Общая характеристика средневекового католицизма

Остановимся пока на этом в изображении социальной эволюции Запада и перейдем к рассмотрению другой основы его культурного быта, особенно в областях миросозерцания и личной жизни, т. е. католицизма.

Католицизм в средние века был не только вероисповеданием, но целой культурной системой, охватывавшей все проявления личной и общественной жизни. Папство представляло из себя элемент, связывавший отдельные нации в одно целое, духовной столицей которого был Рим, а богослужебным и письменным языком - латинский. Католицизм поддерживал идею Римской империи, глава которой считался таким же господином западного христианства в делах светских, каким папа был в делах духовных, и эта империя носила титул «священной». Католицизм имел свою иерархию, распространявшуюся на все страны Западной Европы, свою политическую доктрину, учившую о превосходстве церкви над государством, свои церковные суды и церковное право, существовавшие рядом с правом и судами светскими, свою финансовую систему разных налогов в пользу церкви, свою официальную философию, основанную на авторитете традиции, свою этику, заключавшуюся в проповеди аскетизма, свой монастырский тип общежития, свои духовные братства и свои школы. Если самым основным стремлением феодализма было раздробить государство на мелкие политические тела в пользу власти помещика, стремлением католицизма было превратить Западную Европу в обширную теократию и сделать из римского первосвященника верховного вождя общества. Феодализм был посягательством на внешнюю, телесную свободу человека в закрепощенных народных массах, католицизм стремился подчинить себе человека внутреннего, духовного. Церковь действовала при этом, впрочем, не одними духовными средствами: напротив, она все более и более превращалась в учреждение «от мира сего». Весьма рано духовные лица делаются крупными землевладельцами, потом, как мы видели, членами феодальной иерархии, имея сами и земли, и вассалов, и крепостных. В качестве только духовных лиц они, кроме того, пользовались большими доходами от правильных налогов и добровольных приношений в пользу церкви со стороны паствы. Церковь, другими словами, оспаривала у феодального мира некоторым образом власть над обществом и боролась с ним его же оружием.

Такое положение церкви в средние века объясняется двумя главными явлениями, с которых начинается история средневековья, т. е. падением Римской империи и приходом варваров. На Востоке, где уцелела абсолютная власть императоров, невозможно было такое развитие внешнего могущества церкви: здесь последняя стояла лицом к лицу с сильным государственным авторитетом, покровительство которого обеспечивало ее собственную победу над язычеством и ересями и который, имея за себя блеск исторической традиции, ревниво оберегал свои прерогативы. Иное мы видим на Западе: империя падает, но церковь сохраняет свою организацию; империя распадается, но церковь укрепляет свое единство; на место древних императоров появляются варварские короли, а к ним духовенство не может чувствовать прежнего почтения, считая себя призванным их воспитывать, сдерживать, направлять. Варвары вообще заменили прежнюю светскую власть новою, но духовная власть осталась старая, прочная своей организацией и сильная своими традициями. При наплыве германцев духовенство явилось единственным представителем образованности, единственным защитником старого населения империи, единственным воспитателем пришельцев. Вся духовная культура древности, уже находившаяся в полном почти упадке, словно обречена была погибнуть в море варварства: одни только духовные лица остались сколько-нибудь образованным сословием, и понятно, что они должны были придать своей образованности церковный, теологический характер. Феодальное раздробление нанесло большой удар государственной власти, но оказалось неспособным окончательно дезорганизовать церковь. Падение городской жизни, военные нравы феодалов, политическое, юридическое и экономическое порабощение массы устраняло возможность появления каких бы то ни было соперников клира в духовном руководстве обществом. И в смутные времена феодальной анархии духовенство все-таки вносило некоторый порядок в общественную жизнь. Само вступая в ряды феодальных владельцев, оно, кроме своей материальной силы, пользовалось еще силой моральной, кроме феодальной организации, имело еще и другую, более прочную, более централизованную, более сложную и более прочную: у него был единый глава - папа, а не фиктивный император не существующей на самом деле империи; у него была целая система сношений со всеми странами Западной Европы, целая армия монахов, громадная паства, которою оно и управляло от имени Бога.

XI, ХII и XIII века представляют из себя эпоху, когда католическая система достигла высшей точки своего развития. Никогда папство не выходило на такую высоту, как в период между Григорием VII (1073-1085) и Бонифацием VIII (1294-1303); это и было время грандиозного католического предприятия средневековой Европы - крестовых походов (1096-1291), образования духовно-рыцарских орденов и папской милиции нищенствующих монахов, схоластической философии и политической теории, проповедовавших подчинение церковному авторитету и человеческого разума, и светской власти. На предыдущие века мы можем смотреть как на эпоху подготовления католической системы, на XIV и XV века - как на эпоху, когда началось ее падение. До XI века папству еще нужно было хлопотать об окончательном подчинении своей власти епископов, о своем высвобождении из-под светского авторитета римских императоров и своеволия римских баронов, прежде нежели получить возможность высказываться и действовать так, как действовали и высказывались Григорий VII, Иннокентий Ш и Бонифаций Vni, провозглашавшие прямую зависимость светской власти от духовной, возводившие на престол и низлагавшие государей, распоряжавшиеся тронами и народами. Начало XIV века видит падение папства: собранные в 1302 г. Филиппом IV Красивым генеральные штаты Франции провозглашают независимость французской короны от папы; по их стопам идет английский парламент, который при Эдуарде Ш отказывается платить в Рим дань, наложенную на королевство подчинением папе Иоанна Безземельного (1215); собрание немецких князей в Рензэ объявляет, что избранный ими король не нуждается в папском утверждении (1338). Мало того: один из ближайших преемников Бонифация VIII под влиянием французского короля переселяется из Рима в Авиньон, где папы в течение большей части XIV в. находятся в знаменитом «вавилонском пленении». Наоборот, в XI, ХП и XIII веках церковь почти из каждой борьбы выходит победительницей и из каждой победы извлекает новую силу. Великий реорганизатор католицизма, Григорий VII, внесший большую строгость в нравы клира, привязавший его еще более к исключительному служению интересам церкви посредством установления безбрачия, сумевший освободить выборы на папский престол от посторонних влияний, открывает собою эпоху борьбы папства и империи, наполняющую конец XI, XII и первую половину XIII века. Из этой борьбы преемников апостола Петра и преемников римских цезарей победителями выходят первые. Но и не с одними императорами Священной Римской империи ведется эта борьба: время от времени силу папской власти чувствуют на себе и другие короли, осмеливающиеся не повиноваться наместникам Бога на земле. Одновременно папы торжествуют победу и над человеческой свободой в вопросах веры: на юге Франции в конце XII века проявилось еретическое движение альбигойцев и вальденсов; в первой половине Х1П века крестовый поход со всеми ужасами религиозных войн фанатической и варварской эпохи подавляет это движение и восстановляет потрясенный авторитет церкви. И на Востоке папство одерживает в ту же эпоху новую победу: крестоносцы четвертого похода завоевывают на время Византию (1204), где учреждается Латинская империя, и под впечатлением этого крупного успеха для подчинения иноверной Руси замышляется крестовый поход. Если бы осуществились все честолюбивые замыслы папы, Европа превратилась бы в обширную теократию: государи сделались бы приказчиками римской курии; отдельные нации должны были бы утратить свою индивидуальность в универсальной папской монархии; вне официальной доктрины католицизма не могло бы существовать никакого самостоятельного решения вопросов теоретической и практической мысли, частной и общественной жизни. Отлучение от церкви, бывшее равносильным объявлению вне закона, инквизиция, посылавшая непокорных умирать на кострах, крестовые походы со всеми ужасами дикой расправы подавили бы всякую оппозицию против церкви, господствовавшей над государством, против католического единства, отрицавшего национальный принцип, против учения, вне которого не было и не могло быть истины. Понятно, что при таком положении, какой занял католицизм, важные вопросы жизни не могли решаться вне всякого отношения к церкви, и подобно тому, как история феодализма, так сказать, наполняет собою одну сторону средневековья, другая его сторона наполняется историей католицизма. И замечательно, что католицизм достигает наивысшей точки своего развития почти в то самое время, как и феодализм. Равным образом и падение католицизма и феодализма совершается параллельно: оба постепенно разлагаются в одно и то же время, и их одинаково разрушают постепенно, с одной стороны, государственный принцип, воплотившийся в королевской власти, с другой, принцип индивидуальной свободы, нашедший и соответственные органы для выражения и осуществления своих стремлений.

Коротко говоря, полное торжество католической системы,- если бы она осуществилась в действительности в том виде, в каком существовала в теории, если бы, другими словами, в западноевропейском обществе не было таких элементов и таких стремлений, которые противодействовали этому, - было бы равносильно возвращением Западной Европы к тому началу, которое было господствующим на древнем Востоке, к началу теократическому. Этого начала, как мы видели, была чужда античная цивилизация, и в ее преимущественно светском характере заключается ее отличительная черта сравнительно и с древним Востоком, и с европейским средневековьем. Религия, как мы уже говорили, не играла у древних греков и римлян той роли, какая ей принадлежала на Востоке: она не развивалась у них в целую догматическую систему, которая составляла бы все теоретическое миросозерцание человека, лежала бы в основе его этики, освящала бы все его общественные учреждения, как раз навсегда установленные свыше, и вообще подчиняла бы себе мысль, чувство и волю отдельных членов общества. Только в эпоху падения классического мира в египетской Александрии, где столкнулись идеи Востока и Запада, возникла так называемая неоплатоническая философия, имевшая много общего с религиозными системами азиатских культурных народов. Только в эпоху императора Диоклетиана явилась в самой Европе попытка дать власти и государству теократическую основу, опять-таки под влиянием восточных воззрений. Античный мир был свободен от догматизма религиозной традиции, застывшей в неизменной форме и охватывавшей собою все подробности частной и общественной жизни. В средние века рядом с светской философией, основанной на самостоятельной деятельности разума, появилась теология, основанная на авторитете и стремившаяся подчинить себе всякое знание; рядом со светским правом возникло право церковное, или так называемое каноническое, которое охватило собою многие чисто гражданские отношения; рядом с государством, как учреждением мирским, явилось учреждение религиозное - церковь. Античный мир не знал этого дуализма философии и теологии, светского и церковного права, государства и церкви, столь характерного для средневековой истории. Идеалы классического мира были диаметрально противоположны идеалам средневековья. Свободный культурный человек в античном мире был прежде всего гражданином государства и высоко ценил политическую жизнь, тогда как средневековый монах, в котором воплотился идеал католической Европы, видел в государстве царство дьявола и безусловно подчинял его церкви. В античном мире были пытливые исследователи окружающей нас природы, в чем монах видел, напротив, нечто суетное и греховное, допуская философию только в качестве прислужницы богословия (ancilla theologiae). В античном мире люди полагали все свои радости в земной жизни, для монаха же она была только царством греха и юдолью печали: настоящий хороший человек должен был бросать все, что привязывало к этому миру. Таким образом, средние века в Европе были эпохой самого резкого дуализма: на одной стороне были жизнь духа и умерщвление плоти, воздыхание о небесном отечестве и данное свыше откровение, церковь, как божественное установление, и богословие, как единое истинное знание, на другой - греховная жизнь плоти и угождение мирским страстям, привязанность к ложным радостям мира и призрачная человеческая мудрость, основанное людьми государство и вздорная светская ученость. Словом, средневековая католическая система была учением о превосходстве духа над телом, религиозного учреждения над мирским учреждением - государством, откровенной истины Слова Божия над всеми знаниями человеческого разума и, как результат всего этого, о главенстве духовного сословия над мирянами. «Как дух превосходит тело своим достоинством и значением, - говорит, напр., св. Бонавентура, - так власть духовная выше власти светской». - «Мирской человек,- поучает св. Дамиан, - как бы ни был он благочестив, не может быть сравниваем даже с несовершенным монахом: золото, хотя и с примесью, драгоценнее чистого олова». - «Обязанность каждого христианина бежать из мира»,- прибавляет св. Бонавентура, - «Гиппократ,- говорит св. Бернард, - учит сохранять тело, Иисус Христос - губить его. Мне говорят: это вредно для желудка, а это - для груди. В евангелии, что ли, или у пророков читали вы эти вещи? Это плоть нашла такую мудрость, а не божественный дух. Пусть стада Эпикура заботятся о своем теле; что касается до нашего Божественного Учителя, то он научает презирать здоровье». - «К чему наука христианам? - спрашивает св. Дамиан. - Разве зажигают фонарь, чтобы видеть солнце? Оставим науку Юлианам Отступникам. Св. Иоанн обходился без нее, св. Григорий ее презирал, св. Иероним упрекал себя в ней, как в преступлении». - «Древние,- проповедует Петр Достопочтенный,- блистали в литературе, искусствах и науках: к чему послужила им эта образованность? Когда Истина воплотилась, она отвергла их образованность. Пусть замолчит человеческое чванство, когда заговорило слово божественное!» - «Что такое жизнь человеческая,- говорит Hugo de Sancto Victore,- как не путешествие? Мы - путники и только проходя видим этот мир. Если на пути мы встречаем незнакомые вещи, то есть ли смысл отдать себя в их власть и своротить со своей дороги? А это-то и делают люди, посвящающие себя науке: неосторожные прохожие, они забывают цель своего путешествия, они не направляются к своему отечеству». Понятное дело, что при таком взгляде самая обширная литература была церковная; в университетах главным факультетом был богословский, а профессорами - клирики. Конечно, и область науки была тесно ограничена, так как изучение внешнего мира считалось пустым занятием, да и в той ограниченной области духовного, в которой вращалась наука, она не была свободна: мысль человека не имела права делать самостоятельные изыскания, ей давались готовые решения, которым она должны была подчиняться. Вообще теология должна была отвращать человечество от пагубных идей, и в ее опеке, по мнению представителей средневекового миросозерцания, философия только и могла найти единственное верное руководство, так что целью этой философии было подкрепление доводами разума положений веры.

http://www.otkrovenie.de/beta/xml/other/obwijXodMirovojIstorii.xml/6#1_6_9