Имеет ли современный мир гуманистическую перспективу?

Ни одна эпоха, из предшествующих современности, не была столь пассивной и лишенной стремления к высокому, как наша. При всей внешней активности, при многообразии форм и способов жизнедеятельности, при все ускоряющемся темпе глобализации мира, при изматывающем ритме всеобщей конкуренции никаких заметных подвижек к лучшему способу человеческого существования не сделано. Складывается впечатление, что человек и человечество движутся по инерции, осуществляя давным-давно намеченное и довершая план бытия, в который уже несколько столетий не вносилось принципиальных изменений. Стали жестче отношения людей и стран, мировая политика сделалась более агрессивной и вероломна, две мировые войны ХХ века разрушили надежды века XIX-го на прогресс и единение человечества на принципах гуманизма. Казалось бы, произошли принципиальной важности перемены во всем - и перемены действительно произошли, - но перемены во внешнем слое бытия, в формах организации общества, перемены выразились в “социальных экспериментах”, на которые был особенно богат ХХ век. Однако все эти перемены в очень слабой степени коснулись смысложизненных основ человеческого существования. Если, конечно, не считать за перемены в этой сфере примитивизацию общественной жизни и выхолащивание всякого духовного основания из форм социализации. Не будет преувеличением сказать, что массовым мироощущением современности является предчувствие всеобщего катаклизма. Чем объясняется это предчувствие? Простым снижением уровня “жизненной силы” человечества, “распылением оптимизма” или же дело обстоит трагичнее, и за данным ощущением стоит предчувствие эсхатологической перспективы? Может быть мир находится на пороге колоссальных перемен как собственного состояния, так и видения человеком своего места в мире? Иными словами, не является ли предчувствие краха глубокой интуицией человека о переходе на новый уровень бытия, и пугающие перспективы подобных перемен связаны с неизбежным отказом от привычных ориентиров существования? На чем вообще зиждется оптимизм бытия человека в мире? Почему человек верит в перспективы бытия? С чем связана надежда на прогресс? Ведь история не учит оптимизму; она, скорее, напротив, демонстрирует тщетность ожиданий и продуцирует изрядный пессимизм в связи с будущим. Имеются две жизненные стратегии, в которых присутствует надежда на лучшее будущее. Первая - жизнь с верой, надеждой и упованием на Бога, и вторая - надежда человека на собственные силы, а вера в свою способность к созиданию достойного человека мира. Первая из этих стратегий требует сверхчеловеческих сил, но они даются человеку благодатью сошествия Святого Духа; от человека требуется вера, которая открывает ему реальность бытия Божия. Трудность здесь заключается в том, что современный человек не часто способен к вере, она ему представляется наивной и простой; человеку кажется, что в вере он теряет себя, отказывается от своих возможностей быть единственным творцом своей судьбы. Ведь способность к самотворчеству отождествляется человеком со своей сущностью, и введение в этот процесс Бога понимается как слабость, как отказ от свободы и, одновременно, от ответственности. Людей, верующих в Бога, немного; жизнь их, в контексте современных ценностей и идеалов, сложна, изгойна и незавидна с точки зрения обывателя. Так как вера в Бога не дает очевидных преимуществ с позиции обыденного мышления, то рациональное сознание нашего современника скорее откажется от Бога, чем от комфорта. Вторая стратегия в настоящее время более предпочтительна. Больше того, она представляется единственно оправданной и верной. Взять на себя ответственность за свою жизнь, рассматривать себя как единственного творца своей жизни, - что может быть более высоким и справедливым. Вот только бедственное положение современного человека, реализующего именно такую жизненную стратегию, - а бедственность его положения видна из бессмысленности его существования, - оно выдает крайнюю неудовлетворительность этой стратегии. Итак, жить в вере современный человек (по-преимуществу) не способен, но и жить без смысла тоже не может. Поэтому он живет как получится, ориентируясь на материальные блага, ценность которых он абсолютизирует, внутренне чувствуя непрочность такой позиции. Всякая неудача на этом пути оскорбляет человека и выбивает из колеи, он раздражается, как если бы некто его обманул. Но никто его не обманывает, он обманывает и предает себя сам. Размышляющим над такой ситуацией выход видится в “одухотворении нашей жизни”, в “гуманизации отношений между людьми” и в прочих благоглупостях. Для “одухотворения” потребен дух, а он ослаб у человека, нечем ему “одухотворять жизнь”, а к Святому Духу прибегать современному человеку представляется примитивным, бытие Святого Духа сомнительно, если не абсурдно для человека, неясна Его цель и функции; и вообще потребна вера, но ее-то в активно-деятельностной жизненной стратегии и нет. “Гуманизация отношений”, несмотря на знакомое словосочетание, неясна, так как гуманизация предполагает очеловечение, а что такое очеловечение в уже давно нечеловеческом бытии непонятно. О гуманизме следует сказать отдельно. Гуманизм - одно из самых абстрактных понятий, и одно из неопределеннейших. У этого понятия сегодня размытое содержание: от некоего подобия любви к людям до “гуманитарной интервенции” - военных действий против независимого государства во имя отстаивания прав и свобод, попираемых этим государством, прав и свобод граждан этого государства, до которых их внешним защитникам нет никакого дела. Очевидно, что у термина “гуманизм” сегодня нет гуманистического содержания, оно растворилось без следа по мере победного шествия истории. Но было ли когда-нибудь это содержание? Об утрате гуманизма много говорится, но утрачен ли, он и было ли что терять? Следует вспомнить, что античность и Средние века не знали гуманизма, возник он в эпоху Возрождения, как самосознание человека, отринувшего Бога и осознавшего себя беспредельно могущественным существом, которому все по силам, все возможно и все дозволено. Европейский гуманизм взорвал христианство и создал новую иерархию бытия взамен христианской (Бог - человек - природа). Согласно этой новой иерархии, первичен человек (как высшая форма первичной материи), он преобразует природу как пожелает и он же порождает Бога, как абстракцию человеческих же высших возможностей, качеств и устремлений. Гуманизм есть самополагание человека и самолюбование человека самим собой. Гуманизм с самого начала никогда не был любовью к другим людям, он всегда был самолюбием. Поэтому он ограничен, конечен и замкнут, он никогда не был продуктивен, он всегда был ложь, сознательная или заблудшая. Поэтому, как это ни печально, “гуманитарная интервенция”, как новая форма агрессии и как элемент нового миропорядка /1/, в наибольшей степени отвечает сути гуманизма, как “интервенции” в сфере духа, как захват духа человека силами лжи, обмана, зла и насилия. Это тем более удается, что прикрывается все отсылом к высоте гуманизма, к его очевидно гуманным, человеческим измерениям, к его априорно позитивному содержанию и т.д. Широко распространено мнение, что гуманизм в период своего возникновения обладал всеми этими качествами, но в последующей реализации идей гуманизма в практику общественного бытия человечество отошло от его основ или, согласно другому выражению, исчерпало возрожденческий гуманизм. Это, на наш взгляд, неверное мнение. Не исчерпало человечество возрожденческий гуманизм, а, напротив, развило все его следствия; к настоящему времени этот гуманизм раскрыл свои потенции, предстал в развитых, адекватных понятию форме и содержании. Он оказался не тем, что о нем думали, заблуждаясь на его счет. Но он нисколько не изменил себе: он есть то, как он реализуется. Все эти “несовпадающие” с ним его интенции есть на деле именно гуманизм; таким он создавался, таков он по существу. Ибо возник гуманизм в эпоху возрожденческой гордыни человека - попутно заметим, что гордыня человека является западней на пути его развития, и гордыня присуща человеку в силу его греховной природы, поэтому человек горд собой всегда, но бывают эпохи, когда эта гордыня бьет через край - таково Возрождение и таково наше время, сочетающее в себе предельную гордыню человека и самобичевание (каковое есть также форма гордыни). Поэтому вовсе не исчерпанием гуманизма объясняется его сегодняшняя непродуктивность в деле очеловечения мира, но сущностью гуманизма - быть самомнением, самообольщением, а отнюдь не любовью к миру и людям. Но если мы изымаем гуманизм из и так небогатого арсенала человеческий достойной жизни, то что в ней остается? - может спросить читатель. Если гуманизм негуманен, и справедливости - как социумного изобретения - нет, то на что надеяться, чем жить? Так мы приходим к постановке проблемы: имеет ли современный мир гуманистическую перспективу? Гуманизм сейчас упоминают к месту и не к месту: практически всякий крупный политик современности считает своим долгом сослаться на гуманизм своей политики; нет не гуманных стран - все говорят о человеческой направленности своей деятельности; оппозиция вообще “приватизировала” сферу гуманизма, взывая к нему в своих отношениях с правительствами и народами. Так что термин “гуманизм” не сходит с языка активных творцов нашей действительности. Но гуманен ли современный мир - гуманен ли он даже и при абсолютно ложном понимании гуманизма и при отсыле к его мнимому человеколюбию? Нет, мир далеко не гуманен. “Ужасающая нищета и поразительное неравенство по-прежнему наблюдаются внутри стран и между ними, причем это имеет место на фоне беспрецедентного по масштабам богатства. …Почти половина населения мира до сих пор вынуждена жить меньше, чем на $ 2 в день; 3 млрд.140 млн. человек вообще не имеют работы. …В масштабах всего мира 1 млрд. человек, живущих в развитых странах, получают 60% всех доходов мира, а более половины человечества - 3,2 млрд. - только 20%” /2/. Итак, мир не гуманен, человек не может переломить исторически существующую тенденцию на “дегуманизацию” мира (как мы показали эта тенденция не есть нечто противоположное гуманизму; она есть адекватное развертывание гуманизма). Могут возразить: человечество сделало прогрессивный шаг в деле искоренения бедности, в просвещении и образовании, в демократизации, сделать-то оно сделало - позитивные последствия этого шага? Мы видим совсем противоположное. Пропасть между бедными и богатыми растет; демократизация является, по существу, утонченной формой отчуждения народов от власти и самоуправления; в процессе современного просвещения и образования формируется неграмотный, но самонадеянный человек и т.д. Так что прогресса, в понимании его не только роста потребления, но и возрастании человека, нет; есть самомнение, заблуждение, гордыня, есть все, ведущее в пустоту, в никуда, н позитивного шага в будущее нет. В возрожденческом гуманизме имелся небольшой, тонкий пласт истинной любви к человеку. Так, например, известнейший гуманист Джованни Пико делла Мирандола в своей знаменитой “Речи о достоинстве человека” писал: “Пусть наполнит душу святое стремление, чтобы мы, не довольствуясь заурядным, страстно желали высшего, а также добивались (когда сможем, если захотим) того, что положено всем людям… В человеке же мы ищем нечто особенное, открывающее и свойственное ему достоинство, и образ божественной субстанции, не присущий более никакой другой твари” /3/. Но поминая Бога, как Творца и как источник всего высокого в человеке, тот же Мирандола делает протестные движения: “Между Богом и  человеком различие в том, что Бог заключает в себе все как начало всего, человек же заключает в себе все как средоточие всех вещей” /4/. Отсюда Мирандола делает выводы, ведущие (если говорить строго) к атеизму: “Отвергая земное, пренебрегая небесным и, наконец, оставив позади все, что есть в мире, поспешим в находящуюся над миром курию, самую близкую к высочайшей божественности” /5/. И, ссылаясь на пророка Асафа, Мирандола заключает: “Вы - боги и сыны всевышнего все вы”. Итак, люди - боги, зачем тогда Бог. Из пророческой высоты Асафа, прозревавшего высоту человека в богоуподоблении, в стремлении человека к Богу, в непрестанном труде по выделыванию в себе Бога Мирандола делает вывод об уже совершившемся богоуподоблении, об априорном божестве людей, о человеке - боге вне всякого труда духовного обновления. Человек - бог, он может все - таков пафос гуманизма. Но это далеко не так. Человек есть человек, а Бог есть Бог. Чтобы отринуть первородный грех и стать достойным богообщения, человеку надо очень сильно поработать над собой; христианское видение возможности человека приблизиться к Богу базируется на крестной смерти Христа, взявшего на себя грехи человека, а не на пустом восхвалении человека, как бога, по факту человеческого рождения - как у гуманистов. Вот эта разница: с одной стороны, человек - уже бог, а с другой, - человек может стать достойным богообщения, но никак не Богом, эта разница все объясняет нам в гуманизме. Гуманизм делает излишним труд духовного возрастания и, по-видимости, возвеличивая человека, равняя его с Богом, лишает человека возможности приближения к Богу, лишает человека перспектив обретения Царства Небесного, то есть, закрывает перед человеком возможность его вечного спасения. Гуманизм произвел подмену Небесного земным, низвел сущность человека к земному (хотя говорил все время о Небесном, о Боге). И вот теперь, когда мы говорим о гуманизме, о чем мы говорим? Может ли человек любить другого человека бескорыстно, как того требует любовь; можем ли мы любить человека как самого себя? Вряд ли. Наша любовь эгоистична и меркантильна, она ориентирована не на другого, но на себя самого, на успех, на удачу, в конечном счете на прибыль (в ее широком понимании). Бескорыстие и беззаветность - как истинные характеристики любви; жертвенность - не как жертвование своим ничтожным “я”, а как восхождение к своей духовной сущности - так ли понимают сейчас любовь к своему ближнему? Человечество, бесспорно, имеет перспективу, и перспектива эта зависит от человека, но человек почти полностью утратил видение этой перспективы. Он стоит растерянный и потерявшийся или, что много хуже, наглый и самонадеянный, перед “вызовами времени”, не зная как на них отвечать. Не знает, ибо это отнюдь не вызовы времени, а воззвание к духовной сущности человека; но, привыкнув все глубокие проблемы решать средствами внешней активности, человек и здесь суетой подменяет движение к смыслу.  У современного мира имеется гуманистическая перспектива, но только в том случае, если “гуманизм” станет любовью ко всему сущему, что возможно только посредством любви к человеку. Гуманизм должен вернуться назад, в ту эпоху, когда высокое стремление человека к Богу (как единственное средство обрести человеческое достоинство) было подменено “человечностью”, любовью к закосневшему в грехе человеку - любовью ложной и опасной, расслабляющей человека и унижающей его. Надо очистить гуманизм от лжи мнимой любви, а еще лучше надо отказаться от термина “гуманизм”, ибо сам термин и содержание, стоящие за ним, уже закрепили за собой исторически осуществившиеся содержание. А если и сохранить этот термин, то его надо наполнить новым содержанием, надо выйти на новое содержание гуманизма, полагающего в свое основание истинную любовь к людям - пока это возможно, так как время для спасения еще есть.

 

Литература

 

Гусейнов В. Гуманитарная интервенция как элемент нового миропорядка? // Вестник аналитики. 2001. № 3, Москва. С. 120 - 168.

Доклад Генерального секретаря ООН “Мы, народы: роль Организации Объединенных Наций в XXI веке” на Йоханнесбургском Саммите 2002 г. // http: // www. kz/doc/un K 160.

Мирандола, делла Д.П. Речь о достоинстве человека // Гуманистическая мысль эпохи Возрождения и герметическая традиция. М. 1996. С. 218, 221.

Там же. С. 221 - 222.

Там же. С. 218.

 

Косиченко А.Г.

Статья опубликована в журнале «Казахстан и современный мир», №1, 2003