Свобода как условие духовного развития

                                                              Косиченко А.Г.

 

Свобода относится к фундаментальным бытийственным определениям человека. Всякий человек, все религии, все крупные философские системы ставят свободу очень высоко. Она – одна из глубочайших ценностей мира и человека. Все это знают, предчувствуют, догадываются. Однако попытки, предпринимаемые человеком в течение всей его истории, попытки понять свободу ни к чему не привели. Единственным результатом этих попыток явилась предельная мистификация свободы: она стала пониматься как непосильный груз для человека. Поэтому человечество придумало множество практических и идейно-теоретических способов устранить свободу из реальных форм жизнедеятельности человека. Все без исключения типы общественного устройства построены таким образом, что свобода вытеснена на их периферию. Это относится и к обществам, якобы ставящим свободу во главу угла: демократическим и либеральным.

В демократических государствах свобода является прерогативой общества – т.е. субъектом свободы является общество. При этом сущность свободы искажается, ибо свобода – сущностная характеристика человека, а общество может только способствовать явлению этой сущности, но не подменять собою человека. Любой человек в демократических обществах не свободен по существу, хотя свободен по форме. Причиной тому сведение свободы до уровня общественных измерений свободы; при этом общество создает человеку условия быть свободным гражданином, что, может быть, и важно, но важно обществу, а отнюдь не человеку. Если, к примеру, человек свободен (как гражданин) в США, а в Нигерии, как гражданин, не свободен, и условием его “освобождения” является эмиграция его из Нигерии в США (т.е. условием его свободы является гражданство), то кто может утверждать, что это свобода? Если человек “вынужден к свободе” эмиграцией, то свободу ли он обретает? Общественные измерения свободы являются условием свободы социумного субъекта, но причем здесь человек? Я здесь говорю об идеальном демократическом государстве, каковых реально нет; но если и в нем нет свободы, то в реально существующих демократических государствах ее нет тем более. Причем речь идет не о поверхностно-политическом понимании свободы как “свободы, братства и равенства”, но о тех возможностях, которые предоставляет демократическое государство по определению. Итак, в демократических государствах свободы нет.

Нет ее и в либерально ориентированных странах, т.е. странах, где ценности индивида главенствуют над общественными ценностями. Хотя по форме такие государства относятся к демократическим, но либерализм изнутри прорывает их демократическую форму; по мнению ряда политологов (А.Дугина, например) многие коллизии современной цивилизации имеют причиной как раз противоречия и даже противостояние демократии и либерализма. Почему же нет свободы в либерально-ориентированных странах, ведь, казалось бы, где, как не здесь, человек близок свободе, ибо как раз такие страны ставят либеральные ценности, т.е. ценности свободы, превыше всего?

Свободы в этих странах  нет потому, что либеральные ценности есть ценности не человека, но индивида; индивида выделившегося из общества и противопоставившего себя обществу, но не доросшего до уровня человека. Человеку нет необходимости противопоставлять себя обществу; не в дихотомии индивид – общество лежит  сущность человека. Индивидуальное, как и общественное в человеке есть не более, чем реакция на общественную форму естественно-исторического бытия человека. И здесь нет свободы, так как, во-первых, это реакция, а реакция не есть сфера свободы, а, во-вторых, индивидуализм закрывает дорогу к свободе не в меньшей мере, чем ориентация на общество. Свобода, если ее брать под углом общественного устройства (что неверно и, вообще, излишне), чужда и индивидуализму, и социоцентризму. Свобода – сущностная характеристика человека в собственно человеческих его измерениях, а не в тех, какие возникают как проекции бытия человека на общество, на природу или еще на что-либо. Далеко не случайно во всех этих проекциях человек не может “обрести свободу”, хотя и стремится к ней. В этих проекциях свобода не достижима, они не содержат в себе потенций “освобождения” человека.

Пойдем еще дальше и скажем, что свободы не может достичь и трансцендирующая личность. Хотя личность, в отличие от индивида, является “позитивной индивидуальностью”, в том смысле, что она выделяет себя из социума не в противостоянии последнему, как это делает индивид, но в перерастании социума, однако и этого мало для того, чтобы считать личность восходящей к сущности человека. Бесспорно, уровень личности является высоким в сравнении с другими проекциями человеческого бытия. И личностное развитие можно было бы только приветствовать, если бы не одно но: ошибка личности состоит в ее самости, в ориентации на возможности, какие личность черпает в себе и в своем взаимодействии с миром. Вот “энергетика” личности, опираясь на которую личность развивается. Но куда развивается, в какую неведомую даль и к каким неведомым высотам? К еще более развитой форме личности, к более глубокому личностному развитию? Неологизм “продвинутая личность” хорошо передает иронию такого движения. В горизонте личностного развития человеку некуда развиваться; развитие на личностных основаниях ведет человека в тупик самости, себялюбия и гордыни. Этим путем прошли многие, и хотя они оставили след на земле, оставили “по себе память”, но судьбы их трагичны и в здешней, и в будущей жизни.

Сущность свободы таинственна. Что именно философы и мыслители понимают под свободой, когда утверждают, что свобода сущностна человеку, свобода онтологична, свобода укоренена в бытии? Как человеку достичь своей свободной сущности, как прорваться к свободе, укорененной в бытии, что это за онтология, где бытийствует свобода? Мыслители не хотят понять (или не могут принять), что сфера мышления имеет свой горизонт, за который оно выйти не способна. Мысль считается беспредельной, способной проникнуть всюду, все познать и узнать. Да, мысль может это сделать, и, действительно, у нее нет предела, она беспредельна. Но беспредельна она именно как мысль, и вот здесь ее предел. Очень многое находится за этим пределом, и свобода в том числе.

Но, скажут, мышление – не единственная осваивающая способность человека, есть еще интуиция, есть сфера экстрасенсорики, есть, наконец, просто жизнь в соответствии с должным в человеке. И если нельзя познать свободу средствами мышления, то нельзя ли освоить ее на этих путях? Нет, нельзя. Составить некое представление о свободе на этих путях можно, но быть свободным – а это единственное человеческое отношение человека к свободе – нельзя. Никакими своими собственными способностями, силами и усилиями человек не может быть свободным. Я говорю именно быть свободным, а не стать свободным, так как в этом различии проступает таинственность свободы. Человек может освобождаться от каких-то наличных условий несвободы, становиться над ними, прорывать их необходимость. Но, свершив это усилие, человек вновь оказывается несвободен уже по отношению к иным условиям несвободы – более глубоким, иного уровня, иных контекстов и т.п. Что пользы человеку в преодолении им прошлых условий несвободы, он ни на гран не становится свободнее, ведь преодолел-то он прошлые условия несвободы, а живет уже в новых, принципиально иных, и опыт прежнего преодоления мало пригоден для нового. Поэтому нет освобождения, а есть свобода, нет процесса, а есть состояние.

Такое положение дел непривычно человеку. Он привык достигать всего в процессе, в действованиях, а здесь утверждается, что к свободе нельзя придти обычными человеческими путями, что нельзя освободиться, а надо быть свободным. Строго говоря, к свободе имеется путь, но это не путь в человеческом его понимании. Всякий путь меняет человека; пока человек достигнет цели, он становится другим: вот, кстати, причина того, что человек, достигший цели, очень часто осознает, что она ему не нужна, что не к такой цели он стремился – это естественно, ведь это не он сегодняшний стремился к данной цели, а он – вчерашний, какого уже нет. Так что всякий путь меняет человека, но путь к свободе, если, условно, здесь можно говорить о пути, изменяет человека, требует изменения человека настолько, что человек отказывается от себя прежнего, вступившего на этот путь. Человек прежний умирает – почему и говорят об умерщвлении себя для себя – и возрождается уже новый человек, буквально новый, другой, не прежний. Вот этот-то новый человек свободен, – таким образом можно  описать путь к свободе, но путь ли это, если путник умирает на пути? И совсем не вышедший на этот путь человек достигает цели, но другой, новый, причем все здесь следует понимать не метафорически, но буквально, как сказано. Если мы сумеем так понять путь, то тогда путь к свободе есть, и можно говорить о “восхождении к свободе”.

Имеется одно, но очень важное условие, делающее такой путь успешным. Этот путь можно проделать только свободно, осваивая онтологию свободы (вот онтологичность свободы). Получается, что цель пути – свобода, есть, одновременно, и средство преодоления этого пути. Получается, что свободой нужно уже обладать для того, чтобы достичь цели – свободы. Нельзя вступить на этот путь несвободным и осводиться в пути – каждый шаг здесь требует свободы большей, чем ею обладает “освобождающийся” в пути человек.

Но можно ли обладать чем-либо, не имея этого нечто, иметь до владения, владеть не достигнув? Можно, если это нечто дано человеку как дар, а не в результате его, человека, собственных усилий и трудов. Свобода именно такова: она – дарована, ее можно утратить, но нельзя обрести; она или есть, или ее нет.

Такое видение свободы кажется абсурдным. Абсурдным оно и является. В этом пункте своего развития логика дает сбой: она воспроизводит в понятиях способы освоения мира человеком – вот ее царство. Но свобода не осваивается, она эксплицируется: мы видим следы воплощения свободы, мы видим формы ее проявления, но источник свободы неявен, скрыт для логики. Логика отражает мировоззрение, согласно которому все, что есть, возникло, развилось из некоего иного; все бытие, согласно этому мировоззрению, самопорождается в развитии. Развитие – вот доминирующий принцип и такого мировоззрения и такой логики. В каких-то пределах развитие действительно имеет место. Но сущностные характеристики человека, характеристики, делающие человека человеком, возникли не в развитии.  Эти характеристики проявляются в разных формах, разные эпохи видят их по-разному. Отсюда и сложилось мнение, согласно которому глубинные качества человека развились в процессе общественно-исторического генезиса человека. Но даже и современное, в очень значительной степени рациональное, хотя и склонное к мистическим формам во всех сферах, мышление не может игнорировать наличие знания до познания, любви до ее предмета, надежды до всяких оснований на нее. Свобода из числа этих определенностей. Свободой человек обладает в силу того, что он человек, а не потому, что он к ней развился.

Эти основополагающие характеристики человека дарованы ему, как дарована сама жизнь. Но человек не может вынести этого дара, так как стал не достоин его. И человек пытается снизить дар до уровня его развития из подсобных форм. Если со многими феноменами эта процедура удается человеку, то со сферой духовного ничего не выходит. Обосновать развитие духовного из недуховных форм не удается. Но и отрицать духовное нельзя, оно очевидно.

Свобода потому и является такой притягательной для мыслителей категорией, что в ней проступает облик реальности, с которой человек знаком мало, хотя погружен в нее всем своим существом. Свобода – окно в царство духа, она условие бытия духа; нет свободы – нет и духа. Бог не насилует свободы человека, и даже попустил человеку пасть, но не ущемил его свободы именно потому, что вне свободы нет человека, ибо человек – существо духовное, а дух предполагает свободу. Предначертанное Богом человек может выполнить только свободно, но когда он отказывается от дарованной ему свободы и начинает “свободно” осуществлять свою волю, то подменяет свободу своеволием и своей волей творит свою действительность, не совпадающую с божественным планом. Сотворив же чудовищные формы своей жизни, человек обвиняет в них Бога, хотя сам их творец, и Бог только попустил их, но не сотворил.

Свобода поэтому есть далеко не цель человека и не его сущность, но условие восхождения к сущности. Сущностью же человека является богопознание как богоуподобление, как восхождение к Богу, потому что в Боге сущность человека. Правы были те, кто говорил, что человек не имеет данной ему сущности и что он восходит к сущности. Они были правы даже в том, что человек творит свою сущность в своем развитии, но только они слишком уж упирали на творческую мощь человека. Человек может творить многое, но считать, что в таком творчестве он творит себя, неверно. Человек творит себя не тогда, когда он творит мир вокруг себя – материальный или идеальный, он творит себя тогда, когда он предоставляет себя Богу, и уже Бог возводит человека к Себе – таков процесс богоуподобления.

Творчество – любимая тема религиозной философии, так как, согласно этой философии, в творчестве происходит встреча человека с Богом. Русская философия ХХ века уделила много внимания проблеме творчества. Так, например, обращаясь к проблеме творческих возможностей человека, С. Франк писал: “Творчество есть такая активность, в которой собственное усилие художника, его собственное “делание” неразделимо слито с непроизвольным нарастанием в нем некоего “дара свыше” и только отвлеченно может быть отделено от него” /1/. Это означает, пишет он далее, “…что творчество предполагает двуединство человеческого существа – его самостоятельность, свободу, умышленность – и его  укорененность в чем-то трансцендентном, в превышающей его духовной реальности и зависимость от нее” /2/. А так как “всякая духовная сила”, к которой С. Франк относит исток творчества, “исходит из того средоточия и первоисточника реальности, которую мы называем Богом”, то “человек как творец есть соучастник Божьего творчества”, “в лице человеческого духа мы встречаемся с таким сотворенным существом, которому Бог как бы делегирует, частично, Свою собственную творческую силу /3/. Причем “…момент творчества вовсе не есть исключительная привилегия немногих избранных исключительных натур”, и хотя “духовный мир – как и мир вообще – построен иерархически”, но иерархичность “совмещается в духовном мире с демократическим равенством”; поэтому “всякий человек есть в малой мере или в потенциальной форме творец” - и вывод: “человек, как таковой, есть творец” /4/. Именно в творчестве проявляется духовная сущность человека, осуществляется его свобода и выполняет поставленная  Богом перед человеком задача – быть сотворцом Богу. Безусловно, такое понимание духа, свободы, творчества и сущности человека подкупает своей возвышенностью, и в нем много верно схваченного. Но здесь отчетливо проявляется вся слабость религиозной философии – сведение к минимуму живой веры в Бога и попытка разумно эксплицировать тайну Божеского промысла о человеке.

Ведь с не меньшим основанием вместо воспевания человеческого творчества, как сотворчества Богу, можно указать на творчество, как на сферу гордыни человека, его самости, сферу, в которой человек работает не Богу, а сатане – и это суждение также будет верным, ибо творчество греховно по-существу, так как отказывается от полагания на волю Бога и исходит из своей, человеческой, поврежденной грехом воли. Творчество – очень ответственная и даже опасная сфера бытия человека; здесь он или устремлен к Богу или сотрудничает с темной силой. Вообще говоря, вся жизнь человека такова – ответственна и опасна в указанном смысле, но в творчестве эта опасность предстает в сконцентрированном виде. Творчество предполагает свободу, а в свободе человек идет или к Богу или к сатане, или к свету или во тьму. Поэтому-то свобода и является осуществлением ответственного выбора. Свобода представляется чем-то самоценным, но есть только пространство ответственного выбора и развития в этом выборе.

Потребна высокая любовь к свободе, чтобы человек отказался от нее (что и означает отказ от себя, от самости, от жизни по себе – человеку) ради Бога, ибо за высокое можно заплатить только высокой ценой. Потерять же человек свободу на этом пути не может – если говорить в меркантильных терминах – потому, что, как говорили древние, “ты не можешь потерять то, что не имеешь”, ведь человек, боящийся потерять дар – свободу, не имеет ее в качестве дара, а иного источника свободы нет.

Духовное развитие как восхождение к Богу преодолевает свое условие – свободу и оставляет ее позади, поэтому отказ от свободы ради Бога не жертва свободой, но воплощение свободы в духовный путь. Вот здесь мы и нашли тот путь, который соотносим со свободой, и представление о котором было дано выше. Становится понятным, почему и зачем Бог даровал человеку свободу: без этого дара человеку не взойти к Богу, не исполнить своего предначертания.

Божественная “диалектика” свободы, когда предначертанность не означает неизбежности и необходимости, но, напротив, требует свободы для своего осуществления, приоткрывает перед человеком завесу его собственной тайны: с какой целью Бог его создал (и, следовательно, в чем смысл его, человека, жизни). Бог сделал человека сопричастником Своей божественной славы – вот в чем состоит богоизбранность человека в сравнении со всей иной тварью. Но полнота бытия (т.е. счастье согласно определению философии), которой обладал человек до падения, была без славы, и земная история человека является ничем иным, как возможностью восхождения к этой божественной славе. Возможностью, ибо от человека зависит станет ли он достойным божественной славы, войдет ли в Царство Небесное или окажется в сотоварищах падшему ангелу. Свободно человек выбирает одно или другое, и здесь нет насилия, даже насилия свободой (как ошибочно думали религиозно ориентированные экзистенциалисты), так как человек может отказаться и от свободы, не принять этот дар.

Но в последнем случае человек отказывается от Бога сразу, без попытки осуществить восхождение к Нему, ибо вне свободы пути к Богу нет. Есть какая-то чарующая своей мнимой высотой трагичность в отказе от свободы. Человек чувствует себя при этом гибельно свободным, он устраняет господствующее на земле противостояние свободы и необходимости: отказавшись от свободы, такой человек впервые чувствует себя безудержно свободным – это верный путь в бездну.

Этот краткий очерк свободы следует завершить упоминанием о том, что свобода является отнюдь не понятием и не категорией, отображающей реальность духа, но человеческой формой духа. В силу этого свобода принадлежит области веры, и все, о чем выше шла речь, возможно только в вере, так как она оживляет и делает реальностью сказанное выше, а вне веры все сказанное – пустой звук и досужие домыслы. Можно сказать, что свобода, как дар Бога, может быть принята человеком только в вере, тогда свобода – средство и условие духовного развития, в противном случае она – “познанная необходимость” и проклятье. Выбор, как всегда, за человеком.

1. Франк С.Л. Реальность и человек. М. 1997. С. 361.
2. Там же. С. 362.
3. Там же. С. 362, 363, 364.
4. Там же. С. 364, 365.

Данная статья представляет собой фрагмент раздела "Сущность духовного и философия", опубликованного в коллективной монографии "Философия в духовном развитии человека". Алматы, 2003.