Культура трубадуров

Культура трубадуров, центральное место в котором занимает Культ Прекрасной Дамы зарождается в Провансе в XII в.

Но еще раньше появляется феномен суффийской поэзии ("поэзия вина") с воспеванием Возлюбленной, с которой крестоносцы познакомились как в Святой Земле, так и в аль-Андалузе.

После того, как я прочитал работу (сейчас не под рукой) о суфийской поэзии, где был описан ее символизм и "сакральный" смысл (об этом сейчас выдал Яндекс вот эту ссылку: суфийская лирика , в частности, в ней говорится: "Суфийские стихи двуплановы, за видимым, «земным» (названным) планом кроется мистический подтекст. Возлюбленная в суфийском словаре символов — божественная истина, локоны возлюбленной — мирские соблазны, бурное море — плотские желания, испепеляющее сверкание молнии — божественное озарение, красота молодого тела — абсолютное божественное совершенство и т. д. Поскольку состояние экстаза, ведущее к мистическому озарению, суфийские поэты уподобляли опьянению, большое место в лирике суфиев заняла поэзия вина. Непосвященный читатель мог воспринять в стихах суфиев внешний, «земной» план: страсть, чувственный восторг, блаженство опьянения, посвященный же мог видеть в земном аллегорию небесного." ) у меня в голове возникла параллель с поэзией трубадуров в Провансе и с Альбигойскими войнами в XIII в.

Я пошел к забору, на котором все пишут - к Вики и нашел статью Провансальцы в которой было написано:

"В средние века в Провансе процветала богатая литература, главным образом поэзия. Дворяне, рыцари, участники крестовых походов, писавшие стихи, назывались трубадуры. Их язык был тогда международным языком Средиземноморья. В Провансе сложился культ «Прекрасной Дамы и служения ей». Но нужно сразу же добавить, что под Прекрасной Дамой следует понимать нечто иное, и связан тот культ с религией. В период крестовых походов из Болгарии сюда проникли идеи секты богумилов. Здесь они получили название катаризма. Катар по-гречески — чистый. Они называли себя совершенными, отрицали догматы католической церкви, осуждали саму эту церковь, называя ее «синагогой Сатаны». Это учение представляет из себя гностицизм, сходный с восточными учениями, в основе которого — стремление к совершенству. Катары презрительно относились к сексу, и даже к браку. Как пишет Жерар де Сед, "Прекрасная Дама "- это иносказательно церковь катаров. Они имели свою церковь, своих епископов и священников. А служба рыцаря даме — это служба самой церкви и религии катаров."

После этого я зашел сюда на Форум, чтобы спросить - не интересовался-ли кто этой тематикой?

Мне она сейчас крайне любопытна, особенно если учесть, что секта катаров в Провансе, секта исмаилитов на Востоке и богумилов в Болгарии, если я правильно помню, имеют много общего.

ЛИРИКА

Начиная с XII в. одним из ведущих жанров арабской поэзии постепенно становится суфийская лирика. Суфизм — мистико-аскетическое направление в исламе — возник еще в VIII в., но в законченную философскую систему, переросшую рамки догматического ислама, стал складываться в трудах теоретиков начиная с IX—X в., когда под сложным перекрестным влиянием неоплатоников и гностиков, христианского учения, иранского зороастризма, а возможно, и индуизма обрел характер оригинальной монистической теософии. Суфиев, как и вообще мистиков, объединяла вера в возможность непосредственного, интуитивного познания бога еще в земной жизни, идея «субстанционального единства с божеством» (таухид), что позволяло им преодолеть пропасть, отделявшую трансцендентного бога от человека в традиционных монистических верованиях. Вместо исламского тезиса «нет бога, кроме Аллаха» суфии выдвинули тезис «нет ничего, кроме бога», что конкретно было сформулировано испано-арабским теоретиком суфизма и поэтом Ибн аль-Араби (ум. 1240), обосновавшим суфийскую теорию экзистенциального монизма вахдат аль-вуджут (единство бытия).

Следуя за неоплатониками, мусульманские мистики представляли себе божество как источник всего сущего, как непостижимую первосущность, путем излияния (эманации) порождающую из себя все мироздание. Предметы зримого мира — лишь видимость, отражение этой единственно реальной первосущности. Цель жизни человека — возвращение к божеству, достижимое лишь освобождением души от телесной оболочки и растворением ее в божестве «подобно капле в океане».

Некоторые арабо-мусульманские мистики излагали основы суфийского учения в философских и богословских трактатах, но излюбленной формой суфийского самовыражения была лирическая поэзия. Поэты-суфии описывали свой мистический опыт, передавали монистическое мироощущение. Разлад с миром, доминировавший в пессимистической поэзии X—XI вв. у аль-Мутанабби и особенно у аль-Маари, был преодолен в суфийской поэзии уходом от мирских проблем в сферу трансцендентного.

Суфийские радения, как и древние языческие мистерии, были связаны с музыкой и танцами. На молитвенных собраниях суфиев совершался обряд (зикр), состоявший из бесконечных славословий Аллаху, сопровождаемых ритмическими движениями, танцами, исполнением суфийских песен. Таким образом, суфии стремились довести себя до экстатического состояния, которое, по их понятиям, могло привести к озарению, когда на смену рациональному и чувственному восприятию божества приходило сверхчувственное интуитивное ви́дение, открывающее путь к познанию божества. Поскольку это познание рассматривалось суфиями как высшее доступное человеку счастье и было возможно только в результате мистической любви, их стихи обретали характер пламенных любовных песен, которые часто распевались во время радений. Свое страстное стремление к божеству мусульманские мистики уподобляли любви, а экстатическое состояние постижения божественной истины — опьянению.

Три главные темы суфийской символики — любовь, вино и красота мироздания — разрабатываются в терминах традиционной поэзии соответствующего жанра. Однако суфизм преобразил традиционную поэзию, ввел в нее особый символический стиль, который открывал возможности конкретно-чувственного истолкования произведений. Суфийский поэт обычно воспевал прекрасную возлюбленную, ее вьющиеся локоны, родинку, уста, стан, всеиспепеляющий взор, сравнивал ее с солнцем или со свечой, а себя — с мотыльком, сгорающим в ее пламени, жаловался на любовные муки, сетовал на безнадежность своего чувства, а свое состояние любовного экстаза сравнивал с опьянением. Страсть влюбленного обычно бушует, «как морские волны», любовь озаряет его, «подобно молнии».

Каждый из этих образов превратился в суфийской лирике в символ с постоянным значением. Суфийские стихи двуплановы, за видимым, «земным» (названным) планом кроется мистический подтекст. Возлюбленная в суфийском словаре символов — божественная истина, локоны возлюбленной — мирские соблазны, бурное море — плотские желания, испепеляющее сверкание молнии — божественное озарение, красота молодого тела — абсолютное божественное совершенство и т. д. Поскольку состояние экстаза, ведущее к мистическому озарению, суфийские поэты уподобляли опьянению, большое место в лирике суфиев заняла поэзия вина.555

Непосвященный читатель мог воспринять в стихах суфиев внешний, «земной» план: страсть, чувственный восторг, блаженство опьянения, посвященный же мог видеть в земном аллегорию небесного.

Мистический подтекст придает суфийской лирике эмоциональную напряженность. Любовь суфия обращена к божеству и поэтому поглощает все его существо, подчиняя себе всю его душевную жизнь. Вместе с тем конкретный чувственный характер условного языка облекает духовные переживания суфия в пластически зримые, впечатляющие образы. В двуплановости земного и мистического — секрет особого обаяния лучших образцов суфийской лирики. Влияние двупланового суфийского канона в арабской лирике было столь велико, что одухотворяющее воздействие образной системы и фразеологии суфийской поэзии чувствуется и в традиционной любовной и застольной поэзии того времени.

Крупнейшим арабским суфийским поэтом был Омар Ибн аль-Фарид (1181—1234), родившийся в Каире в религиозной семье и получивший богословское образование. Он вел уединенный, аскетический образ жизни в окрестностях Каира, и даже многолетнее паломничество в Мекку не изменило его характера, и после возвращения он продолжал вести отшельнический образ жизни. Айюбидские правители, стремившиеся в условиях войны с крестоносцами укреплять религиозное рвение, поощряли суфиев и выказывали поэту знаки уважения. Один из султанов даже приглашал Ибн аль-Фарида ко двору, обещая сделать его главным судьей Египта, но поэт отказался от этой чести. Постясь по многу дней, в состоянии экстатического вдохновения создавал Ибн аль-Фарид свои стихи. Многое в мироощущении Ибн аль-Фарида сближает его с пантеизмом персидских суфиев, и не случайно персидский поэт Джами составил комментарии к его стихотворениям. В небольшом диване Ибн аль-Фарид столь смело уподобляет любовь к богу обычной земной человеческой любви, что позднейшие комментаторы потратили немало труда, чтобы эротика автора была понята в желательном для суфиев смысле.

Мне ты нужна! И я живу, любя

Тебя одну, во всем — одну тебя!

Кумирам чужд, от суеты далек,

С души своей одежды я совлек

И в первозданной ясности встаю.

Тебе открывши наготу мою.

(Здесь и далее перевод З. Миркиной)

Особенно знамениты «Винная касыда» («аль-Хамрия») Ибн аль-Фарида, в которой в образах застольной лирики рисуется экстатическое состояние божественного озарения, и «Большая таийя», названная так по рифме на букву «т» — огромная поэма, содержащая страстный рассказ о мистическом опыте поэта. Обе поэмы справедливо считаются шедеврами арабской суфийской лирики.

О создатель всех форм, что, как ветер сквозной,

Сквозь все формы течет, не застыв ни в одной, —

Ты, с кем мой от любви обезумевший дух

Жаждет слиться! Да будет один вместо двух!

Путь души праведника к богу труден и мучителен, но в конце восхождения поэт сознает себя носителем божественной истины.

О, нелегко далось единство мне!

Душа металась и жила в огне...

Я только сын Адама, я не бог,

Но я достичь своей вершины смог

И сквозь земные вещи заглянуть

В нетленный блеск, божественную суть.

Божественная субстанция раскрывается поэту в ее земном воплощении — красоте природы и человека, а божественное начало существует в монистическом единстве с природой. «Все мирозданье — говорящий дух, и книга жизни льется миру в слух».

Язык и стиль Ибн аль-Фарида отражают состояние религиозного экстаза. Его взволнованная речь насыщена клятвами, риторическими вопросами, восклицаниями. Предполагают, что его поэмы распевались под аккомпанемент на суфийских собраниях.

В богатой суфийской литературе значительное место занимает младший современник Ибн аль-Фарида — Ибн аль-Араби. Славу принесло ему многотомное сочинение «Мекканские откровения» («Аль-Футухат аль-Маккия»), в котором изложены основы его мистической философии, а также его суфийские стихотворения, где он описывает свои духовные переживания.

Жестокая возлюбленная, к которой обращены его страстные мольбы, — высшая духовная сущность, а момент ее постижения представляется поэту внезапным озарением. Однако в его изящных газелях так живо звучит язык «мучительных страстей», что мистический подтекст их порой едва уловим.

Как молнией тучи прошиты в ненастье,

Расшиты узором любимой запястья.

Но ветер в ней вызвал внезапные слезы,

И вспыхнули щеки пунцовее розы.

Цветут эти розы под дождиком дивным.

Нарцис ее глаз проливается ливнем...

Она улыбнулась, и — солнце в подарок!

О боже, как жемчуг зубов этих жарок!

Арабская суфийская поэзия играла большую роль в духовной жизни арабских стран вплоть до XIX в. В средневековых исторических сочинениях и антологиях упоминается огромное число суфийских поэтов и авторов прозаических суфийских сочинений. Так, широкой популярностью пользовались труды египетского суфия аш-Шаарани (ум. 1565). Впитав поэтические достижения предшествующих веков, суфийская лирика в качестве главного направления позднесредневековой поэзии сохранила в условиях культурного упадка арабскую классическую поэтическую традицию и донесла ее до Нового времени, сыграв тем самым существенную роль в литературном возрождении в конце XVIII — начале XIX в.

Провансальцы

Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Провансальцы — этническая группа французов. Сегодня такой национальности нет, но в 9 в. в Южной Франции была такая народность, у нее был свой язык, отличный от французского, и своя самобытная культура. Новопровансальский язык сохранился теперь только в немногих деревнях в бытовой речи. Регион расселения провансальцев занимал чуть ли не половину современной Франции. Сюда, кроме Прованса входили такие исторически провинции, как Руссильон, Фуа, Овернь, Гасконь, Беарн, Лимузен, Наварра, Аквитания (Гиень), Лангедок. Инода название Лангедок относили ко всем этим землям.

Ланг д’ок значит «язык ок», в отличие от северофранцузского, который называли ланг д’ойль (язык ойль). Ок и ойль — это частица «да» на том и другом языках. Провансальский называют еще окситанским, а народ — окситанцами. Он имел диалекты: собственн провансальский, руэргский, гасконский, лимузинский. На гасконском диалекте говорил известный по французским романам король Наварры, а позже и Франции, Генрих IV.

В средние века в Провансе процветала богатая литература, главным образом поэзия. Дворяне, рыцари, участники крестовых походов, писавшие стихи, назывались трубадуры. Их язык был тогда международным языком Средиземноморья. В Провансе сложился культ «Прекрасной Дамы и служения ей». Но нужно сразу же добавить, что под Прекрасной Дамой следует понимать нечто иное, и связан тот культ с религией. В период крестовых походов из Болгарии сюда проникли идеи секты богумилов. Здесь они получили название катаризма. Катар по-гречески — чистый. Они называли себя совершенными, отрицали догматы католической церкви, осуждали саму эту церковь, называя ее «синагогой Сатаны». Это учение представляет из себя гностицизм, сходный с восточными учениями, в основе которого — стремление к совершенству. Катары презрительно относились к сексу, и даже к браку. Как пишет Жерар де Сед, "Прекрасная Дама "- это иносказательно церковь катаров. Они имели свою церковь, своих епископов и священников. А служба рыцаря даме — это служба самой церкви и религии катаров.

Против катаров центральная королевская власть организовывала военные походы, катаров секли, казнили. В 13 веке в городе Альби появилось новое течение - альбигойцы, принявшие катаризм. Крестовый поход, известный, как Альбигойские войны, разрушил культуру Прованса. Она сохранилась к югу от Пиренеев, в Каталонии, так как каталонцы сильнее всего связаны с Провансом родственными узами. В 16 веке во Франции прошли жестокие религиозные войны. Король уничтожал протестантов (гугенотов или кальвинистов, как их здесь называли). Они также не признавали Римской церкви, требовали, чтобы проповеди читались на родном, французском языке, а не на латыни, которую простой народ не понимал. Они осуждали роскошь, носили скромную одежду, жили экономно, и тоже были подавлены, в чем в какой-то степени повторили судьбу катаров. В 19 веке были попытки возродить провансальский язык, но безуспешные(писатель Фредерик Мистраль и др.) Знаменитые трубадуры: Гильом Аквитанский, граф Пуатье(1071-1126), Бертран де Борн,Джираут де Борнель(1165—1200), Гильем де Кабестань, Раймбаут де Вакейрас(1155—1205), Бертран де Вентадорн.

Литература

Большая советская энциклопедия, том 21, М.-1975.

Жерар де Сед. Тайны катаров. М.-1998.

Т. Б. Алисова, Т. А. Репина, М. А. Таривердиева. Введение в романскую филологию. М.-1987.

Николай Чернопащенко

Цивилизация Совершенных

       « Любовь, о которой так много говорится и пишется в романах, стихах и журналах, любовь к ближнему, вселенская любовь религиозных конфессий, любовь к человечеству - не имеет ничего общего с "любовью без любви" (A-MOR, "БЕЗ-СМЕРТИ"), которая является суровым учением, холодным, как лед, острым, как меч, и которое направлено на то, чтобы преодолеть человеческое-слишком-человеческое состояние, чтобы достичь Царства Бессмертных, Ультима Туле»

(Отто Ран)

Человеческая история – это история цивилизаций, поэтому сегодня сложно, практически невозможно, представить себе развитие человеческого общества в других понятиях. В истории сменяются поколения людей, и также сменяются цивилизации: от древних египетской, китайской и мезо-американской через классическую к христианской и исламской. Об одной из христианских цивилизаций и пойдет речь в этой статье.

Катары – сегодня это название мало что говорит современному человеку, если только он не увлекается изучением истории религиозных или политических учений. Однако в XII – XIV веках одно упоминание об этих еретиках вызывало бурю эмоций у большинства жителей современной Франции вне зависимости от сословного положения и в святая святых католицизма -  Ватикане.

Возможно, у кого-то возникнет вопрос -  как можно называть цивилизацией одно из «еретических» направлений христианства? Но тогда вполне закономерно и резонно можно задать другой  контрвопрос – что  в настоящее время включается в понятие «цивилизация»? С точки зрения классической философии под цивилизацией понимается совокупность материальных и духовных достижений общества. При этом, с учетом современных достижений науки, возможно дополнить определение цивилизации указанием на то, что она является единицей вселенной - разумным сообществом, обладающим языком, этикой и зоной ответственности - средой обитания. Из этого вытекает, что задачей цивилизации является обеспечение самого факта существования мира и реализация нравственного смысла его существования. Все это в той или иной форме, как мы увидим дальше, присутствует в жизнедеятельности последователей катаризма, поэтому религиозно- жизненное учение катаров с полным правом можно отнести к разряду цивилизаций, оставивших значительный след в истории человечества и оказавших большое влияние на развитие иных более поздних цивилизаций.

За последние несколько веков ученые написали и продолжают писать горы книг, посвященных катарам и катаризму, но так никто до сих пор не смог разгадать их тайну и понять до конца  это суровое, но стоящее на более высокой ступени развития религиозно – философское учение. 

Что заставляет современных ученых да и простых любителей истории вновь и вновь обращаться к  этому странному учению? Только ли это любовь к изучаемой науке или нечто большее? Возможно, одной из причин такого живого интереса к учению Совершенных  является  неосознанное инстинктивное желание наших современников обрести стабильность и силу, которую дает катаризм, отстоявший и сохранивший свои ценности и моральные установки, не смотря на гонения и войны, разграбления «цивилизованными» правителями катарских святынь и казни  последователей. И насколько актуальными выглядят сейчас принципы катаров: перед лицом загрязнения окружающей среды, угрожающей уничтожить природу, следует  бережно относиться к растениям и животным, необходимо контролировать рождаемость, дабы избежать демографических потрясений; эгоцентризм личности побеждается только жизнью среди людей и ради них…… и наконец, самое главное – перед лицом уродливого противозаконного порядка, установившегося в мире, нужно и возможно научиться бескомпромиссной борьбе со злом и несправедливостью, которая даст возможность каждому почувствовать себя ЧЕЛОВЕКОМ, свободным от  того произвола, который в современных государствах называется гордым словом  Закон.

В чем же заключается загадка и актуальность катаризма? До конца на этот вопрос никто не сможет дать исчерпывающего ответа, но одна из величайших загадок  состоит в том, что в их учении крайне пессимистичное отношение к миру настоящему уживается с непоколебимой верой в наступление мира справедливости и света. Верующий любого из ортодоксальных направлений христианства видит подтверждение существования Бога  в красоте и гармонии природы и человека. Катаризм же не видел ничего гармоничного и красивого в окружающем низменном  мире и считал его творением Злого Демиурга, который отошел от правильного пути из-за ослепившей его гордыни. Катары черпали свою уверенность в наступлении Царства света в непосредственном видении нематериальных сфер. Именно оно придавало последователям этого учения сверхчеловеческую духовную силу, позволявшую  им противостоять гонениям и нападкам со стороны официальных властителей как светских, так и церковных. Всю жизнь катары тренировали тело и ум, занимаясь таинственными упражнениями, позволявшими им постепенно покидать чувственный и видимый мир и перемещаться в недоступную обычным смертным, задавленным изнутри своими низменными интересами и эгоизмом и  загнанными снаружи несправедливостью и гордыней правящих  кругов, сферу  Познания, то есть туда, где царит разум и происходит просветление души, где они могли созерцать  «новую землю и новое небо». Наверное, именно по этой причине один из катаров сказал: «Истинным христианам огонь не страшен, он не нанесет им вреда…». И 16 марта 1244 года около двухсот адептов катаризма, держась за руки и распевая свои гимны, добровольно взошли на костер.

Таким образом, загадка катаров имеет в своей основе эзотерическую природу. Именно по этой причине до сегодняшних дней никто так до конца и не может разгадать тайну, позволявшую катарической церкви день ото дня процветать все больше и больше, в отличие от ортодоксальных течений христианства, а зависть к этому процветанию заставляла врагов катаризма снова и снова со все нарастающей силой стараться  уничтожить катаризм, а заодно и утонченнейшую культуру, воспринявшую их учение.

Была и еще одна причина, почему враги пытались уничтожить катаров – в средние века  многие были одержимы  поиском призрачной реликвии – Святого Грааля. Ведь тот, кто завоевал бы эту реликвию, стал бы обладателем тайны радостной смерти…..Этой тайной владели катары. И, как утверждают средневековые источники, именно Монсегюр был местом, где хранилась эта реликвия.

Развеялось ли их знание вместе с пеплом и дымом от костров, на которых сгорели Совершенные, защищавшие оплот катаризма – замок Монсегюр? Или  они успели скрыть  священную реликвию в тайниках Монсегюра? Вот уже семь веков ученые и охотники за древностями не могут ответить однозначно на эти вопросы… И сейчас, как и семь веков назад, Грааль влечет к себе искателей, оставаясь одной из самых загадочных и самых призрачных реликвий, дошедших до нас из глубины веков.

Возможно, более глубокое изучение истории и самого учения катаризма позволит пролить свет на некоторые из тайн, которые хранят камни, оставшиеся от некогда прекрасной и богатейшей крепости - храма  Монсегюр…..

Так что же такое катаризм и кто были те люди, которые приняли это учение и отдали свои жизни за его процветание? Были ли они магами – колдунами? Или являлись Хранителями сокровеннейших тайн человечества? А может быть катары относились к той немногочисленной категории людей, взглянувших на сущность мироздания по-иному и не побоявшихся бросить вызов отсталым и закосневшим взглядам официальной церкви, жиреющей за счет своих привилегий и подношений прихожан, и деспотичной невежественной светской власти? Есть мнение, что катаризм был одним из первых политических движений раннесредневековой Европы, но опиравшимся не на какую-то политическую доктрину, присущую современным политическим партиям и движениям, а, в силу тогдашнего менталитета и социо – культурных мировоззрений, на Библию и христианское учение. В наше время катаризм, возможно, отнесли бы к одному из сепаратистских политических движений. Было ли это так на самом деле? Или же это очередная выдумка современных историков? Ведь большинство современных сочинений на эту тему изобилует множеством бездоказательных  измышлений, почерпнутых из провансальского фольклора… 

Реальная история катаров заслуживает большего интереса и вряд ли нуждается в приукрашивании, а само учение и его последователи достойны самой большой степени восхищения за свой гуманизм и стойкость перед любыми трудностями, клеветой и гонениями.

Но начинается эта история еще задолго до Монсегюра и массовых сожжений Совершенных. Сам термин «катары» греческого происхождения, и его можно перевести как «чистые» или «просветленные». Большинство исследователей считает, что катаризм сформировался на базе еще более древнего учения – манихейства, основанного в Персии проповедником Мани. Поэтому для лучшего понимания катарского учения представляется необходимым коротко остановиться на основных вехах развития и базовых принципах манихейства, которое, проделав долгий путь от Персии до берегов Луары, дало толчок к возникновению и развитию  учения Совершенных.

Зародившись в 242 году, манихейство изначально проповедовало пацифизм. При этом Мани так искусно соединил древнеперсидский дуализм не только с христианством, но и с гностицизмом и буддизмом, что его учение нашло себе последователей как в высших, так и в низших классах, как среди образованных людей, так и среди простых работников. Церковь инстинктивно почувствовала, что перед ней выступает новый и чрезвычайно опасный враг, и как только она получила возможность располагать поддержкой государства, она беспощадно начала преследовать манихеизм. Среди многочисленных указов императоров - и христиан, и язычников, - указов, направленных к подавлению свободы мысли, наиболее суровыми и жестокими были указы против манихеев. Можно также отметить, что из всех ересей, с которыми приходилось бороться церкви первых веков, ни одна не возбуждала столько опасений и такого к себе отвращения, как эта.

Как община манихейство усвоило многие организационные черты, общие для целого ряда религиозных течений Ближнего Востока. Хотя приверженцы манихейства обязуются избегать магии и идолопоклонства, участвовать в деятельности секты и жить, соблюдая общие принципы воздержания, существовало резкое разделение на обычных верующих, называвшихся «слушателями», и «избранных». «Избранные» вели самую суровую аскетическую жизнь, поскольку считалось, что многословие и излишества в еде, как и все вообще мирские дела и желания, идут от сатаны. Хотя среди «избранных» существовала определенная иерархия, в манихействе так и не возникло института священства. Позже как мы увидим, эти принципы в точности будут восприняты Совершенными.

Гонения на манихеев все же достигли своей цели, и после долгой борьбы в пределах империи были подавлены все внешние проявления манихеизма, но втайне это учение продолжало существовать даже и на западе империи. На востоке манихеизм также отодвинулся к границам империи, но все же продолжал сохраняться не только во внутренних провинциях, но и в самом Константинополе. Отказавшись от почитания Мани, манихеи признали своими руководителями двух других из своих ученых - Павла и Иоанна Самосатского, из которых первый дал еретикам свое имя - павликиане. Во время царствования императора Констанция, в 653 году, некто Константин разработал это учение, и оно удержалось, несмотря на ужасные преследования, встречаемые с тем же героизмом, который проявляли позднее манихеи Запада. Оттесненные за границы империи, в земли сарацин, затем опять передвинувшиеся к границам империи, павликиане некоторое время жили независимо в горах Армении и, никому неизвестные, вели войны против Византии. В VIII и IX веках Лев Исаврянин, Михаил Куропалат, Лев Армянин и императрица-регентша Феодора тщетно старались их уничтожить; во второй половине Х века Иоанн Цимисхий проявил веротерпимость и переселил огромное число их во Фракию, где они быстро размножались и показали себя одинаково способными как к мирным занятиям, так и к бранному делу. В 1115 году Алексей Комнен проводил лето в Филиппополе и вел богословские диспуты с еретиками, из которых многие, по словам его дочери, обратились в истинную религию . Почти непосредственно за переселением манихеев в Европу при Цимисхий мы встречаем на Западе новые следы ереси - доказательство того, что дух прозелитизма не ослаб у них с веками.

В своих основных положениях учение павликиан было тожественно с учением альбигойцев. Простой дуализм, или маздеизм, рассматривает вселенную как произведение творческих сил Ормузда и Аримана, причем каждый из них старается парализовать действия другого, откуда и в жизни и в природе происходит бесконечная борьба между добром и злом. Это учение объясняет причину существования зла и в то же время призывает людей прийти на помощь Ормузду, поддерживая его дело добрыми словами, добрыми помышлениями и добрыми делами. Под влиянием гностических умозрений Мани изменил это учение, отождествив добро с духом, а зло с материей; несомненно, это положение более тонкое и более философское, но оно неизбежно вело к пессимизму и крайностям аскетизма, так как душа могла выполнить свое назначение только при условии подавления и умерщвления плоти. Таким образом, в учении павликиан мы находим два равносильных начала: Бог и Сатана, из которых первый был творцом мира невидимого, духовного и вечного, а второй - мира видимого, вещественного и тленного. Человечество издревле было одним из важнейших объектов непрекращающегося космического поединка. Но в груди у Сатаны, словно узница, живет искорка света, частица Бога. Таким образом, наш мир – «смешанный», он может очиститься посредством нескольких очищений, в конце которых дух и материя вновь разделятся, как в изначальные времена, но уже окончательно. При этом в самом человеке  удивительным образом сопряжены и Добро – человеческая душа – и Зло – материальная телесная оболочка.  Иегова Ветхого Завета - это Сатана, а пророки и патриархи - его темные слуги, и поэтому надо отвергнуть все книги Ветхого Завета. Новый Завет является истинным Священным Писанием, но Христос не был человеком; это был призрак, фантом. Сын Бога, Он только по-видимому родился от Девы Марии, но в действительности сошел с неба, чтобы разрушить культ Сатаны. Переселение душ обеспечивает награду добрым и наказание злым. Таинства признавались не имеющими никакого значения, а священники и отцы - простыми наставниками. Таковы известные нам основные положения учения павликиан; тождество их с основными положениями учения катаров настолько очевидно, что мы не можем согласиться с теми учеными, которые выводят катаров из болгарских монастырей. Другое неопровержимое доказательство связи между катарами и манихеями представляет священное одеяние Совершенных у катаров: оно несомненно заимствовано у манихеев, у которых Kosti и Sadere были существенными частями одежды верующих. Те из катаров, которые носили священные одежды, были известны у инквизиторов под именем haereticus indutus или vestitus и считались посвященными во все тайны еретического учения.

Следуя приведенным выше тезисам, катары утверждали, что раз окружающий нас мир находится во власти зла, такой мир не мог быть создан добрым Богом. Наш мир  - творение Демиурга, Сатаны, которого они называли «Великим гордецом». По духу своему человек есть творение Доброго Бога, нематериального мира света; но тело человека пребывает во власти Злого Демиурга, материального мира, сотворенного Князем тьмы. Подобное понимание мироздания влекло за собой негативное отношение к зачатию: зачать, говорили катары, значит, проявить жестокость по отношению к душе, заключив ее в темницу материи. По этой причине Добрые Люди, ревниво соблюдавшие чистоту нравов, не считали брак, целью которого являлось зачатие, таинством. При этом приведенные выше взгляды катаров не означают, что они призывали  к абсолютному половому воздержанию. Если бы они попытались это сделать, то население Окситании не стало бы их поддерживать, так как для окситанского общества того времени телесные радости были неотделимы от духовных, и окситанцы в равной мере почитали и те , и другие. Поэтому катаризм говорил: если люди не могут обойтись без удовольствий, лучше вступать в свободный союз, но не в брак. Парадокс заключался в том, что презрение катаров к плотским удовольствиям приводило к одобрению и поощрению ими сексуальной свободы, что также противоречило канонам ортодоксальной религиозной доктрины, провозглашаемой Римом. Но, одобряя сексуальную свободу, катары призывали также прибегать к контрацепции и контролю рождаемости, о чем уже упоминалось выше.

Но вернемся к истории появления катаризма. Какова же была обстановка во Франции в те времена, когда там появились первые Совершенные?

В XII – XIII в.в. Франция делилась надвое – собственно Францию, находившуюся к северу от Луары, и Окситанию, расположенную к югу от реки.

Разница между Францией и Окситанией заключалась не только в территориальном расположении и языковых особенностях, но и в этносе, и, главное, в культуре. Франция в свое время была завоевали франками, пришедшими со стороны германских земель, Окситанию же населяли в большей своей части народы Средиземноморья. Во Франции шло формирование монархического централизма, а в Окститании не существовало непреодолимых межсословных барьеров, не было крепостных. Никаких предрассудков по происхождению сословному, национальному или религиозному. Люди были практически равны, просто их жизнь протекала в разных слоях общества, но любой благодаря храбрости, заслугам и добродетелям мог возвыситься. Высшие классы окситанского общества достигли уникального для всей Европы уровня культуры, в то время как французский король Филипп – Август с трудом мог написать собственное имя. Франция была «старшей дочерью Церкви», так как последовательно и фанатично блюла догмы, установленные Римом, в то время как Окситания поддерживала религиозную терпимость,  и потому  на ее территории одна религия сменяла другую: кельты – иберов, греко – римские боги – богов иудейских, «еретическое» христианство вестготов уступало место исламу. Такова в общих чертах обстановка, существовавшая в то время на территории современной Франции и способствовавшая возникновению и утверждению учения катаров в Окситании.

Первых катаров на берегах Луары встретили по-разному – во Франции проповеди «чистых» не нашли отклика из-за сильного влияния католической церкви, которая призывала убивать любую ересь в зародыше; в Окситании  же катаризм прижился и имел громадный  успех. Причина этого успеха кроется, возможно, в специфике средневекового окситанского общества. Край был изобильным, с большим количеством богатых городов, в которых процветала торговля, поддерживались тесные контакты с Востоком. Дворянское сословие и горожане были равны, о чем свидетельствует заключение межсословных браков; отсутствовало крепостное право – крестьяне были лично свободными людьми. При этом люди недворянских сословий могли повысить свой статус. Окситанская культура находилась на высочайшем уровне, и слава о ней и, в частности, об искусстве окситанских трубадуров  шла по всей Европе. В Окситании были уничтожены многие предрассудки: женщины не были низшими существами, наоборот они были весьма почитаемы во всех сословиях. Окситания была весьма гостеприимным краем, и любой иностранец мог свободно поселиться там и стать ее полноправным гражданином.

Если приведенную выше картину дополнить коррумпированностью католического духовенства, возмущавшей даже Рим, то станет понятно, почему жители Окситании с такой готовностью приняли катаризм. И именно в Окситании катарам удалось создать организацию, влияние и мощь которой создали реальную угрозу могуществу католической церкви сразу в трех направлениях – как монополиста в области вероисповедания, как одного из крупнейших феодалов того времени и, что не маловажно, как одной из крупнейших  в средневековой Европе политических организаций, способной действовать и осуществлять влияние на светские власти без каких-либо ограничений во всех странах католического мира.

Секрет их влияния заключался еще и в том, что их слова не расходились с делом, а главным девизом  было выражение «Вера без добрых дел мертва». Необычайно строгие к себе Добрые люди были полны снисходительности  к слабостям ближних, даже тех, кого обратили в свою веру.

Однако Совершенные вряд ли добились бы таких успехов на пути распространения своей веры, если бы не имели четкой иерархической организации, предполагающей три ступени посвящения.

Большая часть жителей Окситании относилась к разряду сочувствующих. Катары просто просили этих людей исполнять один обряд – очищение. Обряд этот был очень простым и состоял в том, что сочувствующие преклоняли колени при виде проходившего мимо Совершенного и испрашивали его благословения.

Следующей ступенью посвящения были «Верующие». Адепты, перешедшие в эту категорию, уже должны были исполнять отдельные обряды – смирения, любви к ближнему, правдивости и публичной исповеди, что само по себе требовало от верующих приложения некоторых усилий и воспитания в себе качеств, позволяющих им жить по предписанным им правилам и исполнять названные обряды. Совершенные давали им «малое посвящение», раскрывая один из секретов учения, а именно – эзотерический смысл и полезное действие молитвы «Отче наш». Согласно учению катаров эта молитва была  молитвой ангелов до их грехопадения; падшие же ангелы не могли больше читать ее и, следовательно, ее прочтение было первым шагом к освобождению духа от порочного материального мира. «Дать «Отче наш», «дать молитву», как говорили Совершенные, означало нечто большее, чем посвящение в таинство – это означало приобщить к магической силе слова, возвратить частичку изначальной природы человека. При этом, для того чтобы «принять «Отче наш», верующий должен был подготовиться, принять аскезу и постараться жить так, как жили Совершенные, но только определенное, очень ограниченное время.

Основным же оплотом веры и движущей силой церкви катаров были Совершенные -  мужчины и женщины, достигшие последней ступени посвящения  и допущенные к основным таинствам катарского учения. Именно поэтому они назывались Совершенными, то есть достигшими совершенства в познании тайн и эзотерических догматов веры.

Как же становились Совершенными? Получая «Утешение» -  так называлось духовное крещение, совершаемое простым наложением рук. Совершенный, именовавшийся Старейшиной, разъяснял соискателю смысл утешения и суровые требования, связанные с ним. Соискатель должен был придерживаться вегетарианцем, не лгать, не приносить клятв и не судить, никогда не отрекаться от катаризма, даже если ему угрожали сожжением на костре. Эти требования соискатель обещал соблюдать до конца своей жизни. Затем он читал «Отче наш». Наконец Совершенные после возложения Книги на голову соискателя по очереди возлагали на него руки. Церемония завершалась чтением пролога из Евангелия от Иоанна: «В начале было Слово…».

С момента завершения церемонии соискатель становился Совершенным, или Перевоплощенным. Второе название происходило не только потому, что он начинал носить черную одежду, отличавшую его от простых  сочувствующих, но еще и потому, что благодаря посвящению он отрекался от своей личности и получал новую, при этом он  не становился священником в прямом смысле этого слова. При этом в противоположность католическому рукоположению, которое давало право совершать таинства, даже если священника лишали сана, утешение катаров не давало получившему его право благословлять, отпускать грехи или «утешать» верующих, если он сам  запятнал себя грехом.

Торжественный обет отныне и навсегда вести суровую жизнь и служить образцом для остальных адептов превращало утешение в акт неизмеримой важности. Именно по этой причине к посвящению допускались только те, чья воля была тверда и уже много раз подвергалась суровым испытаниям. Верующие, желавшие стать соискателями, но состоявшие в звании, которое считалось греховным, например, солдаты,  должны были перед лицом Совершенных заявить о своем намерении. Это давало им право «получить утешение» на смертном одре. Если получивший утешение выживал, не смотря ни на что, обряд утешения, совершенный в крайних обстоятельствах, ни к чему его не обязывал. Если  же принявший утешение в крайности желал остаться  Посвященным, ему следовало еще раз принять обет, но уже находясь в полном здравии и сознании. Совершенные никогда не оказывали на принявших обет никакого давления, предоставляя им самим решать свою судьбу в соответствии с одним из катарских постулатов: «Если больной выживет, верные должны молиться, дабы он еще раз принял утешение – так скоро, как только сможет; но обряд не должно свершать против воли выздоравливающего». Столь щепетильное  и бережное отношение к личной свободе отчасти может объяснить невозмутимость Совершенных перед лицом смерти: ведь они принимали  свой сан с полным сознанием вытекающих  из этого поступка последствий, вплоть до самых трагических.

Исповедуя одно из христианских направлений, катары не признавали библейского бога, которого они называли  злобной, мстительной и ревнивой карикатурой на доброго Бога. И если Совершенные и не отказывались от символа креста, то только  потому, что для них он являлся символом  космическим знаком – крест катаров с четырьмя равными сторонами символизировал  четыре измерения пространства, четыре стороны Света, четыре времени года, являющиеся своего рода  вехами вечного движения  Солнца, то есть света, который равен  Духу. Богоматерь для катаров  представлялась не женщиной из плоти и крови – она в высшей степени достойна любви, но лишь как символ, «символ Церкви, коя принимает в лоно свое Божье». При этом единственным признаваемым катарами  Евангелием  было Евангелие от Иоанна, «любимого ученика Христа», эзотерика, возвестившего после прихода Отца и Сына  третье пришествие – пришествие – пришествие Святого Духа, Утешителя Эры Водолея. Одной  из книг, ревностно хранимых катарами и дошедшей до наших времен, является  «Тайная вечеря», в которой  Иисус сам разъясняет Иоанну основополагающие вопросы вероучения, дорогого сердцу каждого катара.

Из сказанного вытекает, что учение катаров в основных положениях радикально отличалось от учения католиков, так что вполне закономерен вопрос – являлся ли катаризм всего лишь ересью по отношению к католической церкви или это отдельная, самостоятельная религия? Тут то возникает проблема, которая до сих пор волнует многих историков,  - проблема идентификации катаризма. Однако эта проблема исчезает, если исходить из того, что катаризм имел два аспекта – экзотерический, который они публично проповедовали, и эзотерический, доступный немногим избранным.

На первый взгляд кажется странным то, что катары публично исповедовали символ христианской веры, но отказывались излагать символ собственной веры. Но это вовсе не означало, что они стремились ввести окружающих в заблуждение. Просто понятия экзотерического христианства недостаточны для выражения целостности их веры. Они не презирали христианское учение, но рассматривали его как зашифрованное послание, глубинный смысл которого не следовало открывать непосвященным. Когда приходишь к этому выводу, все становится на свои места: для катаров, как и для их учителей, как и для всех эзотериков, пришествие Христа, явившегося после пришествия Будды и Зороастра, не принесло абсолютной истины, которая еще никому не ведома и откроется прежде всего посвященным.

Если обратиться к одному из трактатов, созданных в Окситании в XIII в. и приписываемых Бартелеми из Каркассона, то отчасти можно прояснить отдельные положения тайного учения Совершенных: «Мы верим, - пишет автор, - что Господь  Всемогущий создал небо, землю, мир и все, что в этом мире пребывает». Однако в этом отрывке речь идет совсем не о небе, земле и существах, населяющих наш мир, ведь он, как уже упоминалось выше,  - творение Злого Демиурга, которое родилось из ничего и должно в это ничто вернуться в будущем. Автор в процитированном отрывке говорил о «Добром Творении», «Добрых Небесах» и «Доброй Земле», пребывающих вне времени. Далее он пишет: «Мы утверждаем, что существует иной мир, иные существа, нетленные, вечные, и в них наша радость, на них мы уповаем». Согласно автору трактата «этот иной мир (хотя он и находится вне времени) также стареет и погибает, но в отличие от противоположного ему возрождается через преобразования».

Видеть этот параллельный мир, более реальный, чем наш, мир, где «повсюду, словно придорожные камни, рассыпаны сапфиры, а золотой песок заменяет песок речной», может только посвященный, но он остается невидимым для профанов, погрязших в материи. Только посвященный может сказать: «И я в Аркадии родился…».

Как организованная и четко структурированная организация церковь Совершенных перестала существовать только в 1328 году. Именно в этом году один из сенешалей французского короля прибыл  к пещере в местечке Ломбрив на левом берегу Арьежа, где скрывались около 500 катаров, молившихся у своего алтаря, представлявшего собой спрятанный в пещере огромный плоский камень, густо поросший сталактитами свечей. Здесь и разыгралась одна из последних великих трагедий, связанных с катарской церковью. Заметив королевских солдат, катары, находившиеся в нижнем скиту, попытались скрыться, взбираясь по каменистым стенам с помощью лестниц, которые потом втаскивали за собой. Забравшись на недосягаемую высоту, адепты катаризма стали забрасывать солдат камнями. В ответ на это сенешаль приказал своим солдатам замуровать вход в пещеру огромными валунами. В результате все Совершенные, находившиеся в пещере умерли страшной медленной смертью от голода и жажды.

Несколькими веками позже во времена уже других религиозных войн  протестанты, преследуемые католиками, отыскали тайные тропы катаров и ту пещеру, ставшую братской могилой нескольким сотням сторонников веры. После вскрытия входа глазам людей предстала ужасная картина: на полу пещеры лежали сотни окаменевших скелетов; большинство из них лежало в глубине пещеры на берегу небольшого озера, так как, судя по всему, несчастные и изможденные адепты пытались из последних сил  добраться до этого крошечного водоема в поисках глотка воды.

Как отмечал в одной из своих книг Жан Дювернуа, описывая ситуацию после уничтожения катаров в Монсегюре и Ломбриве,  «отныне только возле костра пастухов можно услышать, как читают символ веры катаров и излагают их странное учение…». И действительно после такой тотальной инквизиторской чистки населения всех западноевропейских государств в живых остались только проповедники – одиночки, бродившие по дорогам Европы еще на протяжении двух столетий. Основная часть Совершенных, а вместе с ними и большая часть накопленных катарской церковью знаний, заключенных в книги и передаваемых изустно, были уничтожены и забыты.

Единственным источником катарского учения, оставшимся после истребления основной массы приверженцев этой веры, как это не покажется странным, являются произведения средневековых трубадуров.  Слава об их  искусстве гремела по всей Европе. Свидетельством тому может служить тот факт, что Данте первоначально предполагал писать свою  «Божественную комедию» именно на окситанском языке. Все это существовало и развивалось одновременно с суровым учением Совершенных и свирепствовавшей  по всей Европе инквизицией.

Каким же образом мог сочетаться образ бедного, образованного, постоянно переезжающего с места на место сочинителя и любимца прекрасных дам, наставлявшего рога их грубым и необразованным мужьям, с аскетически суровой моралью  катаров? Ведь принято считать, что  единственной темой их поэзии была любовь к Даме, которую они воспевали на всех  поэтических состязаниях. Как отмечал один из французских историков, «в окситанской лирике  есть всего одна тема -  вечная недосягаемая любовь и два героя -  поэт, который восемьсот, девятьсот, тысячу раз жалуется на отказ красавицы, и красавица, постоянно отвечающая «нет». Вот тут как раз и возникает второй вопрос -  как могли эти «адепты куртуазности» в течение почти четырех столетий повторять практически одну и ту же историю несчастной любви и при этом не надоедать своим слушателям и, более того, каждый раз находить огромную аудиторию, заворожено слушающую их произведения?

Возможно, ответом на оба вопроса является гипотеза о том, что в своих стихах и песнях трубадуры передавали какое-то зашифрованное послание, форма и условный язык которого были раз и навсегда установлены «духовными наставниками» первых трубадуров. Одним из косвенных подтверждений этой гипотезы является то, что все трубадуры писали по-окситански, то есть на том языке, который лучше любого другого был приспособлен для игры слов, двусмысленностей и иносказаний, поэтому тому, кто слушал трубадура, была уготована участь разгадывателя, или, если хотите, толкователя, скрытого смысла простенького, на первый взгляд, любовного произведения. При этом сами трубадуры различали легкий стиль, то есть поэзию, несложную для понимания, и темный, закрытый, замкнутый стиль, под которым понималась поэзия, значение которой по воле автора было темным, загадочным и эзотерическим.

Эти загадочные сочинители в своих произведениях воспевали только куртуазную любовь, которую именовали Истинной, или Настоящей, Любовью, под которой понималось чувство абсолютно противостоящее браку. Поэтому трубадуры писали только о возлюбленном и Даме его сердца. Примечателен тот факт, что в рассматриваемой поэзии герои никогда не были связаны не только узами брака, но даже и плотской любовью -  их любовь горяча как пламя, но всегда  оставалась чисто платонической. Именно платонический, духовный характер определял и выделял Настоящую Любовь, которая восстает против грубой любви мужа Дамы, стремящегося всего лишь принудить ее исполнять «прозаический и пошлый супружеский долг».

Однако законы Настоящей любви очень строгие: помимо образованности, включающей в себя идеальные манеры, хорошее образование и целый ряд других качеств, возлюбленный должен был иметь силы для прохождения множества последовательных испытаний, которым его подвергала Дама. Переходя от испытания к испытанию, он постепенно становился воздыхателем, затем просителем, далее -  тем, кто понимает и, наконец, Посвященным. При этом Посвященный должен был  строго соблюдать свои обязательства по отношению к Даме -  держать их отношения в секрете и во всем повиноваться объекту своей любви. Не правда ли, описанный тщательно разработанный ритуал перехода от воздыхателя к Посвященному в секреты Настоящей Любви во многом напоминает обряд посвящения Совершенных? В обоих обрядах  сначала  необходимо приобщиться к знанию и совершить несколько подвигов. Каждый шаг, приближающий последователя к тайному знанию связан с прохождением через «символическую смерть», за которой следует новое рождение, и, наконец, человек, прошедший все ступени посвящения, становился Посвященным (Совершенным).

Таким образом, речь, скорее всего, идет вовсе не о даме из плоти и крови, даже учитывая  то, что трубадуры писали о вполне реальных женщинах. Дама – Символ живет и правит в Замке Мудрости. Сама она окутана тайной, поэтому авторы никогда не называли ее настоящее имя.  Вывод напрашивается сам собой: Прекрасная Дама -  это образ, поскольку, как уже отмечалось, поэзия трубадуров развивалась в Окситании параллельно с катаризмом, а многие из них были катарами. Возможно, по этой причине в поэзии трубадуров можно найти практически все темы, содержащиеся в учении Совершенных, - отрицание брака, терпимость к свободному любовному союзу и стремление к идеалу -  Целомудрию.

Тогда вполне вероятно, что ключ к пониманию эзотерически -  куртуазной поэзии  трубадуров следует искать именно в катаризме: Прекрасная Дама – церковь Совершенных, Возлюбленный -  ее адепт, Ревнивый муж -  Римская католическая церковь, клеветники -  предатели и доносчики. AMOR -  всего лишь обратное написание ROMA (Рим). При этом не стоит забывать, что катары действительно называли свою церковь «Церковью Любви».

Как пишет  один из французских историков, изучавших еретические учения, Дени де Ружмон, «совершенно очевидно, что загадка трубадуров была связана с символической реальностью, известной Посвященным и сочувствующим Церкви Любви». Его мнение поддерживается другим  исследователем учения Совершенных -  Пеладаном, - который в своей работе пишет: «Трубадуры -  это мистики, а отнюдь не  певцы плотской любви. Они вносят в культ плотской любви обрядовость любви божественной  и мистический характер. Дама трубадура -  символ доктрины катаров. Когда имя ее совпадает с названием местности, она олицетворяет собой либо диоцез, либо приход, либо общину».

Наш небольшой экскурс в Веселую Науку, как называли свое искусство сами трубадуры, показывает, что тайна трубадуров – не миф, порожденный воображением исследователей, помешанных на эзотерике. Она дает современным  людям заглянуть в тайники окситанской культуры, ощутившей в большой степени влияние учения катаров. Уже упоминавшийся здесь Пеладан  утверждает, что «в архивах Ватикана есть особо секретные материалы, с которыми никому не пришлось ознакомиться. Их много, и стало еще больше после того, как последний легат вывез из Папского дворца  в Авиньоне те, что содержат подлинный секрет трубадуров и еретиков».

http://www.ldbp.ru/text/chernop/civiliz.htm