«Органная школа жизни»
19 июня в зале Казахской филармонии им. Жамбыла концертом органной музыки закрылся очередной музыкальный сезон в нашем городе и завершили его студенты Г. Т. Несипбаева, заслуженного артиста Республики Казахстан, доцента Казахской национальной консерватории им. Курмангазы. Это событие вернуло меня на несколько лет назад, когда, конечно, в другом составе и с другим репертуаром, выступали его студенты в старом еще органном консерваторском зале. В традициях Габита Талеутаевича было после концерта собираться за общей трапезой, и на сей раз все повторилось по обычаю. В свободной, почти домашней обстановке, юные исполнители внимательно вслушивались в слова маэстро, который с любовью и вниманием разбирал достижения и недостатки каждого. Это все вплеталось в общую канву тихой и задушевной беседы. Ощущение чего-то важного, но в то же время скромного, не выпячивающего себя напоказ, навеяло размышления, просящиеся, чтобы их оформили в одну главную идею, рождающуюся в процессе общения с Габитом-педагогом. Незаметное существование органного консерваторского класса, руководителем которого является Габит Несипбаев, без всяких оговорок, в своем роде явление уникальное. Если бы занятия органом были для студентов-пианистов всего лишь малой формальностью, обычной в системе стандартного процесса обучения клавишному ремеслу, то ни о каком органном классе не могло быть и речи, а имел бы место всего лишь органный факультатив, куда добровольно ходят далеко не все желающие из числа тех, кто зачислен на фортепианный факультет (студенты других отделений, разумеется, туда не допускаются). Сделаться сопричастным хотя бы на короткое время экзотическому инструменту, одним своим видом уже вызывающему трепетный восторг, некоторое время поиграть на нем музыку старинных авторов и, конечно же, Баха - вот, наверное, и все достижимые горизонты для будущего пианиста, который, скорее всего, не будет в дальнейшем продолжать совершенствоваться в органном мастерстве, и, в лучшем случае, ему придется пополнить огромное число аккомпаниаторов и преподавателей начальных и средних музыкальных учебных заведений; редко его ожидает карьера концертирующего солиста. Габиту это хорошо известно, и он не строит никаких иллюзий на этот счет, но надо знать его личность, чтобы понять, почему факультатив расцвел до органного класса. Эпицентром подобного явления всегда становится сам педагог, аккумулирующий в себе творческую энергию, питающую воспитанников, и в аудитории, где проходят учебные занятия, начинают существовать как бы две параллельные жизни, вплетенные друг в друга. Одна из них - видимая - повседневная студенческая, имеющая своим содержанием обязательное обучение ремеслу, другая - духовная, невидимая, дающая знания куда более редкие и важные - о смысле жизни. А настоящее искусство - это и есть ремесло, соединенное с духовностью, передающейся из поколения в поколение. Из этих двух начал и складывается то, что мы называем школой и традицией, которые в свою очередь и делают культуру как таковую. По словам самого Габита, его органный класс это прежде всего школа жизни, и в большей степени, так уж сложилось, для девушек, чем для представителей сильного пола. Мужчин, как ни странно, здесь редко можно увидеть. Сама личность Габита в очень сильной степени представляет собой творческое активное мужское начало, потому и естественно для него находиться «под сенью девушек в цвету» - им предстоит еще под влиянием учителя созреть как матерям, соответствуя своему исконному предназначению. Таких девушек, выступивших в концерте, было семеро, и обрамляли их всего двое юношей; но, совершенно очевидно, что орган - не женский инструмент, он символизирует собой принцип ян. И органиста во время игры можно уподобить демиургу, создающему из хаоса материи осязаемые формы вселенной. Орган - оркестр в миниатюре, звуковая микровселенная. Частокол из больших и малых труб, на фоне которых инструмент смотрится как центр мироздания, напоминает о трубах архангельских, ликующе звучавших когда-то при сотворении Богом видимого мира. Изначально была иная картина, чем та, которую теперь привычно видеть: орган занимал подчиненное положение по отношению к средневековому Храму - католическому, затем и протестантскому - ренессансному. Главным было литургическое действо - месса, и инструмент скромно ее сопровождал. Позже, во времена Реформации она и совсем ушла из жизни, дав место лютеранскому, демократическому собранию прихожан, заменившим возвышенное богослужение. Католическая служба раннего средневековья знала григорианский хорал, исполняемый монахами на латыни без сопровождения музыкальных инструментов. Основа григорианского хорала - система из 8 ладов или модусов; диатоническая гамма от соль большой октавы до ля первой, составляющая звуковой материал этих ладов, была заимствована из древнегреческой теории музыки. Лютеранский, народный по существу своему, хорал, появившийся в эпоху Реформации, заменил собой григорианский, монашеский. На собрании пела вся община исключительно на немецком языке; сами хоралы представляли собой переработку католической литургической музыки, мотивов народных песен и напевов мейстерзингеров. При этом явилось и другое новшество - в круг возможных функций музыканта-органиста вошла импровизация, предшествующая самому хоралу и содержащая в себе его тему - совершенно чуждый элемент для средневековой мессы - эмблема уже некоторой независимости человека от церковного канона. Такие процессы изменения религиозного сознания, а вслед затем уже и самих музыкальных форм церковной музыки, логически могли привести к рождению органной хоральной прелюдии, как жанра; они давали безграничный потенциал для развития музыкального искусства, постепенно освобождающегося от строгого статичного канона, жестко диктовавшего формы, от которых нельзя было отступать. Лютер, объявивший Библию единственным источником веры и утвердивший ориентир на «внутреннее откровение» в толковании ее вполне законным, тем самым предоставил полную свободу творчества для человеческой личности. В сфере музыки это приводит к развитию богатейших в художественном отношении форм и жанров, неизвестных монашескому католическому Средневековью. Они по своей смысловой сути являют уже сами по себе в звуковом воплощении толкование идей Священного Писания, независимое от внешнего церковного авторитета - происходит переосмысление и преобразование через музыку мироздания, где художник в высшем смысле слова становится со-творцом Всевышнему. О такой философии нельзя было и помыслить в дореформационную эпоху. Художник, артист - личность, независимая от догматов, становится таковым лишь в эпоху Возрождения, идеологически связанного с Реформацией, и музыкальное искусство, в истинном своем значении призванное быть не просто звуковой служанкой богословия, а вполне самостоятельным началом, хотя и связанным узами с Творцом, стало светским именно благодаря лютеранской религии. После таких композиторов, как Пахельбель, Фрескобальди, Букстехуде и др., оставивших значительный след в истории органной музыки, появляется гений Баха, со всею мощью доведший до высочайшей степени совершенства принцип свободного развития форм и жанров, некоторые из которых, можно сказать, прямо выросли из органной хоральной прелюдии, рожденной духом протестантского мировоззрения. Это, прежде всего, токката и фантазия. Фуга становится своего рода переосмысленным и переплавленным в огне творческой личности музыканта хоралом. Структура и характер фуги с ее динамикой вечного движения размывают статику лютеранского хорала, являющегося связующим звеном между средневековым церковным каноном и светской музыкой. По прошествии эры Баха орган приобретает уже совершено автономные функции. Это время, когда изначально церковный и литургический инструмент перестает быть исключительно принадлежащим богослужению - он превращается в концертный, солирующий. Сначала был храм с высокими готическими сводами; на стороне алтарной восточной части возвышалась стена из органных труб, в то время как сам орган находился в центре этой грандиозной стены. Органист чаще всего традиционно был повернут спиной к верующим или вообще был невидим. И вот, в готическом соборе, отвоеванном протестантами у католиков, начинают совершатся ощутимые перемены. Там в собрании общины участвует уже не только орган, играющий вступления к хоралам, но и вместо самой мессы могут звучать уже целые кантаты и пассьоны, т.е. становится возможным вместе с органом и человеческими голосами присутствие струнных и духовых инструментов. Это ничто иное, как почти концертное исполнение музыки на библейские сюжеты в самом здании храма - остается один только шаг до того момента, когда и декорация богослужения исчезнет, и сама протестантская кирка окончательно перевоплотится в концертный зал, что и происходит в культуре Западной Европы Нового времени. Светская западно-европейская музыка, вышедшая из христианского культа, сначала католического, потом и протестантского, взяла у него орган, отделив его от собора, вытеснив последний на периферию бытия европейца и замене его концертным залом. И вот сам концерт стал имитировать богослужение. В залах филармоний теперь уже на сцене, заменившей алтарную часть собора, на переднем плане также видим стену из труб, на фоне которой, правда, сам инструмент может свободно перемещаться в любую сторону, но чаще всего органист, как и прежде, повернут спиной к залу, где располагаются слушатели, имитирующие молящихся. Понятно, почему трудно представить у этого мирового пульта женщину. Габит понимает это, ведь он не только музыкант, но по складу своего ума - философ. Да и невозможно, наверное, быть настоящим органистом, не будучи философом. В платоновско-аристотелевском учении о «гармонии сфер» вселенная представлена планетами, издающими при своем движении звуки, расстояние между которыми равно определенным интервалам - терциям, квинтам и т.д. Символом подобной музыкально-эстетической картины мира естественно видеть именно орган, а никакой другой инструмент. Ученицы органного класса по возрасту своему для Габита - дочери; сам он интуитивно чувствует в себе призвание наставника и отца, тяготеющего к тому, чтобы опекать кого-то и назидать. Он не просто обучает игре на инструменте, но и дает элементарные представления об этических нормах; усвоение правильных манер, долженствующих быть у исполнителя также входят в процесс обучения: Габит объясняет, как нужно выходить на сцену, как кланяться залу перед исполнением пьесы и как уходить за кулисы после завершения игры. Учитель не ставит перед собой цель сделать из своих подопечных больших исполнительниц, которые бы оставили неповторимый след в оранном искусстве; желание у него иное - научить их жизни, насколько это в его силах. Учеба здесь своеобразная: через орган - «гармонию сфер» - к земной реальной жизни, где каждый должен соответствовать своему предназначению. Все очень стройно, просто и последовательно в этой идее, делающей маэстро оригинальным педагогом. Сам Габит скромен, прост в общении, безо всякого апломба и снобизма. Он демократичен, доступен, умеет хорошо говорить. Часто его высказывания и оценки кажутся весьма скептическими, окрашенными даже в саркастические тона, но за этим скепсисом скрывается душа мятущаяся и чувствительная. У Габита, как у педагога, отсутствуют какие-либо предпочтения - фаворитов у него нет; он воспитывает в своих студентах осознание сопричастности друг другу, как членов сообщества равных и дает возможность каждому выступить на большой сцене. Такой подход к людям рождает и свои добрые плоды: ученики его играют примерно на едином добротном уровне. В первом отделении концерта мы слушали Людмилу Артемьеву, студентку 2-го курса, исполнившую большую прелюдию ми-минор Николауса Брунса, северо-немецкого композитора XVII века, ученика Д. Букстехуде. Выступила с прелюдией соль минор этого же композитора студентка 1 курса Мария Омирбекова. Светлана Парахина, тоже первокурсница, исполнила прелюдию фа-мажор Винсента Любека, северо-немецкого композитора, современника Баха. Иоанна Соломониду, выпускница органного класса текущего года, родом из Греции, сыграла значительное произведение Дитриха Букстехуде - токкату ре-минор. В исполнении Айгерим Барибаевой прозвучали вариации на тему бельгийской народной песни Самуила Шайдта, основателя северо-немецкой традиции, ученика Я.П. Свелинка. Второе отделение было представлено произведениями большей сложности. Прозвучали два произведения И.С. Баха: прелюдия и фуга до-минор в исполнении Даны Бекпосыновой, студентки 2-го курса. Хоральную прелюдия «Смущается сердце мое о Господе» сыграла первокурсница Лейла Акшпекова. Она же исполнила прелюдию, фугу и чакону Д. Букстехуде. Все очень старались, и особенную смелость проявила Дана: прелюдия и фуга до-минор - трудное произведение по своей глубине и драматизму, а ощущение этих красок жизни приходит большей частью с возрастом. Оставив профессиональные замечания по поводу игры наших студентов маэстро, прекрасно знающего все тайны органного искусства, мне как слушателю хотелось бы лично отметить, что, пожалуй, одно из самых благоприятных впечатлений произвел Алияр Отетлеу - это в подтверждение того, что орган - мужской инструмент, органично сочетающийся с природой мужчины, которая, действительно, безо всяких оговорок, соответствует образу хорала, вырастающего, как Самсон, в то время как женской душе окажутся, к примеру, намного более близкими, скажем, вальсы Шопена, фортепианные пьесы Мендельсона и Чайковского. Что же касается органа, то здесь мужчина всегда будет иметь превосходство, даже и на фоне каких-то индивидуальных погрешностей. В Алияре, помимо творческого музыкального потенциала, чувствуется еще врожденная интеллигентность и европейский склад души. И это не удивительно, ведь он вырос в культурной среде - его дед, Ермек Утетлеуов, известный детский поэт, внесший в свое время определенный вклад в казахскую литературу. Алияр исполнил малую прелюдию Н. Брунса. Возможно, что если он полюбит орган, то достигнет на этом поприще высоких результатов. Сложнейшее произведение «Фантазия и фуга на тему BACH» Листа, поставленное в конец программы, было блестяще сыграно сыном нашего маэстро Адилем Несипбаевым. Он выпускник органного класса 2006 г. и лауреат двух международных фортепианных конкурсов. О нем - особое слово: он безо всяких оговорок уже сейчас в свои двадцать шесть лет большой состоявшийся музыкант. Яркие качества Адиля - природная мощь, страстный темперамент и феерическая техника. Давно уже не приходилось слушать подобную игру. Чувствуется сильная пианистическая школа - несомненно, что Адилю многое подвластно в фортепианной музыке, но хочется пожелать, чтобы он больше обратил внимания на орган, которым владеет также прекрасно, как, видимо, и роялем. Пианистов великое множество, но быть органистом - благая часть в музыке. Что ж, уже сейчас сын является достойным преемником своего отца, положившего столько сил на то, чтобы в Казахстане расцвела культура органного исполнительства и родился органный класс со своей особенной школой жизни.