Христианство на древней Руси

“Религия — это вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира, подобно тому, как она — дух бездушных порядков. Религия есть опиум народа”, — читаем у Маркса. “Бессилие эксплуатируемых классов в борьбе с эксплуататорами так же неизбежно порождает веру в личную загробную жизнь, как бессилие дикаря в борьбе с природой порождает веру в богов, чертей, в чудеса и т. п.” — В. И. Ленин. Не секрет, что и в советской историографии роль православия и церкви представала в искаженном идеологическими установками свете. Даже теперь в трудах известных историков можно увидеть походя, без какого-либо анализа произнесенные слова: христианство на Руси — “действенное орудие господства феодалов”. После большевистского переворота 1917 года богоборческие теории претворились в бесчеловечную практику воинствующего и разрушительного атеизма. А между тем без принятия христианства, без этого культурного “взрыва”, произошедшего в Киеве в конце Х века, древнерусская цивилизация, сохранявшая своеобразие, по крайней мере, до конца XVII века, не могла бы возникнуть и развиться до столь высокого уровня. Христианская религия в средневековом обществе Руси — альфа и омега его исторического бытия. Вопрос веры Княжение в Киеве Владимира I Святославича (с 980 года) ознаменовалось двумя событиями, вошедшими в анналы истории Руси. Язычник, как и его отец, князь Владимир решил создать “за теремным двором” целый языческий пантеон. И тогда воздвигли “деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами, затем Хорса, Даждьбога, Стрибога, Симаргла и Мокошь. И приносили им жертвы, называя их богами, и приводили к ним своих сыновей, а жертвы эти шли бесам, и оскверняли землю жертвоприношениями своими”, — так говорится в “Повести временных лет”, общерусском летописном своде, составленном в Киеве во втором десятилетии XII века. А в Новгороде, над рекой Волховом, дядя Владимира, Добрыня, повелел поставить идол Перуна. Так, на линии пути “из варяг в греки” на какое-то время возобладало введенное свыше многобожие. По замыслу Владимира это должно было помочь духовной консолидации различных племен в пределах формирующегося государства. В самом деле, глава пантеона Перун — бог грозы в общеславянской мифологии, поражающий своими стрелами змеевидного врага, он же покровитель князя и его дружины. Происхождение Хорса — сияющего Солнца, несомненно, восточное. Он попал на Русь через иранские и тюркские влияния. Даждьбог у русичей был также связан с почитанием Солнца, но вместе с тем способствовал достижению богатства. Стрибог в мифологии восточных славян сближался с Даждьбогом, но ведал и стихиями природными (в “Слове о полку Игореве” ветры названы Стрибожьими внуками). Загадочен образ Симаргла. Одни ученые считают, что он заимствован из Ирана и восходит к мифической птице Сэнмурв. Другие производят его имя от древнего названия “Семиглав” (для некоторых славянских богов характерна поликефалия — многоглавость. Общеславянская богиня Мокошь (возможно, жена громовержца) близка греческим мойрам, прядущим нити судьбы. Конец Х века, преддверие образования древнерусского государства, Киевской Руси, — период особенный. Происходит переход от варварства к цивилизации, возникают крупные города на важнейших торговых путях. Вместо прежних грабительских походов на Византию под предводительством норманнских конунгов, с ней устанавливаются добрососедские отношения. И на этом фоне языческий пантеон Владимира предстает анахронизмом: он слишком неоднороден по составу, как, впрочем, и само язычество, не спаян единой системой догм и ритуалов. Объединить племена, создать сильное государство на такой зыбкой основе было невозможно. В “Повести временных лет” содержится полулегендарный рассказ, помещенный под 987 годом, об испытании вер. “Мужей славных и умных, числом десять” избрали для ознакомления с религиозными обычаями волжских болгар, немцев, евреев. По возвращении послы пришли к выводу, что “не добр закон их”. Но служба в храмах Греческой земли их поразила. “И ввели нас туда, где служат они Богу своему, и не знали — на небе или на земле мы: ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой... Знаем мы только, что пребывает там Бог с людьми, и служба их лучше, чем во всех других странах”. Однако ни византийская эстетика культового действа, ни красота церковного искусства (при всей их значимости) не стали бы главным доводом в решении Киевской Руси принять христианство. Предпосылки этого события закладывались исподволь. Их можно видеть в дипломатии княгини Ольги, бабки Владимира, убежденной христианки, дважды посетившей византийский двор. Новую религию уже приняла и часть дружинников, главным образом скандинавов, служивших киевским князьям. Еще при князе Игоре (912—942 годы) в Константинополе существовала церковь Пророка Ильи — центр торговой и деловой колонии русских. И в Киеве возводят Ильинскую церковь — в знак солидарности киевских христиан-варягов с царьградскими единоверцами. Итак, выбор консолидирующей общество религии сделан — византийское христианство. Великий реформатор Владимир Красное Солнышко, как его величают в былинах, приняв это решение, положил начало древнерусской цивилизации. Произошел великий исторический переворот. В течение нескольких десятков лет Русь вошла в культурный ареал восточноправославных государств, поддерживая одновременно тесные связи с католическим Западом. 988-й год. После войны с греками за город Корсунь (ныне — Херсонес) и за невесту, греческую принцессу Анну, князь вернулся в Киев. “И возвратившись, повелел ниспровергнуть идолы — одних изрубить, а других сжечь. Перуна же приказал привязать к хвосту коня и волочить его с горы по Боричеву взвозу к Ручью, и приставил двенадцать мужей колотить его жезлами. Это не потому, что дерево может чувствовать, но на поругание бесу, который обманывал людей в этом образе, чтобы принял он возмездие от людей” — так в христианизирующемся сознании языческие боги превращались в демонов. “... На следующий же день вышел Владимир с попами царицыными и корсунскими на Днепр и сошлось там людей без числа. Вошли в воду, и стояли там одни до шеи, другие по грудь, некоторые держали младенцев, а уже взрослые бродили, попы же совершали молитвы, стоя на месте. И была видна радость на небе и на земле, по случаю стольких спасенных душ”. Так описывает это поистине эпохальное событие “Повесть временных лет”. Новая религия входила в жизнь не без сопротивления. Из летописей известно о Новгородском восстании в XI веке, об упорном противодействии волхвов в ярославском Поволжье, об убийстве в XII веке миссионера Кукши в земле вятичей. Но справедливости ради следует все же отметить, что крещение Руси прошло сравнительно безболезненно. Православие стало формирующей силой средневековой цивилизации молодого государства, основой ее духовности, далекой от прагматического практицизма. “И уже не идолопоклонниками зовемся, но христианами, не без упования еще живущими, но уповающими на жизнь вечную. И уже не капища сатанинские воздвигаем, но церкви Христовы созидаем...”. (“Слово” митрополита Киевского Илариона между 1037—1050 годами.) Христианская цивилизация появилась на Руси как чудо, как взрыв, а не как итог каких-то экономических или технических новшеств, ибо материальный интерес для русского человека средневековья никогда не был главным. Язычество и мир развитого Средневековья Древнерусский писатель и проповедник Кирилл Туровский (XII век), радуясь победе христианства, пишет в одном из поучений: “Не нарекутся богом стихиа, ни солнце, ни огнь, ни источницы, ни древа”. И действительно, силы природы, обоготворенные на заре человечества, очень рано приобрели облик человекоподобных существ. В поучениях против язычества упоминаются, например, вилы и берегини — девы вод, подобные русалкам. Священными почитали и животных, особенно медведя и быка. Число главных богов язычества могло расти. А вокруг этого стихийного, неупорядоченного мира богов кишит всевозможная мелкая нечисть: домовые, лешие, полудницы, оборотни, трясавицы (лихорадки) и множество других духов, заполняющих пространство вокруг русича-язычника. Природа служила ему и колыбелью, и могилой, началом и концом. Вместилищем души человека считались важнейшие проявления его жизнедеятельности (например, дыхание) и его органы — сердце, голова. Со смертью человека погибала и его “телесная” душа, но духи усопших — навье — могли вредить живущим. Отсюда обычай “убивать” оружие на похоронах воина, чтобы его душа отправилась вслед за владельцем (недаром в курганах викингов находят умышленно сломанные мечи). По христианскому учению, душа человека сотворена Богом как нечто отдельное и самостоятельное. Особенные свойства души состоят в ее духовности и бессмертии. В язычестве существовали “я” и “мы”, противостоящие враждебному окружению — “они”. “Мы от роду Руськаго”, — говорится в договорах с греками. Между тем на противостоянии иноплеменникам нельзя было решать насущные дела государственного строительства. А деяния первых князей-язычников — Олега, Игоря, Святослава и даже Ольги, жестоко отомстившей “за обиду” древлянам, — в летописях вообще лишены нравственно-этических оценок. Обычаи родоплеменной кровной мести оправдывали жестокость. Культура древних славян отличалась замкнутостью и статичностью. В ее основе — цикл повторяющихся обрядов, связанных с магией земледелия, с крестинами, свадьбами, похоронами. Огромная роль отводилась гаданиям, заговорам, заклинаниям, фольклорным жанрам “плачей” и “похвал”. В княжеской среде складываются дружинные эпические сказания (некоторые вошли позже в летописание). Об этой красочной культуре сегодня можно (хотя и с известной долей осторожности) судить по этнологическим параллелям, то есть сравнивая ее с культурой других народов этой ступени развития. “Человек в подобном типе культуры предстает обезличенным объектом, частью всего сущего. Он не осознает и не воспринимает себя как нечто особенное по отношению к другим объектам”, — отмечает современная исследовательница Л. А. Черная. Но именно эта культура предшествовала и в определенной мере подготавливала почву к возникновению древнерусской цивилизации, которая основывалась уже на иных идеалах. Язычество впитало в себя разновременные, подчас очень архаические пласты, например культ предков, связанный с идеей умножения потомства, преемственности поколений — отсюда почитание “рода” и “рожаниц”. Еще в XII веке русичи приносили предкам дары хлебом, творогом и медом. В своем семейном пантеоне отец — старший рода — как бы выполнял роль жреца, и по его кончине близкие приносили ему жертвоприношения. В скандинавской мифологии павших в битве вождей и героев принимает в небесную палату—Вальхаллу верховный бог Один; там они, как и при жизни, проводят время в поединках и пирах — вот почему так много предметов быта в захоронении язычника. По обилию вещей в могилах или их отсутствию, по типу захоронений археологи судят о распространении христианства в Восточной Европе, о социальном составе его приверженцев. Отношения с богами, хотя и освященные с глубокой древности традицией и сложившимися ритуалами, напоминали откровенную сделку по принципу: “Я дал тебе, чтобы ты дал мне”. Если божеству принесены жертвы — хлеб, вино, животные, а иногда и люди (обычно рабы и военнопленные), то от него ждут выполнения просьбы. Каждому из богов, по языческому благочестию, воздается то, что ему причитается, но с оглядкой на интересы остальных, чтобы не нарушить меру в их иерархии. Христианство и язычество разделяет духовная пропасть, сравнимая, пожалуй, с различием между идолом и иконой. Грубо высеченный идол с человекоподобными чертами, один из многих в системе многобожия, — это Бог сам по себе, властвующий над какой-либо космической стихией и принимающий разные воплощения. Такие каменные монументальные изваяния или маленькие фигурки из самых разнообразных материалов широко распространены у восточных славян. Тому подтверждение — археологические раскопки. Напротив, икона — это и священный почитаемый предмет, и образ, каноническое изображение Христа, Богоматери или святого. Христианство возвысило человека над его повседневным бытием, придало земной жизни смысл, вселило надежду на вечную жизнь души. Недаром В. В. Розанов говорил: “Христианство нежнее, тоньше, углубленнее язычества”. Под воздействием православия русский характер психологически трансформировался, в корне изменился менталитет народа и в том числе — представления о человеке и его месте в обществе, воззрения о природе и Боге как творце всего сущего. Христианство выделило человека из окружающей среды как высшее творение Бога, созданное по его образу и подобию. Под знаком креста Вся средневековая культура укоренена в почве веры. История дает множество примеров того, как религиозные идеи двигали миром, воздействуя не только на нормы морали, но и на экономический уклад (классический пример приводит М. Вебер о связи протестантской этики с происхождением капитализма), и на государственное строительство. Когда учение Христа сплотило разрозненные объединения восточных славян, это, в конечном счете, привело к образованию древнерусской народности. Нравственно-этическим идеалам, идущим от Христа, глубоко чужд свойственный язычеству имморализм: если единого карающего Бога нет, то дозволены любые злодеяния. Религия Иисуса Христа усмиряла антисоциальные влечения, определяла границы между дозволенным и запретным. Перейти их — значит попрать законы бытия, вступить в конфликт не только с волей Творца, но и с самим Творением. Человек отвечает перед Богом прежде всего сам за себя, за свои поступки, помыслы, прегрешения, следуя свободе воли. (К сожалению, реальная историческая жизнь на Руси XI—XIХ веков слишком часто противоречила христианским заповедям.) Мономах в своем “Поучении” цитирует Василия Кесарийского, вселенского отца и учителя церкви, жившего в IV веке: “Научись, верующий человек, быть благочестию свершителем..., языка воздержанию, ума смирению, тела подчинению, гнева подавлению, иметь помыслы чистые, побуждая себя на добрые дела... Лишаемый — не мсти, ненавидимый — люби, гонимый — терпи, хулимый — моли, умертви грех”. И далее: “Избавляйте обижаемого, давайте суд сироте, оправдывайте вдовицу. Приходите, да соединимся, говорит Господь”. В подобных богословских пассажах, которым нет числа, ярко проявляются психологические реальности той далекой от нас эпохи, моральный стержень христианства, направленный на пробуждение совести в людях. Мировая религия “отстраняет” или ограничивает роль природы в сознании человека, подрывает мифологию или переподчиняет ее своим задачам. Она культивирует в средние века внутреннюю жизнь и деятельную любовь к ближнему. Мораль христианского сострадания направлена на понятия “греховности”, “искупления”и в конечном счете — на спасение души. Сложен образ Спаса Нерукотворного на древнерусских иконах. Его суровый лик сулит нераскаявшимся грешникам вечные муки в “печи огненной”, где “плач и скрежет зубовный”, но он же знаменует победу над смертью и тлением, суля “жизнь вечную”. Вслед за Страшным Судом могучий Владыка созидает для праведных новый и светлый мир. На Руси с изображением Спаса Нерукотворного связывали помощь и защиту. Его образ часто помещали над вратами крепостей, на воинских стягах. В Древней Руси уповали на заступничество Богоматери, милосердной посредницы между карающим Богом и греховным родом людским. Верили в могучую силу покровительства Богородицы, которая всех ограждает от невзгод силой своей десницы. Не случайно ее иконы хранились не только в храмах, но и в каждой семье. И если сложнейшие, умонепостигаемые идеи триединого Бога и богочеловечества Христа так и не были осознаны на Руси в их глубинных основах, то чувства матери, горюющей о замученном сыне, материнская любовь, распространенная на всех обиженных и угнетенных, были близки и понятны любому человеку. Постоянно обращались в народе и к чудотворной силе святых. В русской духовности преобладали так называемые бинарные (двойные) структуры: Христос — Антихрист, рай — ад. С одной стороны, жизнь Древней Руси сохраняла колорит сказки (сказания о славных деяниях предков, вера в чудеса святых и праведников), с другой — ее отличали воинственность и алчность, неуживчивость и мстительность. В сознании древнего русича добродетельные чувства направлены к благочестивому, а мирскими устремлениями нередко руководит дьявол. А потому тема Страшного Суда в эпоху распространения новой религии обязательно присутствует в проповедях христианских миссионеров. Эта тема появилась уже в “Речи философа” из “Повести временных лет” под 986 годом. Философ объяснял князю Владимиру, еще язычнику, основы православия: “Установил же Бог и день единый, в который, сойдя с небес, будет судить живых и мертвых, и воздаст каждому по делам его: праведникам царство небесное, красоту неизреченную, веселие без конца и бессмертие вечное; грешникам же мучение огненное, червь неусыпающий и мука без конца”. Не позднее XII века был переведен с греческого апокриф “Хождение Богородицы по мукам”. Натуралистические описания мучений грешников в аду устрашали читателей. Сцены Страшного Суда, представляющие противоположность Божьему величию и человеческому блаженству праведников, художники изображали на западной стене храмов. Место злобы, оставленное самим богом, они помещали в глубинах Земли — там, где, по античным представлениям, находился подземный мир, или Гадес. На пороге жизни и смерти страх перед адом и его ужасами усиливался; заботы о спасении души достигали предела, особенно во времена социальных и природных бедствий, столь частых в средневековье, когда казалось, конец света уже близок. Мысль о религиозном спасении — ведущая в христианстве. Отчасти именно ею объясняется триумфальное шествие православия по Восточной Европе. “Вера в бессмертие лишь тогда начинает существовать, когда она отождествляется с верой в Бога” (Л. Фейербах). "Обучение книжное" С принятием христианства на Руси возникает особая, близкая Византии и Болгарии культура. Ее главные приметы — усвоение письменности и монументальное церковное строительство. “Посылал он (Владимир. — Прим. В. Д.) собирать у лучших людей детей и отдавать их в обучение книжное. Матери же плакали о них, ибо не утвердились еще они в вере, и плакали о них как о мертвых”, — записано в “Повести временных лет” под 992 годом. Священнослужителям надлежало систематизировать новое учение, выработать основы образования, утвердить свои позиции среди мирян. Этот путь невозможен без появления канонических книг и догматов. В канонических книгах содержатся священные традиции, догматы требуют толкования их потаенного смысла церковнослужителями. Этими знаниями обладала лишь тонкая прослойка интеллектуальной элиты. Сложные богословские построения были недоступны мирянам, особенно в деревнях, куда христианство проникало медленнее. “В сознании древнерусов книга на старославянском языке являлась символом христианства, просвещения и нового жизненного уклада”, — писал русский историк М. П. Погодин. Кстати, книги на старославянском языке, бывшем тогда языком общения, — это огромное преимущество по сравнению с католическим Западом, где в письменном слове господствовала латынь — язык, чуждый простому народу. Письменность была овеяна ореолом чуда: книжное почитание противопоставляли “безбуковной душе”, как свет благодати — тьме неверия, вечную жизнь — смерти, духовное начало в человеке — его плоти. Известна просветительная деятельность князей-книжников XI—XIII веков: Ярослава Мудрого, Владимира Мономаха, Ярослава Осмомысла, Владимира Васильковича Волынского, митрополитов Илариона и Климента Смолятича (XII век). Особенно “к книгам проявлял усердие” Ярослав Мудрый. “Отец ведь его Владимир землю вспахал и размягчил, то есть крещением просветил. Этот же засеял книжными словами сердца верующих людей, а мы пожинаем, учение получая книжное”. И еще: книги — “реки, напояющие Вселенную, это источники мудрости, в книгах ведь неизмеримая глубина; ими мы в печали утешаемся; они — узда воздержания” (“Повесть временных лет” под 1037 годом). Особым почетом в Древней Руси пользовались “грамотеи”, осуществлявшие связь поколений: “А пишу вам это слово для того, чтобы не перестала память родителей наших и наша, и свеча бы не угасла” (из завещания великого князя Симеона Иоанновича, умершего в 1353 году). С XI века появляется деловая письменность, в том числе берестяные грамоты, приступает к своему нелегкому труду русский летописец, который стремился выявить, “откуду есть пошла русская земля”. В исторических событиях он ищет нравственного смысла, практических уроков для жизни. Библейские и церковнослужебные тексты составляют три четверти памятников письменности XI—XIII веков. И хотя большинство народа оставалось неграмотным, знание главных библейских сюжетов, жития святых и преданий не зависело от начитанности: многое усваивалось на слух во время церковной службы, при посещении монастырей или при бытовом общении. Большой популярностью пользовалась Псалтырь, в которой средневековый человек находил утешение и помощь в трудные минуты бытия (песнопения царя Давида использовали даже при гаданиях). Совершенствуется “Русская Правда”, появляется церковное законодательство — по типу византийского. Уходит в прошлое обычай кровной мести, становится гуманнее отношение к женщине. Церковь, восставая против обычая многоженства и беспорядочных брачных отношений, внесла в древнерусское общество совершенно новое понятие семьи как пожизненного союза мужа и жены, освященного венчанием и, как правило, нерасторжимого. Выступала она и против жестоких форм рабства, поскольку господа — такие же люди, как и невольники. Огромную роль в просвещении играли тогда монастыри, распространявшие греческую образованность. В них хранились ценнейшие библиотеки, трудились переводчики, искусные переписчики и миниатюристы. В злую пору монгольского нашествия все же удалось сохранить, в основном в монастырских библиотеках, более пятисот манускриптов и около тысячи грамот и документов XI—XIV веков. В XI веке круг грамотных еще слишком мал, но уже в XII веке письменность вошла в сферу управления, законодательства; расширился и круг образованных клириков. Огромную роль в литературном наследии славян играли переводные произведения. Большую посредническую роль здесь играла Болгария, где в IX—X веках сделали огромное количество переводов с греческого. А близость наших языков позволяла болгарские книги не переводить на церковнославянский, а просто переписывать. Под покровом церквей Любая цивилизация немыслима без монументального зодчества. Христианские храмы восхищают не только архитектурными формами, они прекрасны еще священной “лепотой”, сакральным содержанием, наполненным необычайной глубиной и духовной силой. Особенно это ощущается в атмосфере церковных праздников, напоминающих о событиях священной истории. Первые русские князья-христиане в своем стремлении к совершенству и красоте в архитектуре, к великолепию мозаик и фресковых росписей, к торжественности и благолепию культовых церемоний брали за образец величественные памятники Константинополя. Но самостоятельность зодчества Киева, Чернигова, Новгорода XI века неоспорима. Хотя строительство и велось здесь при участии византийских артелей, зодчие отнюдь не повторяли греческие образцы. Таковы киевская церковь Богородицы, или Десятинная (989—996 годы), черниговский Спасский собор (был начат в 1036 году), Софийский собор в Новгороде (1045—1050 годы) и другие. Современников поражала роскошь воздвигаемых зданий. С возведением первых дивных храмов для народа, пришедшего в лоно христианства, настало время приобщения к гармонии мироздания. Церковные росписи, мозаики, белокаменные рельефы играли роль “библии для неграмотных”. Декор храма включал основные евангельские события (для людей начитанных их предвосхищали эпизоды из Ветхого завета). Собор, незримое обиталище Бога, словно парил над городом. Его убранство и “святое пение” в трудные минуты даровали утешение и поддержку, каявшимся грешникам — надежду на спасение в ином мире. К нему спешили и в радости, и в печали. В нем сосредоточивалась духовная жизнь христианского сообщества. Здесь, перед ликами сурового всевидящего Спаса, кроткой Богородицы с младенцем, архангелов Гавриила и Михаила — покровителя русского воинства, Бориса и Глеба — первых русских святых, принявших мученическую смерть, верующих охватывали чувства светлого умиления, ликования, экзальтация и мистические видения у чудотворных икон. Богоматерь Оранта выступает заступницей княжества и его столицы. Верили, что, пока в куполах церквей сохраняется образ Спаса Вседержителя, всемогущего владыки мира (соборы Софии в Киеве и Новгороде), город будет жить, поскольку центральный купол символически понимался как небо, уготованное Христом спасенным им душам. Средневековье создало великое искусство, несходное с другими канонами и направлениями, свой художественный язык, поскольку мастера осознавали огромную роль зрительного созерцания в духовном постижении “высшей реальности”. Дух религиозности — константа человеческого сознания в средневековой Руси. То был великий культурно-исторический перелом, фактическое рождение новой цивилизации. Общие верования, ценностные и практические жизненные ориентации, нормы морали и права содействовали сплоченности общества. Эмоциональное единство, идеалы гуманного, сострадательного отношения к людям вели к социальной консолидации. Доктор исторических наук В. ДАРКЕВИЧ http://russzastava.narod.ru/hristianstvo.html