Книга Божественного утешения

Benedictus deus et pater domini nostri Jesu Christi etc.

Благородный апостол святой Павел произносит такие слова: «Благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, Отец милосердия и Бог всякого утешения, утешающий нас во всех наших скорбях» 1. Существует скорбь троякого рода, которая касается человека и одолевает в сей юдоли страданий. Одна проистекает от ущерба [его] внешнему благу; другая — его сродникам и  друзьям; третья — ему самому из-за презрения, притеснений, телесных недугов и сердечной нужды.

Здесь, в этой книге2, я хочу записать одно поучение, которым люди станут себя укреплять во всякой их заботе, печали и  тесноте. И сия книга имеет три части. В первой найдут они некую истину; из нее и от нее следует взять, что сможет человека изрядно и достойно утешить в любой его скорби. Далее они обретут около тридцати наставлений и поучений, которыми каждый сумеет вполне и совершенно утешиться. После же этого обрящут они в  третьей части сей книги примеры из дел и словес, каковые совершили и  изрекли мудрые люди, когда они пребывали в страдании.

I

Поначалу надобно знать, что мудрец и мудрость, правдолюбец и истина, праведник и праведность, блаженный и благостыня друг на друга взирают и так друг к другу относятся 3: благостыня не сотворена, не создана и не рождена; однако же она рождающа и порождает блаженного, а блаженный, коль он блажен, — не сотворенный и не созданный, но рожденный ребенок и сын благостыни. Сама себя и все, что она есть, благостыня порождает в блаженном: сущность, знание, любовь и деяние вливает она с избытком в  блаженного; а блаженный берет все свое существо, знание, любовь и деяние из сердца и сокровенных недр благостыни и лишь из нее. Блаженный и благостыня суть ни что иное как единое благо, все во всем, кроме порождения и рождения-становления; и все же порождение, присущее благостыне, и рождение-становление в  блаженном суть единое бытие, единая жизнь. Все, что имеет блаженный, он получает от благостыни и в благостыне. Тут он есть, существует и жительствует. Здесь осознает он себя самого и все, чту он сознает, и любит все, чту он любит; и творит с благостыней и в благостыне, — а благостыня с ним и в нем, — все их дела сообразно тому, как написано и как Сын говорит: «Отец, во Мне пребывающий и живущий, совершает дела»4, «Отец доныне делает, и Я делаю»5, «Все, что Отца, то Мое, и все, что Мое и от Меня, то Отца Моего: Его — в даянии и Мое — в восприятии» 6.

Еще надобно знать, что, когда мы произносим «блаженный», то имя сие и сие слово не иное означает и содержит в себе, как — ни больше ни меньше — обнаженную и чистую благостыню, которая, однако, себя подает. Когда мы молвим «блаженный», то понимаем под этим, что его благостыня ему дана, отлита и  рождена благостыней непорожденной. Посему Евангелие говорит: «Как Отец имеет жизнь в Нем Самом, так и Сыну Он дал, дабы Тот имел жизнь в Самом Себе»7. Он8 говорит: «в Самом Себе», а не «от Него Самого», ибо Отец Ему ее дал.

Все, что сейчас я сказал о блаженном и благостыне, одинаково верно в отношении правдолюбца и истины, праведника и  праведности, мудреца и премудрости, Божььего Сына и Бога-Отца, в отношении всего, что Богом порождено и не имеет отца в мире земном, в чем ничто, что сотворено, и ничто, что не есть Бог, не родится, в чем нет никоего образа, кроме одного только обнаженно го неприкровенного Бога. Ибо так в своем Евангелии говорит святой Иоанн: «всем тем дана власть и способность стать чадами Божьими, кто ни от крови, ни от похоти плоти, ни от хотения мужа, но от Бога и лишь из Бога родился» 9.

Под «кровью» он разумеет все то, что в человеке неподвласт но человеческой воле. Под «похотью плоти» понимает он все, что в человеке подавлено волей, — вопреки противлению и  противоборству, — и склоняется к похоти чресел, пользует совместно душу и тело, само же не пребывает нигде помимо души; от сего силы становятся усталыми, больными и  ветхими10 . Под «хотением мужа» имеет в виду святой Иоанн высшие силы души11, коих природа и деятельность не смешана с плотью и каковые находятся в  чистейшей храмине души, сторонясь времени и пространства, а также всего, что проявляет склонность и вкус ко времени и пространству,
каковые имеют с ничто нечто общее, в каковых человек уподоблен Творцу, в каковых он — Божий родом и племенем Божий. И  все же, поскольку они не являются Самим Богом и сотворены в душе и с душою, должны они от себя отрешиться и в Бога преобразиться и в Боге и из Бога родиться, дабы только Бог был Отцом; и  так станут они сынами Божьими и единородным cыном Божьим. Ибо я всего того сын, что меня сообразно с собой и в себе как равного созидает и порождает. Таковой человек — Божий сын; блаженный  — сын благостыни, сын же праведности — праведник: насколько сей — лишь ее сын, настолько она — нерожденно-рождающа; и  сын, ею рожденный, имея ту суть, каковой обладает и является праведность, вступает во всякое свойство правды и истины.

Из всего того учения, что записано в святом Евангелии и  верно постигается в природном свете разумной души, извлечет человек истинную отраду во всякой печали.

Святой Августин говорит: для Бога нет ничего дальнего или же долгого. Желаешь ли ты, чтобы и у тебя не было ничего дальнего и долгого? — прилепись к Богу, ибо там тысяча лет как сегодняшний день12. Также я говорю: в Боге не существует ни печали, ни скорби, ни горя. Хочешь ли быть свободным от печали и  горя? — себя соблюди и лишь к Богу в чистоте обратись. Подлинно, всякая скорбь от того происходит, что ты идешь не в Боге и не к  одному только Богу. Будь ты только в праведность облечен и  рожден, тебя, воистину, едва ли что сможет ввергнуть в печаль, ибо праведность — это сам Бог. Соломон говорит: «Праведника не опечалит ничто, что бы с ним ни случилось» 13. Он не говорит ни «праведно го человека», ни «ангела праведности» — ни то, ни другое. Он говорит: «праведника». То, что праведнику принадлежит, исключая то, что образует его праведность, в силу чего он становится праведен, — это есть чадо, имеющее отца на земле, и творение; оно — тварно и создано, ведь и его отец является тварью, созданной и  сотворенной. Праведность же сама по себе имеет Отца не созданного и нетварного; Бог и праведность суть одно, и лишь праведность — отец [праведника]; посему скорбь и горе могут войти в него так же мало, как в Бога. Праведность не может ему причинить горя, ибо праведность есть всяческое веселье, блаженство и радость. И  если праведность позволит праведнику пострадать, то она и себе уготовит страдание. Различие и неправда, ничто созданное и тварное не может праведнику причинить боль, ибо все сотворенное находится много ниже него — так же много, как ниже Бога — и на праведника не производит никоего впечатления или влияния и не порождает себя в том, чей отец — единственно Бог. Потому должен человек весьма потрудиться, чтобы отрешиться ему от себя самого и  всей твари и дабы не ведать ему другого отца кроме Бога. Тогда ничто не сумеет его удручить и ввергнуть в печаль: ни Бог, ни природа, ни сотворенное, ни нетварное; и все его существо, житие, постижение, знание и обожьание — из Бога и в Боге и Бог.

Есть и другое, что надобно знать и что утешает людей во всякой их скорби. Это когда праведный и благой человек без всяких сомнений несоизмеримо, даже несказанно больше радуется деяниям праведности, нежели он, или сам верховный ангел, ощущает блаженство и счастье от своей естественной сути и жизни. Потому-то святые с радостью отдавали свои жизни за правду.

Итак, я говорю: если с благим и праведным человеком случится внешнее горе, а он в равнодушии и покое своего сердца останется недвижим, тогда подтвердится то, что я сказал: что праведника ничто не ввергнет в печаль, что бы с ним ни случилось. Но если окажется, что он озабочен из-за внешней напасти, то будет, воистину, справедливым и правильным, что Бог попустил, дабы напасть с тем приключилась, кто хотел быть и мнил себя праведным, хотя ничтожные вещи смогли его озаботить. Но ведь таково как-никак право Божье; посему пусть человек не убивается из-за напастей, но радуется им много больше, чем своей собственной жизни, которая, впрочем, каждому человеу все же милей и дороже, чем весь этот мир: ибо какая польза была бы от мира, если бы не было человека?

Третье слово, которое можно и следует знать, заключается в том, что, согласно естественной правде, один только Бог — источник и русло для всякого блага, сущностной истины и отрады. И все, что не есть Бог, то из себя источает природную горечь, печаль и страдание и к благости, каковая от Бога исходит и является Богом, нимало не прибавляет, однако же умаляет, покрывает и  прячет сладость, негу и радость, которую дарует Бог.

И вот я говорю дальше, что всякая мука проистекает из страсти к тому, чего меня лишила утрата. Если утрата внешних вещей мне приносит страдание, то это верный признак того, что я  люблю внешние вещи и люблю, по правде сказать, скорбь и печаль. Что же странного в том, что становлюсь я печален, когда я люблю и ищу страдание и горе? Мое сердце и моя любовь, которые суть собственность Бога, отданы благобытию твари. Я обращаюсь к  творению, от коего по природе исходит страдание, и устремляюсь от
Бога, от Которого изливается всякая радость. Что же тогда удивляться тому, что я становлюсь скорбным и пребываю унылым? Подлинно, Богу и для всего мира сие невозможно, дабы истинную отраду обрел человек, ищущий отраду в творениях. Но кто одного только Бога возлюбит в творениии, а творение — лишь в Боге, тот везде обрящет истинную верную равную радость. Этого достаточно для первой части сей книги.

II

А теперь в другой части следуют примерно тридцать отрывков, каждый из которых сам по себе надлежащим образом должен утешить разумного человека в его горе.

Вот первый: нет горя и утраты без радости, и никакая утрата не бывает только утратой. Потому говорит святой Павел, что не потерпит Божья верность и благость, чтобы какое-то испытание или горе стало невыносимым. Бог творит и подает во всякое время какую-то радость, а с ней можно кое-как перебиться 14. Также угодники и языческие мастера говорят, что не допустит Бог и природа, чтобы могло быть чистое зло или страдание 15.

Скажем, некий человек имеет сто марок, сорок из них он теряет, а шестьдесят остаются. Если человек будет думать все время о тех сорока, что потерял, то останется печален и безутешен. Как же может быть тот радостным и беспечальным, кто обращен к  несчастью и горю, его в себе и себя в нем запечатлевает и глядит на него, а оно — на него, кто его милует и беседует с горем, а  горе ласкает его, и оба взирают друг другу в лицо? А если бы человек обратился к тем шестидесяти маркам, коими еще обладает, а к тем сорока, что утеряны, повернулся спиной и, отдавшись шестидеся ти, посмотрел им в глаза и их приласкал — вот тогда был бы он определенно утешен. Когда нечто существует и является благом, то это может утешить; когда же что-то не существует и не является благом, что-то, что не мое, и утеряно для меня, это волей-неволей должно повлечь печаль, страдание и горе. Потому говорит Соломон: «В дни скорби не забывай о днях радости» 16, иначе сказать: когда ты в страдании и горе, подумай о благе и радости, которыми ты владеешь и пока наслаждаешься. А еще вот что развеселит человека, — когда он захочет представить, сколько есть тысяч людей, которые, имей они эти шестьдесят марок, что еще есть у  тебя, стали бы себя почитать господами и дамами и, всем сердцем ликуя, сочли бы себя ужасно богатыми.

Кроме того есть и другое, что должно утешать человека. Если он немощен и находится в тяжкой болезни своего тела, но есть у него дом и достаток в еде и питье, в советах врачей и услугах его дворовых людей, в жалобах и поддержке друзей, то что ему следует делать?…Как поступать бедным людям, у которых та же или еще более тяжкая хворь либо печаль, но нет никого, кто подал бы им холодной воды? Они должны искать простой хлеб по домам в дождь, снег и холод. Посему: хочешь быть утешен? — забудь о  тех, кому лучше, и всегда думай о тех, кому хуже.

И еще я скажу: любое страдание проистекает из склонности и пристрастия. Поэтому если меня одолевает печаль из-за преходящих вещей, то [значит] пока я имею и мое сердце имеет пристрастие и склонность к преходящим вещам и я не люблю Бога от всего моего сердца и  того не желаю, что Бог от меня хочет и любит в Себе. Что же тогда удивляться тому, что, если Бог попускает, я  по заслугам терплю скорбь и страдание?

Святой Августин говорит: «Господи, не захотел я Тебя потерять, но в жадности своей захотел вместе с Тобою обладать и  творением; и потому потерял я Тебя, ибо противно Тебе, что с  Тобою, Истиной, вместе обладают обманом и ложью тварного мира»17. А в другом месте он говорит, «тот весьма алчен, кому недостаточно только Бога», и еще говорит в ином месте: «Как может тому хватить тварных Божьих даров, кому не хватает и Самого Бога»18. Доброму человеку все должно быть не в радость, а в муку, что Богу чуждо и несоизмеримо и что не является Самим Богом. Он должен говорить во всякое время: «Господи Божье и моя радость! Если ты мне укажешь от Себя на что-то иное, то подай мне другого Себя, дабы я от Тебя к Тебе направил стопы, ибо я не хочу ничего кроме Тебя»19. Так наш Господь обещал Моисею всякое благо и  посылал его в обетованную землю, под ней же разумеется Царство Небесное, а Моисей отвечал: «Господи, не отсылай меня никуда, если Сам не хочешь со мною пойти»20.

Всякая склонность, радость и любовь от того происходит, что тебе соразмерно, ибо все вещи благоволят и склоняются к  подобному им. Чистый человек любит всяческую чистоту, праведник любит и склоняется к праведности. Уста человека говорят от того, что есть в нем, как сказал наш Господь, что «уста от избытка сердца глаголят» 21, и Соломон говорит: «забота человека — в  устах его»22. Посему есть верный признак, что не Бог, но тварь живет в сердце у человека, — когда он еще находит вовне склонность и  утешение.

Благому человеку подобает перед Богом и перед самим собой весьма устыдиться, когда он обнаружит, что Бог — не в нем, и не в нем Бог-Отец дела совершает, но еще страстная тварь в  нем проживает и клонит его и творит в нем дела. Потому царь Давид говорит и в Псалтири сетует: «Слезы мои были для меня радостью день и ночь, когда мне говорили: где Бог твой?»23 Ведь к  внешнему склоняться и обретать в безотрадном отраду и говорить о нем с весельем, охотно и много есть признак того, что Бог не явлен во мне, не бдит, не творит. И надо бы стыдиться перед благими людьми, что они такое за тобой замечают. Доброму человеку никогда не следует горевать из-за утрат и страданий; лишь на то ему надо бы сетовать, что он сетует и что видит в себе жалобы и печаль.

Мастера говорят, что под самыми небесами пылает огонь, весьма пространный и в своем жаре мощный; и все же неба он никак не касается 24. А одна книга гласит, что души самое низкое благородней самого высокого в  небе25. Как же может тогда дерзать человек, будучи человеком небесным и имея в небесах свое сердце, становиться унылым и скорбным из-за ничтожных вещей.

А теперь скажу я иное. Добрый человек не может быть тем, кто не хочет того, чего сам Бог пожелает, ведь невозможно, чтобы Бог чего-то хотел кроме блага. Именно в том и из-за того, что так хочет Бог, сие становится и поневоле остается благим, а равно и  наилучшим. И потому наш Господь учил апостолов, а в их лице нас, и мы каждый день молимся, дабы исполнилась воля Господня 26. И все же мы сетуем, когда воля Господня приходит и исполняется.

Сенека, мастер языческий, вопрошает: что есть лучшая отрада в страдании и горе? — и говорит: это когда человек принимает все вещи, словно он их желал и молился о  них27. Но ведь и ты их желаешь, коль скоро известно тебе, что все происходит из Божьей, с Божьей и в Божьей воле. Так взывает один языческий мастер: Герцог и верховный Отец и Господь высокого неба, я готов ко всему, что ты хочешь; даруй мне волю хотеть по твоей воле!28

Благому человеку подобает вручить себя Богу, уверовать, не сомневаться и Бога познать достоверно; для Бога, Его благости и любви сие невозможно: попустить, дабы на долю людей выпала скорбь и тоска — без того, чтобы Он не отнял от них еще большей печали и не хотел их уже на земле сильнее утешить или же извлечь из сего нечто такое, в чем Божья честь проявилась бы полнее и ярче. И вот что еще: лишь потому, что таково произволение Божье, — чтобы нечто случилось, — воля благого человека должна с Божествен ной волей объединиться и так примириться, дабы человек желал с Богом одного и того же, будь то его несчастьем или даже проклятием. Потому и хотел святой Павел, да останется он ради Бога, ради Божьей воли и ради чести Божьей отлученным от Бога29. Ибо для истинно совершенного человека должно стать привычным — пребывать мертвым для себя самого, в Бога облеченным и в Божьей воле преображенным, дабы все его блаженство в том состояло, чтобы ни о себе, ни об ином не знать ничего, а знать единого Бога, — ничего не желать, другой воли не ведать, кроме воли Творца, и хотеть так Бога познать, как Бог меня познает, как святой Павел сказал30. Бог знает все, что Он познает, любит и хочет все, что Он любит и  хочет, в Самом Себе в Своей личной воле. Наш Господь Сам говорит: «Сия есть жизнь вечная — знать единого Бога»31.

Потому мастера говорят, что блаженные в Царстве Небесном познают тварь без всяких образов твари; они ее познают в  одном только образе, который есть Бог и в котором Бог Сам Себя и  все вещи знает, любит и  хочет32. Сам Господь учит нас просить и  молиться. Когда мы произносим: «Отче наш», «да святится имя Твое»33, это значит: Тебя, единого, да познаем; «да приидет царствие Твое», — дабы кроме Тебя, богатого, я ничего не имел, что я считаю и  почитаю богатством. О том же и Евангелие говорит: «Блаженны нищие духом»34, — волей, иначе сказать. И просим мы Бога, чтобы Его «воля была» «на земле», то есть в нас, «как на небе», то есть в Боге Самом. Подобный человек пребывает в таком согласии с  Богом, что он хочет все то, чего хочет Бог, и тем способом, каким Бог пожелает. А посему, поскольку Бог в некотором смысле желает, чтобы я творил также грехи, то и я не желаю, чтобы они соделаны не были. Ибо «на земле», иначе говоря, в злодеянии, совершается Божья воля «как на небе», то есть в благодеянии. Так человек ради Бога хочет отречься от Бога и ради Бога быть отлученным от Бога. Только это и есть правое покаяние в моих прегрешениях. Я о грехах сожалею без сожаления, как Бог о всяком зле без скорби скорбит. Скорбь, и великую скорбь прегрешения во мне вызывают, — ибо я не согрешил бы ради всего, что сотворено или может быть сотворенным, хоть вечно тысяча миров существуй, — [скорбь], и все же без скорби; и я подъемлю и творю покаяние в воле Божьей и из воли Божьей. Лишь сие сокрушение есть совершенное сокрушение, ведь оно происходит и возникает из чистой любви к чистейшей благости и радости Божьей. Такова правда, и вы вняли тому, что я сказал в
этой книжице: что благой человек, поскольку он благ, вступает в полное владение благом, оно же есть само по себе Бог.

Теперь посмотри, сколь удивительное и блаженное житие имеет в Боге сей человек «на земле», как и «на небе». Скорбь ему служит к веселью, а горе — все равно что желанное. И к тому же приметь во всем особую радость, ведь если у меня есть благостыня и благодать, о которой я только что говорил, я всегда во всяких делах равно утешен и  изрядно доволен. Если у меня нет ничего, то я ради Бога и в Божьей воле от всего должен отречься. Хочет Бог даровать, что я желаю, — имею я это и пребываю в блаженстве; не хочет Бог дать — и это я принимаю, отрекаясь в том же самом волении Божьем, в котором Он не желает; и так я получаю, отрекаясь и не получая. Чего же мне тогда не хватает? Воистину, человек Бога в простоте обретает, отрекаясь, как и приемля; ведь когда человек получает, дар несет в себе то, в силу чего человек радостен и утешен. А если не получает, то ничего не имеет, не находит, не знает, чему бы порадоваться, кроме Бога и Божественной воли.

Но есть и другая отрада. Когда человек потеряет внешнее благо или своего друга или сродника своего, глаз, руку или что-то еще, надо быть ему уверенным, что, — если сие ради Бога с  терпением перенесть, — перед Богом он получит по меньшей мере все то, из-за чего он сие не захотел бы утратить. Вот человек лишается глаза; этот глаз не хотел бы он потерять за тысячу или шесть тысяч марок или же больше: значит, перед Богом и в Боге приобретет он именно то, за что не желал бы переносить такое горе или такое страдание. Это, может быть, имел в виду наш Господь, когда говорил: «Лучше, чтобы ты с одним глазом вошел в вечную жизнь, нежели с двумя глазами погибнуть» 35. И это же, возможно, Бог разумел, когда Он сказал: «Кто оставит отца и мать, сестру и брата, двор или пашню или иное, тот получит сторицею и [наследует] вечную жизнь»36. В Божьей правде и памятуя о блаженстве своем, я без колебаний осмелюсь сказать, что тот, кто ради Бога и ради добродетели оставит отца и мать, брата и сестру или что-то еще, двумя способами получит сторицею: первый — тот, что его отец, мать, брат и сестра будут ему в сто раз дороже, чем они суть теперь. Другой способ тот, что не одна только сотня, но все люди, поскольку они люди и человеки, станут ему несравненно любезней, тогда как сейчас ему по природе милы отец, мать или брат. То, что человек об этом не знает, проистекает исключительно и единственно из того, что он еще вполне не оставил  — лишь ради Бога и добродетели ради — отца и мать, сестру и брата, а также все вещи. Как же тот ради Бога оставил отца и мать, сестру и брата, кто их еще на земле обретает в сердце своем, кто еще печалится и размышляет и  глядит на то, что не является Богом? Как же тот ради Бога бросил все вещи, кто еще на какие-то блага взирает и смотрит? Святой Августин говорит: убери благо это и то, и останется чистая благость сама по себе, в своей вольной дали парящая: это есть Бог37. Ибо, как я  выше сказал: то или иное благо к благости ничего не прибавит, но оно спрячет и скроет в нас благостыню. Уразумеет сие и постигнет, кто в истине взирает и смотрит, ибо это истинно в истине, а  потому это надо здесь постигать и больше нигде.

Однако следует знать, что обладание добродетелью и воля к страданию имеет разную степень, как мы замечаем и в естественном мире, когда один человек крупнее другого и телом, лицом, знанием, искусствами краше. Также я говорю, что благой человек вполне может быть благим человеком и тем не менее тронутым и сильней или слабее колеблемым природной любовью к отцу, матери, сестре, брату и все-таки не отпавшим от Бога и благостыни. И он пребывает хорошим и лучшим в соответствии с тем, как он — меньше иль больше — задевается и утешается и исполняется природной любовью и склонностью к отцу и матери, сестре и брату и к себе самому.

И опять-таки, как я выше здесь написал: если бы сумел человек смириться в Божественной воле, поскольку она — воля Божья, с тем, что людская природа имеет язву исключительно по справедли вости Бога из-за грехов первого человека, и если бы он захотел добровольно от этого отказаться, дабы этого не было, обрел бы он благо и непременно утешился в горе. Сие подразумевается, когда святой Иоанн говорит, что истинный «свет во тьме светит»38 , и говорит святой Павел, что «добродетель совершается в  немощи»39 . Сумей вор подлинно, полно, чисто, охотно, добровольно и  радостно претерпеть смерть из любви к справедливости Божьей, в которой и сообразно которой Бог и Его справедливость желает, чтобы злодей был убит, тогда он спасется и воистину станет блаженным.

И еще одна есть отрада: едва ли ты не найдешь человека, кто не любил бы кого-нибудь так, чтобы ему на год не захотеть добровольно отказаться от глаза или слепым стать, если потом он сможет свой глаз опять получить и спасти своего друга от смерти. Тогда если человек захочет на год отказаться от глаза ради спасения того, кто все же через несколько лет должен погибнуть, то ему по справедли вости следует добровольно отречься от десяти или двадцати или трид
цати лет, которые он, может быть, еще сумел бы прожить, дабы ему себя самого навечно сделать блаженным и вечно на Бога взирать в Его Божественном свете и в Боге на себя самого и на всякую тварь.

Вот отрада другая: добрый человек, поскольку он благ и  рожден лишь от благости и является образом благостыни, все тварное для него, то или это, невыносимо, горькое горе и мука. А  потому: сие потерять, значит, потерять и утратить горе, страдание и муку. А горя лишиться — это, воистину, настоящая радость. Поэтому человеку не надо сетовать на потерю. Гораздо больше ему сетовать надо на то, что ему неведома радость, что радость его не может обрадовать, как сладкое вино невкусно больному. Ему подобает печалиться, как я выше писал, что он не вполне от творений разоблачился и не облекся со всем своим в благо.

А еще стоит человеку в горе своем поразмыслить о том, что Бог истину говорит и Сам в Себе, Истине, произносит обетования. Если Бог отпадет от Своего Слова, Своей истины, то отпадет он от Своего Божества и Богом не будет, ибо Он есть Его Слово и Его истина. Слово же Его таково, что наше горе должно радостью стать40. Подлинно, если бы я знал наверное, что все мои камни должны в золото превратиться, то, чем больше я тогда имел бы камней, тем больше мне это было бы по сердцу; я просил бы камней и, коль смог, получал бы такие, которые велики и которых суть много; чем больше было бы их и чем крупнее они, тем были бы они мне дороже. Так, несомненно, изрядно утешится человек в любом своем горе.

Но есть и другое, подобное этому: никакой сосуд в себе не может иметь питие двоякого рода. Коль должен он вино содержать, — воду по необходимости следует вылить; сосуду надо быть пустым и свободным. Потому, если хочешь воспринять Божьью радость и Бога, подобает тебе непременно творения выплеснуть. Святой Августин говорит: «Вылей то, чем ты наполнен. Научись не любить, чтобы научиться любить. Уйди от себя, дабы тебе возвратиться» 41. Коротко говоря: чту должно получать и быть восприимчивым, тому следует и подобает пустым пребывать. Мастера говорят: если бы глаз имел внутри себя какой-нибудь цвет, то не увидел бы он, когда он взирает, ни того цвета, который в нем есть, ни того, которого нет в нем; но поскольку он лишен всякого цвета, постольку видит он все цвета42. У стены есть цвет; поэтому она ни своего цвета не знает, ни цвета какого-либо иного, и не имеет наслаждения от цвета, — не больше от золотого или лазурного, чем от цвета угля. Глаз его не имеет и все же воистину имеет его, ибо он его узнает с весельем, наслаждением и радостью. И чем совершенней и чище силы души, тем совершенней и полней восприемлют они, чту восприемлют, и тем полней они обретают и обильней имеют отраду и больше становятся с  тем едины, чту получают, — настолько, что высшая сила души, которая обнажена от всех вещей и имеет с ничто нечто общее, находит не меньше, чем Самого Бога в глубине и полноте [Его] существа. И  мастера утверждают, что с этим единством, истечением и блаженством ничто не сравнится в радости и наслаждении 43. Потому и  говорит наш Господь весьма примечательно: «Блаженны нищие в духе». Нищ тот, кто ничего не имеет. «Нищий в духе» обозначает: как глаз беден и обнажен от цвета и ко всем цветам восприимчив, так и тот духом беден, кто восприимчив ко всякому духу, а дух всех духов есть Бог. Плод духа есть любовь, радость и мир. Ничего-не-иметь, нагим, нищим-, пустым-пребывать преображает природу; пустота поднимает воду вверх по горе и совершает иные многие чудеса, о  которых сейчас не следует говорить.

Потому: хочешь в Боге иметь и узнать совершенную усладу и радость? — тогда потщись, дабы освободиться тебе от всяких творений, всякой услады от твари; ибо, воистину, пока тварь тебя радует и радовать может, тебе никогда не узнать истинной сладости. Раз тебя ничто, кроме Бога, не может обрадовать, то тебя, подлинно, порадует Бог, а с Ним и в Нем все, что блаженством является. Если тебя радует чту не есть Бог, то ни здесь, ни там ты не получишь услады. Но если тебя не радует тварь и она тебе не по вкусу, то найдешь ты усладу, как здесь, так и там.

Захоти человек и будь в силах сделать кубок абсолютно пустым, и порожним хранить от всего, что [его] может заполнить, и  от воздуха тоже, тогда кубок, без сомнения, всю свою природу оставит и позабудет, и пустота вознесет его до небес. Так вот обнаженность, бедность и свобода от твари душу к Богу возводит. В высоту также возносит подобие и жара. Подобие вручит тебя в Божестве Сыну, жар и любовь — Духу Святому. Подобие во всяких вещах, но особенно и  в первую очередь в природе Божественной, есть рождение Единого, а подобие от Единого, в Едином и Единому есть исток и начало любви — цветущей и пламенеющей. Подобие есть начало только от Единого; и [оно] восприемлет, чту оно есть и что ону есть начало, от Единого и в Едином. Любовь по своей природе обладает тем, что она истекает и исходит от Двоих как Единое. Единица как Единица не порождает любви; Двое как Двое любви не рождают; Двое как Единое родят поневоле любовь, естественную, ревностную и горячую.

Вот Соломон говорит, что все воды, то есть все творения, текут и к своему началу вспять возвращаются 44. Потому по необходимости верно то, что я сказал: подобие и горячая любовь возносят, ведут и доставляют душу к первому истоку Единого, Которое есть «Отец всех» «на небе и на земле». А также я говорю, что подобие, рожденное от Единого, ведет душу к Богу, ибо Он есть Единое в  Своем сокровенном единстве с Единым, здесь изъясняемым. Для сего у нас есть зрительный образ: когда телесный огонь дерево зажигает, искра приемлет природу огня и отождествляется с чистым огнем, а тот сразу возносится к небу. Тут же она забывает и оставляет мать и отца, братьев и сестер на земле и устремляется ввысь к отцу в  небесах. Отец искре здесь на земле есть огонь, ее мать — древесина, ее братья и сестры — искры другие; их первая искорка не дожидается. Она летит стремглав ввысь к истинному отцу своему, им же является небо. Ведь знающий истину разумеет, конечно, что не огонь для искры — истинный и правый отец, ибо он есть огонь. Истинным правым отцом для искры и всего огненного является небо. Также весьма примечательно, что эта искорка оставляет и забывает не только отца и мать, братьев и сестер на земле; еще больше она себя из любви бросает, забывает и покидает — дабы ей к ее подлинному отцу, к небу взойти, хотя ей поневоле придется погаснуть в холоде воздуха; но она желает выказать природную любовь, каковую имеет к  истинному, небесному отцу своему.

И как было сказано прежде о пустоте иль наготе, — что сообразно тому, насколько душа прозрачна, обнажена и бедна и  сколь мало имеет творений и от вещей пребывает свободна, которые не являются Богом, настолько чисто она Бога приемлет и в Боге столь много, и настолько едина она становится с Богом и лицом к  лицу на Бога взирает, а Бог на нее, в одном образе преображенные, как говорит святой Павел45, — так же ныне я говорю о подобии и  жаре любви: ведь, чем больше одно другому подобно, тем больше оно к тому устремляется, тем проворней оно, в своем беге успешней, блаженней; и чем дальше оно отойдет от себя и всего, что не есть то, к чему стремится оно, и чем меньше похоже оно на себя и на все, что тем не является, тем больше оно уподобится, к чему устремляется. И поскольку подобие из Единого истекает и тянет и манит посредством силы и в силе Единого, постольку ни тому, что влечет, ни тому, что влечется, не будет покоя и мира, покуда они не объединятся в Единое. Посему наш Господь сказал, указуя, через пророка Исаю, что высшего подобия и мира любви Мне не хватит, пока Я Сам не откроюсь в Сыне Моем и Сам Я не возгорю и не воспламенюсь в любви Духа Святого46 . И наш Господь молил Отца Своего, дабы с Ним и в Нем мы стали едины, а не только объединились. Этой речи и истине этой мы имеем в природе свидетельство и  зримый образ вовне. Когда огонь возгорится и зажжет и воспламенит деревяшку, то сделает огонь деревяшку тонкой и на себя непохожей, отымет у нее грубость, холод, тяжесть и водянистость, уподобляя себе самому, огню, деревяшку все больше и больше; иначе огонь и дерево не успокоится, не уймется, не удовлетворится ни при каком тепле, жаре или подобии, пока огонь себя самого в дереве не родит и не сообщит ему личную свою природу и сущность себя самого, так чтобы все стало огнем, равно присущим обоим, — ни меньше, ни больше, но безраздельно. Потому, пока сего не случится, бывает дым, борьба, треск, усилие и спор между деревом и  огнем. Но когда все нетождество будет отнято и отброшено, огонь успокоится и древесина умолкнет. И я скажу больше по правде, что скрытая сила природы втайне ненавидит подобие, так как оно несет в себе различие и раздвоение, и ищет в нем цельность, которую в нем и лишь ради нее самой любит, как уста за вином и в вине ищут и любят вкус или сладость. Если бы вода имела тот вкус, какой есть у вина, уста не любили бы вино больше воды.

Поэтому я сказал, что душа в тождестве ненавидит подобие и любит его не само по себе, а также не из-за него самого; но любит она его ради Единого, скрытого в нем, которое есть истинный «Отец», без всякого истока начало, «всяческое» «на небе и на земле». И посему я говорю: до тех пор, пока между огнем и  деревом лишь подобие имеется и проявляется, не наступит ни подлинной радости, ни молчания, ни отдыха, ни покоя. И мастера говорят47 : становление огня происходит в борьбе, смятении, в непокое и  времени; рождение же огня и веселье бывает вне времени и  пространства. Веселье и ликование никому не покажется долгим и  длительным. Все, что сейчас я сказал, имеет в виду наш Господь, говоря: «Когда жена рождает ребенка, терпит она страдание, скорбь и  печаль; когда же ребенок родился, забывает она о печали и  скорби»48 . Поэтому говорит и призывает нас в Евангелии Бог, чтобы мы небесного Отца умолили, дабы наша радость сделалась совершенной, а святой Филипп говорил: «Господи, покажи нам Отца, и  довольно для нас»49; ибо «Отец» предполагает рождение, а не подобие, и предполагает Единое, в нем же подобие умолкает, и все утихает, что к сущности имеет влечение.

Теперь человек неприкровенно может познать, почему и  отчего он безутешен в любой своей грусти, тоске и заботе. Это проистекает только и исключительно из того, что он от Бога далек и несвободен от твари, Богу несообразен и холоден к Божьей любви.

Но есть еще и нечто иное: если бы кто захотел это приметить и принять во внимание, был бы он, бесспорно, утешен во внешнем горе и бедствии.

Вот человек следует каким-то путем или занимается каким-нибудь делом, или выполняет что-то иное и при этом терпит ущерб: ногу, руку сломает или глаза лишится, или же заболеет. Тогда, если будет он все время в себе помышлять: «Езжал бы ты другою дорогой или выполнял другую работу, с тобой сего не случилось бы», останется он безутешен и горестен волей-неволей. А потому стоит ему поразмыслить: «Если бы ты следовал иною дорогой, предпринял или же не предпринял какое-то дело другое, то, может статься, с тобою случилось бы гораздо худшее несчастье и горе»; и так он по праву утешится.

Еще я предположу нечто иное: ты потерял тысячу марок, — эту тысячу марок, что были утрачены, тебе не надо оплакивать. Надо Бога благодарить; Он дал тебе тысячу марок, хотя ты их мог потерять, и дает тебе, упражняя добродетель терпения, заслужить вечную жизнь, ее же тысячи и тысячи человек не имеют.

А вот и другое, что человека сможет утешить. Допустим, что в чести и покое человек проводит многие годы, но вдруг теряет все это по произволению Бога; тогда подобает человеку серьезно задуматься и воздать Богу хвалу. Ведь, только столкнувшись с  несчастьем и горем, которые выпали теперь на его долю, он осознал, какая у него до сих пор была обеспеченность и безмятежность; и за покой, которым он наслаждался столькие годы, даже никогда не подумав, как было ему хорошо, он должен возблагодарить Бога и не роптать. Он должен понять, что, в соответствии с природным положением вещей, человек, кроме зла и порока, сам по себе ничего не имеет. Все, что ни есть доброго и благого, то Бог ему одолжил, а не отдал. Ибо тот, кому ведома истина, знает, что Бог, Отец в небесах, передает Сыну и Духу Святому все, что является благом; творению же Он не дарует блага, но дает лишь взаймы. Солнце дарует тепло воздуху, но свет оно дает ему в долг; а потому как только солнце заходит, воздух света лишается, тепло же у него остается, ибо оно отдано воздуху в собственность. Поэтому мастера говорят, что Бог, небесный Отец, Сыну — Отец, а не Господин, и не Господин Он Духу Святому. Но Бог Отец-Сын-и-Дух Святой является Господином, Господом твари. И мы говорим, что Бог был извечно Отцом; а с тех пор, как Он создал творения, Он является Господином 50.

Теперь я скажу: раз человеку все отдано в долг, что хорошо или утешительно или временно, почему он в таком случае сетует, если Тот, Кто ему одолжил, хочет это отнять? Он должен благодарить Бога, что Тот ему так долго одалживал. И пусть он будет Ему благодарен, что Он не отбирает все сразу, что одолжил; а ведь было бы поделом, если бы Бог взял назад все, что ему давал в долг, — раз гневается человек, что Бог берет у него часть из того, что его никогда не было и владыкой чего он никогда не являлся. Потому верно сказал Иеремия, пророк, пребывая в великом страдании и плаче: «Велико милосердие Божье, что мы совсем не исчезли» 51. Если кто-то, кто мне одолжил платье, куртку и шубу, шубу свою назад заберет, а мне в мороз оставит платье и куртку, то я, по правде сказать, должен быть ему благодарен и радостен. И вот что особо стоит заметить — сколь велика неправда моя, если я гневаюсь и печалюсь, когда чего-то лишаюсь; ведь раз я хочу, чтобы добро, какое есть у  меня, было мне отдано в собственность, а не одолжено, то я желаю быть Господом и желаю быть Божьим Сыном в полном смысле по естеству, не будучи еще даже Божьим сыном по благодати; ибо свойство Сына Божьего и Духа Святого — быть во всех вещах равными.

Еще следует знать, что и людская естественная добродетель так благородна и столь могуча, что для нее, несомненно, никакое внешнее действие не будет ни достаточным, ни слишком тяжелым, чтобы в нем и при нем она сумела себя обнаружить и в нем воплотиться. А потому есть сокровенное дело, его же ни время, ни место не может ни вместить, ни объять, и в нем же есть нечто, что Божественно и Богу подобно; его не ограничит ни время, ни место, — оно равно есть всегда и повсюду, и в нем также равно присутству ет Бог; его неспособно вполне охватить никакое творение и  преобразить в себя Божья благость. Поэтому должно быть что-то внутреннее, высшее и нетварное, без меры и вида, в чем небесный Отец смог бы воплотиться, излиться и проявиться: это — Сын и  Святой Дух. Сокровенному делу добродетели можно помешать так же мало, как нельзя воспротивиться Богу. День и ночь дело сияет и светит. Оно восклицает и поет Богу осанну и новую песнь, как Давид говорит: «Воспойте Богу новую песнь»52.

То славословие — от земли и то дело Бога не любит, которое внешне, которое объемлют время и место, которое узко, которому могут мешать и препятствовать, которое устает и стареет от
времени и упражнений. А это дело — Бога любить, хотеть благого и блага; и все, что — с волей чистой и цельной во всех добрых трудах — человек сделать может и хочет, то он уже совершил, уподобляясь в сем Богу, о котором Давид говорит: «Все, что хотел, Он ныне соделал и сотворил» 53.

Этому учению имеем мы открытое свидетельство в камне: его внешнее дело в том состоит, что он падает вниз и ложится на землю. Можно воспрепятствовать делу — и он не будет падать все время без перерыва. Другое дело в камне более сокровенно, это стремление вниз, и оно прирожденно ему; его у него ни возьмут, ни отнимут ни Бог, ни творения. Так что лежи он хоть тысячу лет наверху, вниз клониться он будет ни меньше, ни больше, чем в первый день.

Точно так же я говорю о добродетели, что у нее есть внутренний труд: ко всему благому — произволение и склонность, всему же, что зло и скверну, несообразно благостыне и Богу, — противобор ство и бегство. И чем дело злее и несообразнее Богу, тем противление больше; чем дело значительней и Богу подобней, тем труд добродетели легче, любезней и веселей. И все ее воздыхание и  сокрушение в том заключается, — если сокрушение может в ней обрести место, — что сие сокрушение ради Бога чрезмерно мало, и  слишком ничтожно во времени все внешнее дело, чтобы она сумела в нем совершенно открыться, вполне проявиться и воплотиться. Упражняясь, она становится сильной, а из-за готовности к восприятию — богатой. Она не хочет перенести муку и страдание вынести; она желает и хочет все время без перерыва страдать ради Бога и дела благого. Все ее блаженство — страдать, а не пострадать, ради Бога. И  потому наш Господь говорит весьма замечательно: «Блаженны те, кто страдает за правду»54 . Он не говорит: «пострадал». Подобный человек не хочет быть пострадавшим, ибо пострадавший не значит страдать, — то, к чему он вожделеет; а это является преодолением и  утратой страдания, каковое он любит. Поэтому я говорю, что такой человек ненавидит и страдание-только-в-намерении, ведь сие тоже не означает страдать. Но все-таки страдание-в-будущем он ненавидит слабей, чем страдание-в-прошлом, так как страдание-в-прошлом от страдания дальше и на страдание меньше похоже, поскольку оно полностью миновало. Но то, что человек пострадать только должен, вполне не отнимает страдания, каковое он любит.

Святой Павел свидетельствует, что он ради Бога желал бы быть отлученным от Бога55, дабы Божья слава умножилась. Считают, что святой Павел сказал это в то время, когда не был еще совершенен. Но я полагаю, что сие слово вышло из совершенного сердца. Говорят также, что он имел в виду быть отлученным от Бога на какое-то время. А я говорю, что человек совершенный не хотел бы быть с Богом в разлуке как час, так и тысячу лет. Однако если в том состоит Божья воля и Божья слава, — чтобы он был отлученным от Бога, — то тысяча лет или даже вечность станут для него так же легки, как один день, один час.

Как сокровенное дело божественно и богоподобно и тем выдает причастность божественным свойствам, что, подобно всем тварям, хоть тысяча миров существуй, оно не превысит ни на волос одного только Бога, — так я говорю и говорил уже прежде, что сей внешний труд, его количество и размеры его, его протяженность и его широта никак не умножат благость сокровенного дела; оно имеет благость само по себе. Посему внешний труд отнюдь не может быть малым, если сокровенный велик; и внешний ни за что не будет большим и благим, если сокровенный мал и неценен. Внутренний труд всегда заключает в себе все величины, все дали и  длины. Внутренний труд берет и творит все свое бытие не откуда-нибудь, но изнутри и внутри Божьего сердца; он приемлет и  родит Сына в лоне Отца в небесах. Не так внешний труд: сей берет для себя Божью благость через сокровенное дело, изведенное и  излитое в нисхождении Божества, облеченного в различение, множественность и частичность. Все это и сходное с этим, как и само уподобление, Богу инородно и чуждо. Это льнет и прозябает и  утихает в том, что добрым слывет, что — озарено, что есть творение, вполне и совершенно слепое в отношении блага и света-самого-по -себе, а также Единого, в Коем Бог рождает Своего единородного Сына и в Коем все, кто — Божьи дети, суть рожденные сыновья. Здесь излияние и источник Духа Святого, от Которого, поскольку Он — Дух Бога и Сам Дух-Бог, в нас зачинается Сын, и здесь же истечение всех, кто является Божьими сыновьями: в меру того, как они — более или менее чисто — рождены лишь только от Бога, преображены сообразно Богу и в Боге, отвращены от всякого множества, которое все-таки и еще имеет место в ангелах высших, в  соответствии с их естеством, и даже, коль хочет кто знать, отвращены от блага, истины и всего, что, пусть только в мыслях и имени, имеет предчувствие и тень хоть какого-то различения, и обращены к Единому, свободному от всякой множественности и различения, в Коем также и Бог Отец-Сын-Дух Святой, освободясь и  обнажась от всяких различий и качеств, есть и суть Единица. И это Единое
нас блаженными делает; и чем мы от Единого дальше, тем меньше мы суть сыновья и сын, и тем менее совершенно в нас возникает и проистекает от нас Дух Святой; чем же мы к Единому ближе, тем истинней мы суть Божьи сыновья и сын, и от нас изливается Бог-Дух Святой. Сие подразумевается, когда наш Господь, Божий Сын в Божестве, говорит: «Кто испьет от воды, что Я подаю, в том сделается источник воды, текущей в вечную жизнь»56, а святой Иоанн говорит, что Он это сказал о Духе Святом57.

В соответствии со Своим свойством, Сын в Божестве подает не иное, как сущность Сына, как сущность Богом рожденного, источник, исход и излияние Духа Святого, Божьей любви, а также полный правый цельный привкус Единого, Отца в небесах. Посему речет Отчий голос к Сыну с небес: «Ты еси Сын Мой возлюбленный, в Нем же Я любим и  хвалим»58 ; ведь Бога, несомненно, никто, если он не есть Божий сын, не возлюбит совершенно и чисто. А любовь, Дух Святой, рождается и истекает от Сына, и Сын любит Отца ради Него Самого, Отца в Нем Самом и в Отце Себя Самого. Поэтому весьма справедливо говорит наш Господь: «Блаженны нищие в духе», то есть те, кто, не имея ничего своего и духа людского, идут, обнаженные, к Богу. И говорит святой Павел: «Бог открыл это нам в Своем Духе»59.

Святой Августин говорит, что тот наилучшим образом разумеет Писание, кто, освободившись от всякого духа, ищет смысл и истину Писания в нем же самом, то есть в духе, в котором оно написано и проповедано, в Божьем Духе60. Святой Петр говорит, что все святые люди возвещали в Духе Божььем61 . А святой Павел сказал: никто не может узнать и познать того, чту в человеке, кроме духа, который в человеке живет, и никто знать не может того, чту есть Дух Божий и  чту в Боге есть, кроме Духа, который — от Бога и  Бог62. Поэтому правильно говорит один текст, один комментарий, что никто не может уразуметь и постичь сочинения Павла, не обладая тем духом, в котором святой Павел говорил и  писал63. В том-то и состоит вся моя неизбывная жалоба, что грубые люди, Божььего Духа лишенные и неимущие, норовят обсуждать сообразно своему грубому человеческому пониманию, что они слышат или читают в Писании, которое возвещено и записано Духом Святым и в Духе Святом, не разумея того, что начертано: «Невозможное человекам, Богу возможно» 64. Это обычно и естественно: что невозможно для низшей природы, то высшей природе присуще и свойственно.

Послушайте теперь еще раз, о чем я уже говорил, — что добрый человек, Божий сын в Боге рожденный, любит Бога ради Него Самого, а так же в Самом Нем, — и многие другие слова, которые я говаривал прежде. Дабы сие лучше понять, следует знать, что, как я опять-таки много раз говорил, благой человек, от блага и в Боге рожденный, вступает во все присущее Божьей природе. А Богу присуще, по словам Соломона, что Бог все созидает ради Него Самого65, то есть, что Он взирает не на «почему» вне Себя, а лишь на «ради-Себя-Самого»; Он любит и творит все ради Себя Самого. Посему если человек возлюбит Его Самого и все дела и все свои труды исполнит не ради награды, ради чести и ради удобства, но лишь ради Бога и Божьей славы, то это признак того, что он — Божий сын.

Еще раз: Бог любит ради Себя Самого и творит все дела ради Себя Самого, то есть Он любит ради того, чтобы любить, и  творит ради того, чтобы творить; ибо Бог, безусловно, никогда бы в  вечности не родил Своего единородного Сына, не будь рожденность тем же, что и рождение. Потому святые и говорят, что Сын как извечно рожден, так до сих пор рождается беспрерывно 66. И Бог никогда не создал бы мира, не будь сотворенность тем же, что и  творение. Посему Бог сотворил таким образом мир, что Он его все еще творит непрестанно. Все миновавшее и грядущее Богу чуждо и  посторонне. А потому, кто есть сын, рожденный от Бога, тот любит Бога ради Него Самого, иначе сказать: он любит Бога ради того, чтобы Бога любить, и творит все дела ради того, чтобы творить. От любви и творчества Бог никогда не устанет, и все, что Он любит, для Него есть любовь. Поэтому верно, что Бог есть любовь67. И поэтому я выше сказал, что благой человек желает и хочет всегда ради Бога страдать, а не быть пострадавшим; страдая, он тем обладает, что любит. Он любит страдать ради Бога и ради Бога страдает. Значит и в этом он — Божий сын, созданный по образу и подобию Божььему, любящий самоцельно, то есть он любит ради любви и творит ради творчества; потому же и Бог любит и  творит непрестанно. Божье действие есть Его природа, Его существо, Его жизнь, Его блаженство. И также для Божьего сына, человека благого, поскольку он — Божий сын, страдание ради Бога, действие ради Бога есть, воистину, его существо, его жизнь, его действие, его блаженство, ибо так говорит наш Господь: «Блаженны те, кто ныне страдает за правду».

И еще я скажу в третий раз, что добрый человек, поскольку он благ, не потому только Божьими свойствами обладает, что все, что творит он и любит, ради Бога творит он и любит, — Его же он любит
и ради Него он творит, — но потому что, любя, он любит и  творит также ради себя самого: ибо то, чту он любит, есть Бог-Отец нерожденный, а  кту любит есть рожденный Бог-Сын. И Отец в Сыне и  Сын во Отце. Отец и Сын суть одно. О том, как души сокровенное и  превыспренное творит и приемлет Божьего Сына и становление Божьего Сына в лоне и сердце Отца в небесах, об этом ищи по окончании книги, где я пишу «о человеке высокого рода, который отправился в  дальнюю страну, чтобы получить себе царство и воротиться» 68.

Также надобно знать, что оттиск и влияние на природу природы высшей и высочайшей для всех желаннее и приятней, чем своя природа и сущность. Вода сообразно своему естеству бежит вниз по долине, и в этом-то заключена ее суть. Но под воздействием и  влиянием луны в небесах она оставляет и забывает свое личное естество и струится вверх по горе; и сие течение ей гораздо легче, чем течение вниз. Вот по чему должен узнавать человек, идет ли он стезей правды: ему будет милей и приятней свою природную волю забыть и  оставить и от себя вполне отречься во всем, в чем Бог пожелает его испытать. И это, по правде сказать, имелось в виду, когда наш Господь говорил: «Кто ко Мне хочет идти, тот пусть из себя выйдет и отвергнет себя и оставит свой крест»69, то есть: пусть он отложит и отбросит все то, что есть крест и страдание. Ведь, подлинно, кто отрекся от себя самого и полностью из себя самого вышел, для того ничто стать не может ни крестом, ни печалью, ни горем; все ему будет блаженством, радостью и сердечным весельем, и он истинно будет сопутствовать и следовать Богу. Ибо как Бога ничто удручить и озаботить не может, так же мало и этого человека что-либо может смутить и ввергнуть в печаль. А посему, когда наш Господь говорит: «Кто ко Мне хочет идти, тот да отвергнет себя и оставит свой крест и за Мной следует», то это — не столько наказ, как повсемест но говорят и считают, сколько обетование и поучение Бога о  том, как для человека вся его мука, вся его работа, вся его жизнь станет блаженной и радостной, и это — скорее награда, чем указание. Ведь человек, чья суть такова, владеет всем, что он хочет, и ничего плохого не хочет; и это — блаженство. Поэтому опять-таки справедливо говорит наш Господь: «Блаженны те, кто страдает за правду».

К тому же, когда наш Господь, Сын, говорит: «отвергни себя и оставь свой крест и прииди ко Мне», то имеет в виду: стань сыном, как Я, Бог рожденный, и тем самым Единым, каковым Я  являюсь, каковое творю, живя, находясь в лоне и сердце Отца. «Отец, — также Сын молвит, — Я хочу, чтобы тот, кто за Мной следует,

В КОНТЕКСТЕ БОЛЬШОГО ВРЕМЕНИ  
Майстер Экхарт
Книга Божественного утешения

Диалог. Карнавал. Хронотоп, 1998, № 2
100   101
Dialogue. Carnival. Chronotope, 1998, № 2

кто приходит ко Мне, был там, где Я пребываю» 70. К Сыну, ибо Он Сын, никто не придет, если сыном не станет, и там, где Сын пребывает, будучи в лоне и сердце Отца Единым в Едином, никто не окажется, если не окажется сыном.

«Я, — Отец говорит, — хочу ее в пустыню увлечь и там говорить к ее сердцу»71 . Сердцем к сердцу, Единым в Едином любит Отец. Все, что Ему посторонне и чуждо, Бог ненавидит. К  Единому влечет Он и тянет. Единого взыскуют все твари, даже низшие творения ищут Единого, и высшие на Единое смотрят; из природы изъятые и преображенные, они ищут в Едином Единое, Единое в них самих. Поэтому Сын, видимо, хочет сказать: в Божестве сыном в Отце, где Я пребываю, должен быть тот, кто Мне служит, за Мною кто следует, кто приходит ко Мне.

А вот еще одно утешение. Следует знать, что для всей природы немыслимо что-то сломать, испортить или просто затронуть, при этом не помышляя о большем благе того, что она трогает. Ей мало создать равноценное благо; она всегда хочет большее сотворить. Как это? Врач мудрый, — он никогда не прикоснется к  больному пальцу человека, так чтобы человеку причинить боль, если не сумеет самому пальцу или всему человеку сделать лучше и  принести облегчение. Коль может он исцелить человека или же палец, он сделает это; а если не так, то он палец отрежет, дабы человеку помочь. И это гораздо лучше — потерять только палец и  сохранить человека, нежели обоим погибнуть, пальцу и человеку. Лучше одно зло, чем два, особенно, если одно несоизмеримо больше другого. Также следует знать, что, сообразно природе, палец и  рука, — каждый член любит человека, чьим он членом является, много больше, чем себя самого, и охотно и неизменно радостно отдает себя на страдание и горе за человека. Сказать по правде, этот член не любит себя вообще, разве что в том и ради того, членом кого он пребывает. Посему было бы весьма справедливо и для нас естественным образом было бы правильно любить себя не ради себя, а ради Бога и в Боге. И если так будет, будет нам легко и  приятно все то, что Бог от нас и в нас ни захочет, особенно, если мы осознаем, что Бог не допустит какого-то малого урона и горя, если в  нем не узрит и не заметит во много раз большей пользы. Воистину, если кто в этом Богу не верит, то он по заслугам мучается и страдает.

И есть еще одно утешение. Павел святой говорит, что Бог всех тех наказует, кого приемлет и берет в  сыновья72 . Одно имеет отношение к другому: если человек должен стать сыном, ему подо
бает страдать. Поскольку в Божестве и в вечности Божий Сын не мог испытывать мук, небесный Отец Его отправил во время, дабы Он стал человеком и смог испить горькую чашу до дна. Коли ты хочешь быть Божьим сыном и все-таки не желаешь страдать, нет в тебе никакой правды. В «Книге Премудрости» написано, что Бог проверяет и испытует кто праведен, как золото испытуют и  проверяют и жгут в плавильной печи73. Вот признак того, что король или князь рыцарю вполне доверяет, — если он его посылает в  сражение. Я видел одного господина; когда он кого-то принимал в  свиту, то отсылал его ночью и сам на него нападал и с ним бился. И как-то случилось, что он был одним едва не убит, которого таким образом решил испытать, и с тех пор он возлюбил этого ратника много больше, чем прежде.

Можно прочесть, что однажды в пустыне святой Антоний особо жестоко страдал от злых духов, и когда он страдание свое превозмог, ему видимым образом явился Господь наш, исполненный радости. И говорил святой муж: «Увы, Божье мой, где же Ты был, когда я был в столь великой печали?» И сказал наш Господь: «Я был здесь, где Я теперь. Но хотел Я и жаждал увидеть, насколько ты праведен» 74. Кусок серебра или золота достаточно чист, но если из него захотят сделать чашу, из которой король должен пить, его прокалят особенно, — больше, чем прочее. Поэтому апостолами было написано, что они радовались, когда сподобились принять ради Бога бесчестье 75.

По природе Сын Божий возжелал из милости стать человеком, дабы пострадать ради тебя, ты же желаешь стать Божьим сыном, а не человеком, затем, чтобы тебе не надо и непотребно было страдать ни ради Бога, ни ради себя самого.

Также, если бы некто захотел понять и постичь, сколь воистину великую радость из-за терпения человека, — когда он ради Бога терпит страдания и муки, — имеют в своем роде Сам Бог, все ангелы и все, кто Бога знает и любит, то он в силу лишь этого одного сумел бы обрести утешение. Люди свое добро отдают и претерпева ют невзгоды, чтобы утешить друзей и им свою любовь показать.

И опять-таки надо подумать: если у человека есть друг, который из-за него пребывает в страдании и в горе и в бедствии, то, воистину, будет вполне справедливо, если он станет находиться при нем, веселя его своим личным присутствием и утехами, какие для него только сможет придумать. Поэтому и говорит наш Господь в  Псалтири о праведнике, что Он с ним пребывает в несчастии 76. Из этих

В КОНТЕКСТЕ БОЛЬШОГО ВРЕМЕНИ  
Майстер Экхарт
Книга Божественного утешения

Диалог. Карнавал. Хронотоп, 1998, № 2
102   103
Dialogue. Carnival. Chronotope, 1998, № 2

слов можно извлечь семь поучений и семь оснований для радости.

Во-первых, то, о чем говорит святой Августин: что терпение в страдании из-за Бога лучше, ценнее и выше и благородней всего, что у человека можно отнять против воли; все сие есть внешнее благо77. Бог — свидетель, не найти столь богатого человека, который, любя этот мир, не хотел бы по собственной воле принять большое страдание и очень долго терпеть, дабы стать затем полновластным господином всего этого мира.

Во-вторых, я исхожу не столько из слов, которые Бог произнес, — что Он-де с человеком, когда тот страдает, — но я сие извожу изнутри и из сущности слова и говорю: если в страдании Бог пребывает со мной, чего же еще я хочу, чего же мне надо? Если стези мои направлены к правде, то мне ничего другого не надо, ничего, кроме Бога, я не желаю. Святой Августин говорит: «Тот алчен и неразумен, кому недостаточно Бога», и говорит в другом месте: «Как человеку может хватать внешних и внутренних Божьих даров, когда ему не хватает самого Бога?»78. И потому он опять-таки говорит в другом месте: «Господи, если Ты укажешь нам от Себя, то подай нам другого Себя, ибо мы, кроме Тебя, ничего не желаем»79 . Поэтому сказано в «Книге Премудрости»: «С Богом, вечной Премудростью, ко мне все блага пришли»80 . Понимай это в  том смысле, что нет ничего доброго и доброго ничего быть не может, что приходит без Бога; и все, что с Богом приходит, то благо, и потому только благо, что оно с Богом приходит. Я хочу о Боге молчать. Изыми у всех тварей этого мира ту суть, что Бог им дает, и тогда они останутся голым ничто, безрадостным, без всякой цены, безобразным. Много других благородных значений несет в  себе слово о том, что с Богом приходит всякое благо; было бы слишком долго об этом здесь говорить.

Наш Господь говорит: «Я — с человеком в  скорби»81 . На это святой Бернард отвечает: «Господи, если Ты с нами в страдании, то дай всегда мне страдать, дабы Ты был со мной во всякое время, чтобы я во всякое время Тобой обладал» 82.

В-третьих, скажу я: то, что Бог — с нами в страдании, означает, что Он Сам с нами страдает. Ей-ей, кто истину знает, тот понимает, что я правильно говорю. Бог с человекам страдает,..да, Он подлинней и по-Своему несоизмеримо больше страдает, чем страдает страждущий ради Него. А теперь я скажу: ежели Сам Бог хочет страдания, то по праву и я должен страдать, ибо, если я  праведен, то я того же желаю, чего хочет Бог. Я прошу все дни напролет,
и Бог велит мне просить: «Господи, да будет воля твоя!»; и  если Бог хочет страдать, а я на страдание жалуюсь, то нет в этом правды. Я скажу верно: когда мы страдаем лишь ради Бога, то Бог с нами и ради нас столь охотно страдает, что страдает без муки. Страдание Ему столь вожделенно, что страдание для Него — не страдание. А потому, коли мы праведны, то и для нас страдание — не страдание; оно для нас наслаждение и радость.

Четвертое я говорю, что сострадание друга естественным путем уменьшает страдание. Итак, если страдание человека, который пребывает со мной, меня способно утешить, то насколько больше утешит меня сострадание Божье.

Пятое, раз должен я и желаю страдать с человеком, которого я люблю и который любит меня, то я должен охотно и по справедливости страдать вместе с Богом, страждущим со мной и  ради меня из любви, которой Он любит меня.

В-шестых, я скажу: если Бог прежде страдает, чем я  терплю муки, а я их терплю ради Бога, то, воистину, все мои муки, как бы велики и различны они ни были, без труда обращаются в утеху и радость. И это естественно: когда человек совершает какой-либо труд ради другого, тогда то, для чего он совершает его, его сердцу ближе; чту же он делает, от его сердца дальше и никогда его сердца не тронет, разве что через то, для чего это он делает. Кто мастерит и  по дереву режет и тешет камни с тем и затем, чтобы выстроить дом вопреки жару лета и морозу зимы, перед взором того — прежде всего и единственно дом, и, если б не дом, он никогда бы не обтачивал камни и не совершал бы сей труд. И мы часто видим, что когда больной человек пьет вино сладкое, то ему мнится и он говорит, что оно горько, и это подлинно так, ибо вино теряет всю свою сладость вовне в горечи языка, прежде чем вовнутрь попадет, где душа восприемлет и почувствует вкус. Вот так же, но несравненно больше и  истинней, когда человек все свои труды творит ради Бога, Бог посредствует и душе предстоит, и ничто души и сердца человека коснуться не может, не потеряв волей-неволей в Боге и Божьей сладости свою горечь и, — утратя ее, — не став чистой сладостью, прежде чем сумеет дотронуться до сердца людского.

А вот еще одно свидетельство и сравнение: мастера говорят, что под небом повсюду есть пламень83 и потому никакой дождь и ветер, никакие ураганы и бури не могут снизу приблизиться к  небу, чтобы его хоть как-то коснуться; все, прежде чем к небу подымется, сожжется и уничтожится жаром огня. Так же я говорю: все, что

В КОНТЕКСТЕ БОЛЬШОГО ВРЕМЕНИ  
Майстер Экхарт
Книга Божественного утешения

Диалог. Карнавал. Хронотоп, 1998, № 2
104   105
Dialogue. Carnival. Chronotope, 1998, № 2

терпит человек и творит ради Бога, станет сладким в  сладости Божьей, еще не дойдя до сердца того человека, который ради Бога творит и страдает. Ведь сие-то и означают слова, когда говорят «ради Бога», поскольку это сердца никогда не достигнет, если не пройдет через сладость Творца, где свою горечь утратит. И это также сожжется жарким огнем Божьей любви, — той, что объемлет сердце человека благого.

Вот теперь можно ясно понять, сколь успешно и сколь многими способами добрый человек всюду находит утеху в горе, в  страдании и труде. Один способ, — когда он страдает и действует ради Бога; другой способ, — если он пребывает в Божьей любви. Человек так сможет узнать и понять, все ли труды он творит ради Бога и пребывает ли он в Божьей любви; ибо, воистину, в какой мере страждущим и вне радости увидит себя человек, в той мере свершается его труд не ради единого Бога; и посмотри! — в той же мере находится он вне Божьей любви. «Огонь, — царь Давид говорит, — грядет с Богом и перед Богом; и все вокруг он сжигает, что Бог узрит противным Себе»84 и что Ему неподобно, иначе сказать: страсть, безутешность, беспокойство и горечь.

Еще есть седьмое в том слове, что Бог с нами в страдании и нам сострадает: нас должна изрядно утешить такая особенность Бога, как Его сплошное единство без случайной множественности различения; — так что можно помыслить только одно: все, что есть в  Нем, есть Сам Бог. И поскольку это есть правда, то я говорю: все, что благой человек терпит ради Бога, терпит он в Боге, и в его страдании страдает с ним Бог. Раз мое страдание в Боге и Бог мне сострадает, то как страдание может быть для меня болью, ибо страдание боли лишается, и мое страдание — в Боге, и мое страдание — Бог? Подлинно, если мой Бог есть Истина, то где бы я истину ни нашел, я Бога, Истину, обретаю; так же как, — ни меньше, ни больше, — я обретаю, когда нахожу сплошное страдание ради Бога и в Боге, мое страдание как Бога. Кто этого не разумеет, пусть сетует на свою слепоту, а не на меня и не на истину Божьью и любезное милосердие.

Вот так-то ради Бога вы и страдайте, ибо это изрядно полезно и блаженством является. «Блаженны те, — сказал наш Господь, — кто здесь страдает за правду». Как же может любящий благо Бог допустить, что Его друзья, добрые люди, не страдают всегда и во всякое время? Если бы у человека был друг, который хотел пострадать несколько дней, дабы через это добиться богатства, славы и благоденствия и обладать ими многие годы, а он задумал ему
помешать либо допустить, чтобы ему помешали, тогда никто не мог бы сказать, что он его друг и что он его любит. Быть может, поэтому Бог ни в коем случае не стал бы терпеть, дабы друзья Его, добрые люди, хоть какое-то время без страдания жили, если бы они не были способны страдать не страдая. Всякая благость страдания внешнего происходит и проистекает от благости воли, как я  выше писал. А посему, все, что благой человек выстрадать хочет, готов и жаждет ради Бога перенести, то терпит он пред лицем Бога, ради Бога и в Боге. Царь Давид в Псалтири сказал: «Я близок к  падению, и скорбь моя во всякое время в сердце моем, перед очами моими»85. А Иероним святой говорит, что чистый воск, вполне размягченный и пригодный к тому, чтобы из него и с ним делать то, что кому-то будет угодно и нужно, все содержит в себе, что из него только можно слепить, даже если из него не лепят видимым образом86 . И я выше писал, что если камень зримо не кладут вниз на землю, то он от того не менее тяжек; вся его тяжесть в том состоит, что он клонится к земле и сам по себе готов упасть вниз. Так же я выше писал: что все, что бы ни задумал благой человек сотворить, то он уже теперь сотворил в Царстве Небесном и царстве земном, уподобляясь в сем Богу.

Теперь можно себе уяснить и понять грубость людей, которые обычно дивятся, когда видят добрых людей в муках и  поругании, и их часто одолевают сомнения и помыслы, что это случается из-за тайных грехов, и они порой говорят: «Увы, я-то думал, это праведный человек. Как может быть, что он терпит такое поругание и горе; я полагал, что у него нет недостатков!». И я говорю вместе с ними: воистину, если это страдание и если то, что они переносят, для них является страданием и несчастьем, то они не благи и не без греха. Если благи они, то для них страдание — не страдание и несчастье, напротив, оно для них — счастье великое и  блаженство. «Блаженны все те, — сказал Бог, Истина, — кто ныне страдает за правду». Поэтому «Книга Премудрости» говорит, что «души праведных в Божьей руке. Нечестивцам мнится и кажется, что они гибнут и низвергаются, а они живут в  мире»87, радости и блаженстве. Святой Павел — в том месте, где пишет сколь много святых претерпело всевозможные великие муки, — говорит, что целый мир их не был достоин88 ; и это слово, если его верно понять, несет в себе тройной смысл. Первый — тот, что сей мир недостоин жизни многих добрых людей. Второй смысл благородней; в соответствии с ним красота этого мира невелика и неценна; Бог один ценен, по

В КОНТЕКСТЕ БОЛЬШОГО ВРЕМЕНИ  
Майстер Экхарт
Книга Божественного утешения

Диалог. Карнавал. Хронотоп, 1998, № 2
106   107
Dialogue. Carnival. Chronotope, 1998, № 2

тому [благие люди] для Бога ценны и суть ценность Бога. Третий смысл, о нем-то я здесь и веду рассуждение, заключается в том, что сей мир, то есть люди, которые любят сей мир, недостойны терпеть ради Бога лишения и муки. Об этом написано, что святые апостолы ликовали, удостоившись во имя Божье бесчестье принять89 .

Ну вот, хватит слов. В третьей части сей книги я хочу написать о некой отраде, которой в страдании также должен и  может утешиться благой человек и каковую найдете в поступках, а не только словах благих и мудрых людей.

III

В «Книге Царств» мы читаем, что некто изрыгал на царя Давида хулу и тяжко его поносил. Тогда один из друзей Давида сказал, что он хочет убить того злого пса. Давид же ответил: «Нет, ведь, может быть, через сие поругание Бог желает и умышляет мне мое лучшее даровать» 90.

В «Книге отцов» мы читаем, что некий человек сетовал святому отцу, что он терпит муки. Отец же сказал: «Хочешь ли, сыне, чтобы я умолил Бога, дабы Он у тебя это отнял?» А тот говорит: «Нет, отче, ибо это целительно для меня, я знаю наверное. Но попроси лучше Бога, да ниспошлет Он мне благодать, чтобы я по доброй воле страдал» 91.

Как-то раз одного больного человека спросили, почему он не молит Бога о том, чтобы Бог его исцелил. Человек же сказал, что по трем причинам не хочет этого делать. Первая — та, что, как он уверен, любящий Бог никогда не допустит, чтобы он захворал, не будь сие к его благу. Другая причина в том состоит, что человек, если он добр, хочет всего, чего хочет Бог, а не наоборот, — Бог желает того, чего человек пожелает; это было бы совершенно неверно. А потому, раз Он хочет, чтобы я заболел, — ибо не будь Его воли, сего не случится, — то и я не должен хотеть быть здоровым. Ведь, без сомнения, если бы так получилось, что Бог меня исцелил вопреки своей воле, то мне то, что он меня исцелил, было бы ненужно и безразлично. Хотение идет от любви, нехотение происходит от нелюбви. Мне много лучше, милей и полезней, если Бог меня любит, и я при этом хвораю, чем, если я телом здоров, и  Бог не любит меня. Что Бог любит, то является чем-то, что Бог не любит, то ничем не является, так говорит «Книга Премудрости» 92. Ведь истина в том состоит, что все, чего Бог пожелает, становится благом уже в том и из-за того, что Бог этого хочет. В самом деле, го
воря по людски, мне было бы гораздо приятней, если бы меня полюбил богатый, имеющий власть человек, [скажем] король, и на время оставил меня без подарков, чем если бы он сию же минуту приказал мне что-то подать и в сущности меня не любил; если он мне сейчас из любви ничего не дает, то он потому мне ничего не дает, что хочет позже меня одарить щедрей и богаче. Я допускаю, что человек, который любит меня и сейчас мне ничего не дает, захочет мне потом что-то подать; впоследствии, может быть, он придумает что-то получше и меня одарит. Я должен ждать терпеливо, особенно, если его дар из милости и незаработан. И вот что еще верно: на чью любовь я не обращаю внимания и чьей воле моя воля протвна и от кого мне нужны только подарки, тот — и сие будет вполне справедливо — мне ничего не подаст, а так же возненави дит меня и бросит в несчастье.

Третья причина, отчего мне было бы ненужно и неприятно Бога упрашивать, чтобы Он меня исцелил; — я не хочу и не должен молить богатого, щедрого на любовь и милосердного Бога о таком пустяке. Допустим, что я отправился к папе за сотню или же две сотни миль и сказал, встав перед ним: «Господин, отче святой, я миновал с большими затратами двести миль тяжелой дороги и  я Вас прошу, — за чем я к Вам и пришел, — чтобы Вы дали мне один боб»; воистину, сам он и каждый, кто это услышит, скажет, и  кстати вполне справедливо, что я изрядный дурак. То, что сейчас я  скажу, является подлинной правдой: все добро и даже вся тварь, в  сравнении с Богом меньше, чем один боб против всего этого телесного мира. Посему, будь я мудрым благим человеком, я, по совести говоря, погнушался бы у Бога просить, чтобы мне стать здоровым.

В связи с этим словом я также скажу: вот признак нездорового сердца, — когда человек бывает веселым и грустным из-за преходящих вещей сего мира. Этого, если замечаешь в себе, надо глубоко, сердцем стыдиться перед Богом и его ангелами и людьми. Так сильно стыдятся изъяна лица, на который взирают люди со стороны. Что хочу я дальше сказать? Книги Ветхого и Нового завета, а также святых и язычников изобилуют тем, как благочестивые люди с готовностью отвращались от своей жизни и от себя самих отрекались ради Бога и из естественной добродетели.

Языческий мастер Сократ говорит, что добродетели делают невозможные вещи возможными, а также легкими и приятными 93. И я не хотел бы забыть, как одна блаженная женщина, о  которой пишется в «Книге Маккавеев», однажды увидала перед своими гла

В КОНТЕКСТЕ БОЛЬШОГО ВРЕМЕНИ  
Майстер Экхарт
Книга Божественного утешения

Диалог. Карнавал. Хронотоп, 1998, № 2
108   109
Dialogue. Carnival. Chronotope, 1998, № 2

зами ужасные, невыразимо жестокие и лютые пытки, коими истязали и мучили ее семерых сыновей, и воззрев на это с радостным сердцем, она укрепляла их и всех по одному увещала ничего не бояться и добровольно отдать за Божьью правду тело и  душу94. На этом книге конец. Но я желаю сказать еще пару слов.

Одно — таково: что человек Божий и воистину добрый должен весьма устыдиться, если его когда-нибудь взволнует какое-то горе, ибо мы видим, что купец ради получения незначительной и сомнительной прибыли часто путешествует по дальним странам, разбитым дорогам, горам и долинам, диким местам и морям, среди расхитителей и убийц тел и имущества и терпит большую нехватку в еде, сне и питье и другие лишения и все это, однако, забывает охотно и с легким сердцем ради малой сомнительной пользы. Рыцарь в бою рискует добром, телом, душой из-за преходящей и весьма кратковременной славы; нам же мнится великим, когда мы чуть-чуть пострадаем ради Бога и вечного блаженства.

Другое слово, которое я имею в виду, — что иной неотесанный человек скажет, что многие словеса, их же я записал в этой книге и где-нибудь в другом месте, не являются истинными. Ему отвечу я то, что святой Августин говорит в первой книге своей «Исповеди»; он говорит, что все, что еще только грядет, даже через тысячи и тысячи лет, если мир просуществует столь долго, Бог ныне соделал, и все, что миновало несколько тысячелетий назад, сегодня соделает. Как же мне быть, если кто-то этого не понимает? 95 И опять-таки говорит в другом месте, что человек, который себя слишком любит, хотел бы других ослепить, дабы его слепота скрытой осталась 96. Мне достаточно, что во мне и в Боге истинно то, что я говорю и пишу. Кто видит палку, погруженную в воду, тому кажется, что палка кривая, а она совершенно прямая; и это от того происходит, что вода грубее, чем воздух; палка прямая, а не кривая, — сама по себе и в глазах того, кто на нее смотрит в  чистоте одного только воздуха.

Святой Августин говорит: «Кто без разнообразных понятий, многообразных примеров и образов познает сокровенное, которого не видит внешне зрение, тот знает, что это есть правда. Кто же не ведает этого, тот надо мною смеется и шутит, а мне его жаль. Ибо такие люди желают видеть и чувствовать вечные вещи и  дела Бога и стоять в свете вечности, но их сердце еще носится во вчерашнем и завтрашнем дне»97.

Один языческий мастер, Сенека, сказал: «О великих и  высо
ких вещах подобает говорить с великими и высокими чувствами и душою возвышенной» 98. Также скажут, что подобное наставление не следует ни проповедовать, ни писать неученым. На это скажу я: если не станешь учить людей неученых, то и ученых не будет, тогда не сможет никто ни учить, ни писать. Ибо потому неученых и учат, дабы они из неученых учеными стали. Если не будет нового, то не будет и старого. «Тем, что здоровы, — говорит наш Господь, — лекарство не нужно»99. Врач для того [нужен], чтобы больных здоровыми cделать. Если есть некто, кто эти слова истолкует неправильно, то что ж до того человеку, который то слово, что истинно, проповедует верно? Святой Иоанн проповедует святое Евангелие всем верным, а также неверным, дабы они верными стали, и все же он начинает Евангелие с высшего, что ни один человек в  этом мире не мог о Боге изречь; и слова его и слова нашего Господа часто понимались неверно.

Любовью богатый, милостивый Божье, Истина, дай мне и всем тем, кто сию книгу будет читать, чтобы мы истину в себе обрели и познали. Аминь.

1 2 Кор. 1, 3

2 Сочинение Экхарта принадлежит к богословскому жанру «книг утешения», восходящему к трактату Северина Боэция «Утешение философией» (нач.VI в.).

3 Трактуемая здесь тема: о соотношении общих понятий (perfectiones generales, или termini spirituales) мудрости, истины, праведности, благостыни, а также бытия, единого, справедливости и их тварных и относительных проявлений и воплощений — одна из главных в творчестве Экхарта. Экхарт неоднократно возвращает ся к ней в латинских трактатах и немецких проповедях (см. в  частности: Мейстер Экхарт. Проповеди и рассуждения/ Вступ. ст. и  пер. М.В.Сабашниковой. М. 1912.).

4 Иоанн. 14, 10.

5 Иоанн. 5, 17.

6 Ср. Иоанн. 17, 10.

7 Иоанн. 5, 26.

8 "Он" имеется в виду Иоанн, автор цитируемого Евангелия.

9 Иоанн. 1, 12-13.

10 Здесь идет речь о т.н. низших силах души, тесно связанных с телесным составом человека: дар различения (rationale), гнев

В КОНТЕКСТЕ БОЛЬШОГО ВРЕМЕНИ  
Майстер Экхарт
Книга Божественного утешения

Диалог. Карнавал. Хронотоп, 1998, № 2
110   111
Dialogue. Carnival. Chronotope, 1998, № 2

ная сила (irascibile) и желание (concupiscibile).

11 К высшим силам души относятся: возможность сохраняющая (memoria), разум (intellectus) и воля (voluntas). Подробнее см.: проп. «Об обновлении духа» (Мейстер Экхарт. Проповеди и  рассуждения, с.147—149.).

12 Августин . Толкование на Пс.36, п.3: «Quod tibi longum videtur, cito est Deo: subjunge te Deo, et tibi cito erit» (PL 36, 357).

13 Прит. 12, 21.

14 Ср.: 1 Кор. 10, 13.

15 См.: Августин . Исповедь. VII,12, п.18 (PL 32, 743); Аристотель . Никомахова Этика. IV, 11—12.

16 Вариация Экхарта на тему двух стихов Екклесиаста; ср. Еккл. 7, 14: «Во дни благополучия пользуйся благом, а во дни несчастия размышляй; то и другое соделал Бог для того, чтобы человек ничего не мог сказать против Него»; Еккл. 11, 8: «Если человек проживет много лет, то пусть веселится он в продолжении всех их, и пусть помнит о днях темных, которых будет много: все, что будет, суета!»(цит. по Синодальному изд.).

17 Августин . Исповедь. X,41, п.66: «Tu es veritas super omnia praesidens. At ego per avaritiam meam non amittere te volui, sed volui tecum possidere mendacium, sicut nemo vult ita falsum dicere, ut nesciat ipse, quid verum sit. Itaque amisi te, quia non dignaris cum mendacio possideri» (PL 32, 807).

18 Обе приведенные Экхартом цитаты варьируют одно и то же место из проповеди Августина 105,3, п.4: «Avare, quid aliud quaerebas? Aut si aliud petas, quid tibi sufficit, cui Deus non sufficit» (PL 38, 620).

19 На какое место в сочинениях Августина здесь ссылается Экхарт, остается до сих пор невыясненным; вполне вероятно, — учитывая свободу обращения Экхарта с цитируемыми источниками,  — на «Исповедь» IV, 9, п.14: «Te nemo amittit, nisi qui dimittit, et qui dimittit, quo it aut quo fugit nisi a te placido ad te iratum» (PL 32, 699).

20 Исх. 33. 15.

21 Лук. 6. 45.

22 Еккл. 6. 7.

23 Пс. 41, 4.

24 Средневековые представления о небе как «месте огня» основаны на неверном, комментаторами и переводчиками опосредованном восприятии аристотелевской «Физики». Последняя, действительно, пронизана темой огня, однако речь идет исключитель но о его устремленности вверх (II, 1; IV, 1, 8, 9; V, 6; VIII, 1 и др.), а
также устремленности к другому огню (V, 4 и др.). О локализации огненной стихии под небом нигде не говорится.

25 См.: Августин . О количестве души. I,5, п.9 (PL 32, 1040).

26 Матф. 6, 10.

27 Луций Анней Сенека. О естественных вопросах. III, Предисловие, 12: «Quid est praecipuum? Posse laeto animo adversa tolerare: quicquid acciderit, sic ferre, quasi tibi volueris accidere».

28 Здесь Экхарт цитирует Луция Аннея Сенеку: «Письма к Луцилию» — Письмо 107, п.11, вероятно, по Августину («О граде Божьием» — V, 8; PL 41, 148):

«Duc, summe pater, altique dominator poli,

Quocumque placuit, nulla parendi mora est.

Adsum impiger: fac nolle, comitabor gemens,

Malusque patiar facere quod licuit bono.

Ducunt volentem fata, nolentem trahunt».

29 Ср.: Рим. 9, 3.

30 1 Кор. 13, 12.

31 Иоанн. 17, 3.

32 Ср.: Фома Аквинский . Сумма богословия. I, вопр. 12, ст. 9, ответ на п.1.

33 Матф. 6, 9-10.

34 Матф. 5, 3.

35 Матф. 18, 9.

36 Матф. 19, 29.

37 Августин . О Троице. VIII, 3, п.4: «Tolle hoc et illud, et vide ipsum bonum, si potes; ita Deum videbis…» (PL 42, 949).

38 Иоанн. 1, 5.

39 2 Кор. 12, 9.

40 Ср.: Иер. 31, 13.

41 Толкование 2 на Пс.30, п.11: «Disce non diligere, ut discas diligere; avertere, ut convertaris; funde, ut implearis» (PL 36, 254).

42 Ср.: Аристотель . О душе. 7.

43 Ср.: Фома Аквинский . Сумма богословия. I—II, вопр. 3, ст. 2, ответ на п.4.

44 Еккл. 1, 7.

45 Ср.: 2 Кор. 12, 2—5.

46 Ср.: Ис. 62,1.

47 Эта ссылка Экхарта на «мастеров» оставляется комментаторами без объяснений.

48 Иоанн. 16, 21.

В КОНТЕКСТЕ БОЛЬШОГО ВРЕМЕНИ  
Майстер Экхарт
Книга Божественного утешения

Диалог. Карнавал. Хронотоп, 1998, № 2
112   113
Dialogue. Carnival. Chronotope, 1998, № 2

49 Иоанн. 14, 8.

50 Ср.: Фома Аквинский . Сумма богословия. — I, вопр. 13, ст. 7, ответ на п.6.

51 Плач. 3, 22.

52 Пс. 95, 1.

53 Пс. 134, 6.

54 Матф. 5, 10.

55 См. сн. 29.

56 Иоанн. 4, 14.

57 Иоанн. 7, 39.

58 Матф. 3, 17.

59 Кол. 1, 8.

60 Августин . О христианском учении. III, 27 (PL 34, 80).

61 2 Пет. 1, 21.

62 1 Кор. 2, 11.

63 См. сн. 60.

64 Матф. 19, 26.

65 Ср.: Прит. 8, 22—30.

66 Петр Ломбардский . I Книга сентенций: дистинкция 9, п.3-4: «3. Si Filius est, natus est; si natus est, erat tempus quando non erat Filius. — 4. Qui hoc dicit, non intellegit etiam natum Filium Deo sempiternum esse, ut sit coaeternus Patri Filius» (PL 192, 546).

67 1 Иоанн. 4, 16.

68 Лук. 19. 12. Экхарт имеет в виду вторую часть трактата «Liber «Benedictus», соч. «О человеке высокого рода» («Von dem edeln menschen»).

69 Матф. 16, 24. Интерпретация стиха основана на игре слов: «sol sin criuze ufheben…», где «ufheben» означает: поднимать, сохранять и прекращать, упразднять.

70 Ср.: Иоанн. 12, 26.

71 Ос. 2, 14.

72 Евр. 12, 6.

73 Прем. 3, 5—6.

74 Житие св. Антония, сост. Афанасием Александрийским, гл. 9: «Illico praesentiam Domini intellexit Antonius, et ex intimo pectore trahens longa suspiria, ad lumen quod ei apparuerat loquebatur, dicens: Ubi eras, bone Jesu? ubi eras? Quare non a principio affuisti, ut sanares vulnera mea? Et vox ad eum facta est, dicens: Antoni, hic eram, sed expectabam videre certamen tuum» (PL 73, 132).

75 Деян. 5, 41.

76 Пс. 33, 19.

77 Августин . Послание 138, 2, п.12 (PL 33, 530).

78 См. сн. 18.

79 См. сн. 19.

80 Прем. 7, 11.

81 Пс. 90, 15.

82 Бернард Клервосский . Проповедь 17 на Пс. 90, п.4: «Bonum mihi, Domine, tribulari, dummodo ipse sis mecum, quam regnare sine te, epulari sine te, sine te gloriari. Bonum mihi, Domine, in tribulatione magis amplecti te, in camino habere te mecum, quam esse sine te vel in caelo» (PL 183, 252).

83 См. сн. 24.

84 Пс. 96, 3.

85 Пс. 37, 18.

86 Ср.: Иероним Стридонский . Послание 120, 10 (PL 22, 99).

87 Прем. 3, 1.

88 Евр. 11, 38.

89 См. сн. 75.

90 2 Цар. 16, 5—12.

91 Экхарт пересказывает эпизод из жизнеописания св. отцев; ср.: «Vitae Patrum», III: Verba seniorum (PL 73, 742).

92 Прем. 11, 25.

93 Здесь Экхарт ссылается на популярный в средние века латинский комментарий Халкидия (IV в.) платоновского «Тимея».

94 2 Маккав. 7, 1—23.

95 Августин. Исповедь. I, 6, п.10: «…omnia crastina atque ultra omniaque hesterna et retro hodie facies, hodie fecisti. Quid ad me, si quis non intelligat?» (PL 32, 665).

96 Ср.: Августин . Исповедь. X, 23, п.34 (PL 32, 793-794).

97 Ср.: Августин . Исповедь. XI, 8, п.10: «sic in evangelio per carnem ait, et hoc insonuit foris auribus hominum, ut crederetur et intus quaereretur et inveniretur in aeterna veritate» (PL 32, 813).

98 Луций Анней Сенека. «Письма к Луцилию». Письмо 71, п.24: «Magno animo de rebus magnis judicandum est»

99 Ср.: Лук. 5, 31.

Перевод со средневерхненемецкого

языка и примечания М.Ю.Реутина (Москва)

В КОНТЕКСТЕ БОЛЬШОГО ВРЕМЕНИ  
Майстер Экхарт
Книга Божественного утешения

 

http://nevmenandr.net/dkx/?y=1998&n=2&abs=REUTIN