Гимны к ночи. Глава четвертая

Глава  четвертая

Я знаю  теперь, когда наступит последнее утро, когда больше Свет не прогонит Ночи,  любви не спугнет, когда сон будет вечен в единой неисчерпаемой грезе. В  изнеможенье небесном влачусь я. - Утомительно долог был путь мой ко гробу  святому, тяжек мой крест. Недоступный обычному чувству, прозрачен родник,  бьющий в сумрачном лоне холма, чьим подножьем земной поток пересечен; кто  вкусил сокровенного, кто стоял на пограничной вершине мира, глядя вниз, в  неизведанный дол, в гнездилище Ночи, - поистине тот не вернулся в  столпотворенье мирское, в страну, где в смятении вечном господствует Свет.

Пилигрим  на вершине возводит кущи свои, мирные кущи, томится, любит и смотрит ввысь,  пока долгожданный час не унесет его в глубь источника. Все земное всплывает,  вихрем гонимое вспять; лишь то, что любовь освятила прикосновением своим,  течет, растворяясь, по сокровенным жилам в потустороннее царство, где  благоуханьем приобщается к милым усопшим. Еще будишь усталых ты, Свет, ради  урочной работы, еще вливаешь в меня отрадную жизнь - однако замшелый памятник  воспоминанья уже не отпустит меня в тенета к тебе. Готов я мои прилежные руки  тебе предоставить, готов успевать я повсюду, где ты меня ждешь, - прославить  всю роскошь твою в сиянье твоем, усердно прослеживать всю несравненную  слаженность, мысль в созиданье твоем ухищренном, любоваться осмысленным ходом твоих  сверкающих мощных часов, постигать соразмерность начал твоих, правила твоей  чудной игры в неисчислимых мирах с временами своими. Однако владеет моим  сокровенным сердцем одна только Ночь со своей дочерью, животворящей Любовью. Ты  можешь явить мне сердце, верное вечно? Где у твоего солнца приветливые очи,  узнающие меня? Замечают ли твои звезды мою простертую руку? Отвечают ли они мне  рукопожатьем, нежным и ласковым словом? Ты ли Ночи даруешь оттенки, облик  воздушный, или, напротив, она наделила твое убранство более тонким и сладостным  смыслом? Чем твоя жизнь соблазнит, чем прельстит она тех, кто изведал восторги  смерти? Разве не все, что нас восхищает, окрашено цветом Ночи? Ты выношен в  чреве ее материнском, и все твое великолепие от нее. Ты улетучился бы в себе  самом, истощился бы ты в бесконечном пространстве, когда бы она не пленила  тебя, сжимая в объятьях, чтобы ты согрелся и, пламенея, зачал мир. Поистине был  я прежде тебя, мать послала меня с моими сородичами твой мир заселять, любовью  целить его, дабы созерцанию вечному памятник-мир завещать, мир, возделанный  нами цветник, увяданию чуждый. Еще не созрели они, эти мысли божественные, еще  редки приметы нашего прозрения. Однажды твои часы покажут скончание века, и ты,  приобщенный к нашему лику, погаснешь, преставишься ты. Я в себе самом ощутил  завершение твоих начинаний, небесную волю, отрадный возврат. В дикой скорби  постиг я разлуку твою с нашей отчизной, весь твой разлад с нашим древним дивным  небом. Тщетен твой гнев, тщетно буйство твое. Не истлеет водруженный навеки  крест победная хоругвь нашего рода.

Путь  пилигрима

К  вершинам, вдаль,

Где  сладким жалом

Станет  печаль;

Являя  небо,

Внушил  мне склон,

Что для  восторгов

Там нет  препон.

В  бессмертной жизни,

Вечно  любя,

Смотрю  оттуда

Я на  тебя.

На этой  вершине

Сиянью  конец

Дарован  тенью

Прохладный  венец.

С любовью  выпей

Меня  скорей,

И я почию  

В любви  моей.

Смерть  обновляет

В своей  быстрине,

И вместо  крови

Эфир во  мне.

Жизнь и  надежда

При  солнечном дне,

Смерть  моя - ночью

В  священном огне.