочного фольклора). Истории «Сефер хасидим» стали одним из основных источников материала для еврейских авторов в последующие столетия.

Хотя мудрецы Хасидей Ашкеназ — Шмуэль хе-Хасид, его сын Шим‘оне бар Иохае, его сыне Эл‘азаре и учениках последнего. Так, например, рассказывается, что, когда рабби Шим‘он погружался в учение, птицы переставали летать близ него, пламя охватывало его, и чудеса случались с людьми, находившимися поблизости. Книга, написанная в основном Иосефе дела Рейна, которому при помощи магии и каббалы почти удалось подчинить своей воле диббука, ставшая впоследствии одной из наиболее популярных в еврейской агиографии.

В 17 в. литература Цфата распространяется по всему еврейскому миру, однако особое влияние она приобретает среди евреев Восточной Европы. Число версий и легенд Луриева цикла беспрестанно растет, одни и те же легенды рассказываются о различных мудрецах, преимущественно каббалистах. Еврейская литература Восточной Европы 17–18 вв. является непосредственным продолжением литературы Цфата.

Агиография — единственный повествовательный жанр средневековой литературы на иврите, который продолжал развиваться в Новое время и именно тогда достиг высшего художественного совершенства. Новая агиография на иврите (и на идиш) связана с цаддиках; сотни историй были собраны и опубликованы в 19–20 вв.; почти о каждом значительном хасидском рабби, включая живших в 20 в., существует агиографический цикл. См. также Хасидизм, а также \), обнаруживающий влияние распространенного в средневековой литературе жанра историй о животных, в частности, басенного сборника «Эзоп» Марии Французской. Специфически еврейский характер сборника Берехии выражается прежде всего в языковой игре: животные беседуют на библейском иврите, уснащая свою речь талмудическими цитатами. Аналогичный сборник «Иггерет ба‘алей хаим» («Послание о животных», первая половина 14 в.) Калонимоса бен Калонимоса из Прованса является переводом с арабского.

Появление «Тахкемони» Иехуды Алхаризи (см. выше: Еврейская поэзия в христианской Испании и Провансе) или в полемико-апологетическом послании \. Биографический и автобиографический жанры были неизвестны древней (за исключением апологетической «Жизни» Хисдая Ибн Шапрута). В 9 в. появилось произведение, жанр которого можно определить как легендарную автобиографию — сочинение Элдада ха-Дани (см. выше: Ицхака Абраванеля (1551), основанная, по-видимому, на автобиографических заметках, разбросанных по трудам последнего. В том же веке появляется «Гей хиззайон» («Долина видения», 1587) Аврахама Ягела, в котором автор, находясь в заточении, рассказывает историю своей жизни покойному отцу, явившемуся ему во сне. В центре произведения стоят не исторические события или участие в каком-либо значительном предприятии, а сравнительно тривиальная жизненная история автора; Ягел использует автобиографическую форму, чтобы рассказать о своих жизненных бедах и причиненных несправедливостях; эта сосредоточенность на личной судьбе делает произведение Ягела первой подлинной автобиографией на иврите. В рассказах же духов, встреченных автором во время его небесного путешествия с отцом, сказывается влияние итальянской ренессансной новеллы.

Шедевром автобиографического жанра в средневековой литературе на иврите является «Хайей Иехуда» («Жизнь Иехуды») Леоне (Иехуды Арье) Модены (конец 16 в. – начало 17 в.). С откровенностью, вновь достигнутой лишь в автобиографиях Нового времени, автор раскрывает перед читателем свой внутренний мир и рассматривает различные стороны своего характера. Модена видит в своей жизни непрерывную цепь провалов и неудач, его мироощущение проникнуто циничным скептицизмом.

О развитии литературы на иврите с 18 в. до наших дней см. Идиш литература; см. также Хаскалы евреи начинают принимать особенно активное участие в литературном творчестве народов, среди которых они живут. Большинство писателей, писавших на языках окружающих народов, не затрагивали еврейскую тематику или касались ее лишь спорадически; произведения этих писателей представляют собой вклад в соответствующие национальные литературы; однако существуют также писатели, чье творчество целиком посвящено еврейской теме, так что их произведения следует рассматривать как часть еврейской литературы и классифицировать — в зависимости от избранного ими языка — как еврейско-немецкую, еврейско-русскую, еврейско-английскую и т. п. литературы.

http://www.eleven.co.il/article/15665