Знавшая Бунина. Валерия Проходова

По Тарту шла девушка. Ей было двадцать три года, и она шла по улицам города в ожидании чуда. Чудо было во всем: и в старых каменных мостовых, и в ярком солнце, и в молоденьких кленах на Toomcvill. И самое главное было в том, что скоро она увидит знаменитого русского писателя, того, кто получил Нобелевскую премию, того, кому она год назад писала и посылала свои стихи.
А теперь он приезжает, и именно ей, Верочке Шмидт, университетские студенты поручили встретить Ивана Алексеевича Бунина на вокзале и привезти его в гостиницу.
... Так (или немного иначе) я представляю себе ту далекую весну 1938 года, когда Вера Владимировна Шмидт познакомилась с Буниным, приехавшим в Эстонию с выступлениями. Уже он жил во Франции, был далеко от России...
Моя встреча с Верой Владимировной Шмидт произошла спустя много лет, в Орле, куда я, занимавшаяся творчеством Бунина, приехала на научную конференцию. Это было в 1990 году. Конференция была посвящена 120-летию со дня рождения Бунина.
Помню ночь, когда поезд подъезжал к Орлу, и волновала мысль о том, что это бунинская родина, его места; холодность сентябрьской ночи в средней полосе России умерялась крупной звездностью неба.
Орловский вокзал, маленький микроавтобус, встречавший гостей конференции, и свое волнение, оттого что вижу город Бунина; затем гостиничный номер и милое интеллигентное женское лицо, внимательные глаза, приветливая, по-хорошему правильная русская речь: "Вы тоже увлекаетесь Буниным?"
Мы приехали каждый по своим делам. Вера Владимировна была приглашена как человек, знавший живого Бунина; у меня был доклад о творчестве Бунина в эмиграции.
Вечером в Орловском театре Вера Владимировна Шмидт рассказывала участникам конференции о своих встречах с писателем в 1938 году и о переписке с ним.
После окончания конференции мы разъехались в разные стороны тогда еще Союза: я в Казахстан, Вера Владимировна на родину - в Эстонию.
У меня с Верой Владимировной началась переписка. Стали приходить письма из Эстонии, очень простые и искренние, за которыми чувствовалась нелегкая и достойная человеческая жизнь.
Вера Владимировна о себе писала скупо, больше о стихах, о Бунине, лишь потом я узнала о ее непростой судьбе.
Она родилась 19 августа 1915 года в Тарту (тогдашний Юрьев), и с Тарту оказалась связана вся ее жизнь.
Скромная интеллигентная семья - бабушка и мать - актрисы; отец, брат и сестра. Вера Шмидт окончила гимназию и поступила в университет. Стихи она писала с семи лет.
Главной встречей, определившей жизнь Веры Шмидт, была ее встреча с Иваном Алексеевичем Буниным в 1938 году.
За год до этого тартуская студентка послала Бунину в Париж свои первые литературные опыты, еще очень беспомощные, как она сама в этом признавалась (рассказ о деревенской жизни, которой Вера совсем не знала).
Бунин ответил своей юной корреспондентке участливо и доброжелательно - видимо, почувствовал наивную смелость и дерзость, и искреннюю любовь к поэзии и литературе.
Началась переписка. Для Бунина это была хоть какая-то связь с оставленной им Россией; юной студентке, несомненно, льстила переписка с известным писателем.
Вера Владимировна Шмидт впоследствии вспоминала, что эта небольшая - четырнадцать писем - переписка с Буниным была главной ценностью в ее жизни. Во время войны, когда город бомбили, она спускалась в бомбоубежище, прижимая к себе самое ценное - связку писем писателя.
... Жизнь Веры Шмидт складывалась непросто. Кончать университет ей пришлось дважды - в 1941 и затем еще раз экстерном в1951 году - свидетельство, полученное во время немецкой оккупации, после войны не было признано.
Она изучала в университете славянскую и романскую филологию, философию и историю искусства. И всегда писала. Писала, помня завет Бунина: "Пишите себя, свое, простое, то, чем больше всего живете..."
Работа в Тартуском университете на кафедре славянской и балтийской филологии давала ей ощущение причастности к общему делу (хотя как невероятно трудно было ей, интеллигентной женщине начала века, приспособиться к окружающей действительности...). Это, вероятно, все же было не приспособление, а терпение, а терпением Вера Владимировна была наделена сверх меры...
Многие годы были отданы ею диссертации по фольклору Печорского края. Но тогда для университетской карьеры и защиты диссертации требовался отказ от веры, от посещения храма, от церковного хора, где Вера Владимировна пела с детства. Она сделала свой выбор. Без колебаний...
В годы, когда судорожно жгли по ночам письма, дневники, фотографии, когда боялись шороха под окнами и стука в дверь, Вера Владимировна Шмидт сумела сохранить свою переписку с Буниным, с репрессированным и погубленным ее другом - поэтом М.В.Карамзиной.
Она не уничтожила свой дневник 1930-х годов, а на его основе были написаны "Воспоминания" о приезде И.А.Бунина в Тарту.
Вера Шмидт была кротким человеком, но сильной личностью, делавшей себя всю жизнь. Даже сборник ее стихов "В пути" (первый и последний) вышел только в 1991 году, когда Вере Владимировне было уже 76 лет. Строгость к себе, поразительная точность слова, пластика образов и простота стихов в этом сборнике - от любимого ею Бунина.
У Веры Владимировны был особый дар, необычный для нашего времени, - жить вне повседневности, минуя искус славы, рутины и мелочных бытовых забот. Сложная духовная жизнь напрягала ее существование, заставляла слабую физически женщину быть сильной духом. Она была вне времени, вне пространства...
Но прежде всего она была, как мне кажется, состоявшимся человеком и поэтом, со своим взглядом на мир и той сложностью простоты, которая отличает глубокого и искреннего человека:

Мое давнишнее - давно,
Оно уходит безвозвратно.
Ужели это суждено?
Ужели это так понятно?
Мое минувшее во мгле,
Ведь от него нет даже тени -
И в чем же смысл
былых хотений,
Моих хождений по земле?
Лишь в редкий час,
в тиши лесов,
Иль у морской зыбучей дали
Я обретаю свежесть слов
И чистоту земной печали...

Вера Владимировна Шмидт была на земле. Судьба дала ей редкую встречу с большим Писателем. Эта встреча осталась в ней на всю жизнь. В моей памяти она останется женщиной начала века, преодолевшей все, знавшей Бунина и пронесшей любовь к нему и его писательству через всю свою длинную, горькую и все-таки счастливую жизнь.
***

Моя переписка с В.В.Шмидт началась в 1990-х годах. Это только малая часть писем ее, наполненных воспоминаниями, встречами, рассказами о прошлом. Мною выбраны только те письма, в которых так или иначе упоминается имя Бунина. Думается, что это будет интересно читателю.

В.Проходова

6.1.99 г.
Сочельник. Тарту.

Дорогая Валерия Павловна!

Знаете, когда начинаю Вам писать - в ответ на Ваше сердечное, милое письмо, - в Сочельник, в канун Рождества, когда люди собираются в церковь, а я вот - дома, из-за своей новой болезни - радикулита в спине и левом боку...
Буду вечерять одна.
Видела сон: сестре начинаю рассказывать о старине, о том, как была в гостинице у Бунина, на второй день его приезда, 6 мая 1938 года. Заговорили о Толстом. Иван Алексеевич стал припоминать то место, где Марьянка с хохотушкой-подругой и братишкой собирали виноград, уморились и легли под телегой. "Ведь как просто, - сказал (если правильно помню) Иван Алексеевич, - а ведь как написано! Я так никогда не напишу".
В "Воспоминаниях" у меня кое-что сократили, да и Бабореко* писал, чтобы воспоминания не были длинными. Теперь уже это все так далеко. То, что он (Бунин. - В.П.) заговорил со мной о Толстом, как с понимающей силу его слова, меня тогда удивило, даже как-то воодушевило.

* Лит. наследство, т. 84, кн. II.
А.К.Бабореко - буниновед, занимавшийся творчеством писателя, автор первых библиографических книг о И.А.Бунине.

Еще помнится, что окно в гостинице выходило на Домберг, на гору, на которой росли молодые клены, совсем еще голые, и как он тоже, заметив, что я взглядываю туда, глядел туда своими зоркими глазами.
Что он был нисколько не натянут со мной, и с ним было легко.
Я не разглядывала его, а просто подчинялась его душе.
Мне также казалось, что он во мне "разочаровался", что я, должно быть, была не "та" - вот такая наивность!
...Про любовь ответила ему не совсем правду. Конечно, любила, это было уже не для танца на вечере, а во многом серьезно. Поняла это гораздо позже, потом...
Ведь это ему стихи в моем сборнике "В пути":

Вот ты погиб. Забыт. Но верю - это
Ты пронесешь, как явь, за той чертой,
Не потому ль в каком-то новом "где-то"
Сквозь снег и ночь я все иду с тобой!

...Вот и заполнила свой вечер.
Целую. Ваша Вера.

Тарту, 6.IV.99 г.

Дорогая Валерия Павловна!

Поздравляю Вас со светлым праздником Пасхи и, исполняя Вашу просьбу, посылаю Вам карточку из альбома - такая же фотография была послана Ивану Алексеевичу Бунину, - на которую он отозвался в письме. Я снималась два раза, первая фотография мне не понравилась из-за слишком открытой блузки. Снялась еще раз. Она у меня одна осталась, так что, когда сможете, пересняв для себя, пришлите назад.
Вот и Пасха на дворе, сегодня вторник Страстной недели, а в Вербное Воскресенье сходила сама - к собственному удивлению - в церковь.
<...> теперь я больше лежу, хотя с утра бодрая и стараюсь прибраться к празднику.
<...> моя статья "Воспоминания об "Обществе русских студентов" в Тарту напечатана, но книга-то одна, правда, с иллюстрациями, то есть снимком Общества и русских филологов. Если как-нибудь получу вторую, то постараюсь Вам переслать.
Март у нас был на редкость теплый, снег таял на глазах, зажглась звезда, захотелось сочинять, но, видимо, хватит это делать, больше четырех строк не получается.
Бунину, когда он был в Тарту, я импонировала тем, что его не боялась, а "дула" что в голову придет, даже спорила.
А вот неправду Ивану Алексеевичу сказала, что не любила еще...
И любила, и страдала уже... но об этом потом.
Написала об этом, когда пришла ко мне его (пропавшего без вести) младшая сестра, Аня, - тоже скоро умершая - и все опять повернулось, и я, оказывается, многого не знала...
<...> И - интересно - началась наша влюбленность при елке - и последняя встреча была тоже на Рождество...
Как это было сказать Ивану Алексеевичу? - и я сказала, что не любила, только "увлекалась". Но страсти-то и не было...
В другой раз про это, если смогу. Я его сразу простила... Тут был и приезд Бунина, и знакомство с М.В.Карамзиной, так что жизнь как бы послала мне другое, о чем надо было думать.

Вот пока все.
Еще раз Христос Воскрес!
Целую. Вера.

26.VI.99 г. Тарту.

Дорогая Валерия Павловна!

У меня все неспокойно на душе, что, может быть, я Вас обидела, не согласившись с рассказом о первой любви Бунина ("В Ялте". - В.П.) и, главное, с Одессой: ведь я в Одессе никогда не была!
Мне, как я начала читать рассказ Ваш, хотелось увидеть этот город со всеми его особенностями - ведь он в жизни нашего писателя оставил свой след.
Но довольно было упомянуть Ялту и чеховскую атмосферу, чтобы вспомнилось то, что я видела в его доме - музее Чехова, и он сам - скромный и сдержанный, когда говорил о себе - да почти и не говорил. Это - Чехов.
И.Бунин был такой же, только без пристрастия к "носителям науки" - у Чехова многие его герои - врачи... Бунин же был поэт - он вкладывал в стихи много настоящего чувства - но не чувствительности, - того, что в теперешней "обстановке" именуется "страстью". А "страсть" значит по-славянски - "страдание": "Вы полюбите - и будете страдать... Помолчав: "Я тоже страдал" (Бунин, "Страстная неделя").
А я соврала ему, что еще не любила, так, "увлекалась", - а я любила того, кому посвящены мои стихи в сборнике, но они написаны, впрочем, гораздо позже...
В прошлом письме я посылала Вам газетную вырезку с домом, где останавливался Бунин в 1938 году.
Так вот, по поводу этого дома. Он теперь - больница.
Видимо, ею она была и в 1920-х годах, когда здесь умер Юлиус Куперьянов - герой Освободительной войны.
<...> Нечаянно - от жары или от склероза (немудрено в 83 года) - написала я совсем другое имя - генерала Лайдонера. Это был Белый генерал, он дожил спокойно до 1940 года, когда он и президент Пятс были вывезены в Сибирь Советами. Оба были мучениками. Про это больше не буду.
Но как не вспомнить страдальцев, ведь среди них была и М.В.Карамзина, ее муж и дети. Ее старший сын так и остался в Сибири.
Но хочу еще про журнал*. Меня не порадовали "Охотничьи рассказы", потому что это сужает тематику серьезного журнала.

* Речь идет о литературных публикациях в журнале "Простор", № 4, 1999 г.

В "Записках уличной торговки" рассказывается о том, что теперь, конечно, бывает и что страшно - ведь книги продаешь, а это друзья. Все до такой степени беспросветно, что жаль даже читателя. Читатель ждет беллетристики или чего-то приключенческого (так теперь?), а то, что "дар Божий" - Жизнь - не нужна, - это все же неправда.
Потом напишу про другое. В общем, к беллетристике, к настоящей литературной обработке отношу только Ваш рассказ.

Милая Лера, целую Вас, пишите.
Вера Шмидт.

Тарту, 1999 г.,июнь.

Дорогая Валерия Павловна!

Рука не слушается, но думаю, что напишу (это от жары).
Спасибо за письмо - оно от Вас какое-то родное - наверное, когда мы познакомились, около нас стояла тень Бунина. Потому мне и писать Вам легко все, что я думаю, - а в данном случае - о Вашем рассказе*.

* Речь идет о рассказе "В Ялте", напечатанном в журнале "Простор" в 1999 году, № 4.

Тут будет и "да" и "нет". "Да" - оттого, что Вы как-то с ним (с Буниным. - В.П.) пережили эту его любовь, страсть, разочарование так, словно Вы были рядом - сестрой или другим близким другом - женской душой, которая способна понять и простить. Которая не скажет - не надо было этого делать, ты же видел ее сразу, был старше, занят был своим.*

* В рассказе говорится о первой жене И.А.Бунина - Анне Николаевне Цакни.

Вот от этого - "своим" - и пойдет мое "нет". Оно Вас обидит, но должна его высказать...
Иван Алексеевич понимал в себе только свое писательство еще и тогда, когда писателем еще не был, но уже был "другим": "видел другое", оно его охватывало; он шел своим путем.
Помните, как он "отрывался" от Лики, а любил ее по-настоящему.*

* Лика - героиня романа И.Бунина "Жизнь Арсеньева" (1933 г.). Прототип Лики - В.В.Пащенко.

Как прозорливо говорила Мария Владимировна, предвосхищая многих критиков: "У него главное был фон". Я это тогда не сразу поняла, а разговаривали мы обычно в кухне, Василий Алексеевич был еще на работе, а Саша и Миша бегали с другими ребятами.
Вы догадались, что я говорю о Карамзиных* в Кивиоли, когда я гостила у них.

* Речь идет о знакомой Бунина М.В.Карамзиной, поэте и писательнице, с которой И.А.Бунин познакомился в Эстонии в 1938 году.

Здесь же, в Вашем рассказе, "фона" этого нет. Он здесь просто любовник (речь идет о Бунине. - В.П.), а не тот, кто "поднимается" по своей писательской лестнице.
Да, встречался с Чеховым, да, видел своим художническим зрением море и горы, огни города, мокрые камни побережья - но об этом мало, оно внутри Вас. А он (Бунин. - В.П.) помнил даже мокрую веревочку на чайнике, которую увез с собой за границу.*

* В.В.Шмидт говорит о наблюдательности Бунина, его художнической зоркости. "Мокрая веревочка на чайнике" - деталь из романа Бунина "Жизнь Арсеньева".

А что "из такого" увез из Ялты? - Мне бы хотелось, чтобы Вы это показали, поглядели бы с ним на что-то, что есть помимо любви. - Так, если бы с ним ходил Чехов - и не только с его юмором!
Может быть, Вы будете переделывать рассказ? Или разорвете мои ненужные разглагольствования, все это можно было выразить короче, ведь "Слово - это Бог!.."
Других вещей в журнале прочитать не успела, это все пока.

Целую. Ваша Вера.

27.VI.99 г. Тарту.

Дорогая Лера!

Ничего, что я так называю Вас в письме? А Вы обращайтесь ко мне - Вера.
У нас третью неделю жара до +32. Приходится принимать сердечные и лежать. Все "творческое" стоит, начаты воспоминания, и, кроме отрывочного начала, ничего нет. А нужны ли они кому?
Посылаю Вам газетный снимок того дома, где жил в течение 6-ти дней Иван Алексеевич. Сюда провожала я его из Общества, шли по другой стороне, перешли сюда, улица сейчас почти такая же.
Тогда этот дом был гостиницей Grand Hotel, на втором этаже была его комната, откуда виден был Домберг с молодыми тогда кленами.
И здесь же читала ему свои стихи Мария Владимировна (Карамзина. - В.П.); ее сборник "Ковчег" с одобрением Бунина вышел в Нарве.
Почему этот снимок попал сейчас в газету? - Идет спор о том, где лежал и скончался деятель освободительной войны 1919 г. (в Эстонии. - В.П.) генерал Лайдонер.
Молодой человек настаивает, что именно тут.
Другого снимка этой гостиницы у меня нет. Отрезала текст и посылаю Вам. Ведь дом с балконом тот же, бунинский!
Тут, в этом доме, с поспешностью и замешательством прочитала я Бунину 2-3 своих стиха, причем один был не кончен, о чем Иван Алексеевич припомнил мне на вокзале: "А Вы кончайте свои стихи!"
Вот почти все. В "Просторе" читаю "Клуб шутников"*, на другое - мозги не работают.

Целую крепко.
Ваша Вера.

* Повесть А.Волкова "Клуб шутников" была напечатана в "Просторе" в 1999, № 4.

7.VIII.99 г.
Тарту, 7 августа 1999 г.

Милый друг, Валерия Павловна!

Как хорошо, что мы с Вами очутились в одной комнате и побыли некоторое время вместе. Как-то сильней все пережилось. И Орел встает ярче перед глазами.
Правда, я была там после выступления "не в форме", особенно в Спасском-Лутовинове, у Тургенева; но рада, конечно, что и там побывала.
Как Ваше здоровье и самочувствие, отошли ли Вы после Ваших трудных дней в Москве и нервного напряжения дома? Надеюсь, что хоть сколько-то...
А я, когда устаю, чувствую себя "старушкой" и уже мало способной на какие-то поездки, мероприятия вроде проведения вечера, выступления. Ничего этого не хочется.
Мотивов для расстройства душевного много - общая обстановка, отдельные судьбы, неурядицы в семье - и моя беспомощность какая-то в житейском море, где "мы плаваем с кораблем, потопляемом страстьми", - это из молитвы нашей православной всенощной.
"Страсти" - по-славянски - скорее всего "страдания".
Но страданий личных у меня, слава Богу, сейчас почти нет, болезней тяжелых - тоже; есть, конечно, бесконечно грустные воспоминания, прикосновения к тому, о чем порою не хочется думать, это в августе - смерть близких людей, вечная вина перед ними.
Но в августе бывает и хорошее... Встреча с подругой из-за рубежа, праздники. В конце месяца наш самый большой церковный праздник - Успение.
И летом была радость. В июне после июньских дождей пришло и тепло, и солнце, и поездка на места детства, в Эльву, где жили на даче. Там было все, что надо было нам тогда: гулянье, купанья, строгая бабушка, театр под соснами (сами играли, сами придумывали), тот переход к юности, который незабываем.
Об этом "переломе" читаю теперь - почти каждый вечер - в "Жизни Арсеньева" - в той книге, что Вы мне прислали на радость и покой души. Еще раз Вам за нее спасибо сердечное...
Я читаю ее по одному рассказу, по одной главе, с каким-то новым благоговением и видением того, о чем читаешь.
Как бы находишься в России, которой здесь нет. Да и где она - та?

Крепко обнимаю, пишите,
В.Шмидт.

27.10.99 г.
Тарту

Дорогая Валерия Павловна!

Вы не ответили... Что-то у нас прервалась переписка, но последнее письмо я послала с вырезкой из газеты - это тоже дом, вернее, часть дома, где останавливался в 1938 году И.А.Бунин - это тогда была лучшая гостиница; но в те дни, как помнится, она оказалась без горячей воды, и он сердился, что не мог принять ванну.
Но какой он еще был молодой и интересный, когда немного отдохнул! Было большое общество у проф. М.А.Курчинского, мне его дочь потом говорила: "Он среди молодежи был самым остроумным и красивым - вот в кого можно было влюбиться!"
Мне это тем более приятно вспомнить, что я читала 2-ю книжку И.Одоевцевой, где она описывает свое пребывание в Жуан-Ле-Пен, уже после войны, где жили Бунины Вера Николаевна и Иван Алексеевич*. Тем более это вспоминаю, что и Вы, наверное, знаете, в Орле нынче проходили дни с конференцией, ему посвященной. А вдруг Вы там были?

* Книга И.Одоевцевой "На берегах Сены". - М., 1990.

Мне прислали приглашение с программой.
Я никуда уже теперь поехать не могу - и отнеслась к этому довольно равнодушно, так как тоже живу в своем роде в Juan-Le-Pin (Доме для престарелых), где надо самой готовить, но есть ванна с горячей водой... Вы это знаете, я живу тут уже второй год. Лето было жаркое, и я принуждена была сидеть дома из-за сердечных болей...
Боли более или менее прошли, но живу на таблетках.
<...> Я все же немного трудилась: написала воспоминания об Обществе русских студентов в 1930-е годы, о Марии Евгеньевне Грабарь-Пассек*, которая училась в нашей Пушкинской гимназии, - теперь она (гимназия. - В.П.) опять под этим именем, еще об одной учительнице этой школы. Многое не доделано так, как было задумано, - что ж?

* М.Е.Грабарь-Пассек - соученица Пушкинской гимназии в Тарту, где училась В.В.Шмидт.

Но мне больше всего хотелось и хочется узнать о Вас, чем Вы заняты, выходит ли "Простор"? Вы молоды, а значит, еще многое можете. Здоровья Вам и Вашим родным, что делает сын и другие близкие?

Буду ждать письма.
Целую. Вера.

9.XII.99 г.

Дорогая Валерия Павловна!

Спасибо за письмо от 1.XII, которое мне, конечно, принесло радость - тем более что вестей от Вас давно не было.
Слава Богу, что у Вас все продвигается как надо - и на конференцию ездили, и выступали сами с докладом, - как помню, Вы всегда заметите то, что другими не замечено.
Переписка наша, конечно, не может прерваться, ведь она - то есть знакомство, это - Орел. А Орел - это Бунин!
То письмо, в котором я сообщала о полученных мною фотографиях и о той, увеличенной, за которую я Вас ужасно благодарю, - оно пропало, Вы не могли бы о нем забыть.
Еще раз глубокое спасибо!
В том же ответном письме я послала вырезку из газеты со снимком того дома, где останавливался Бунин в 1938 году и куда я его провожала после его "сиденья" у студентов - он был усталый и себя не "выложил", как потом у проф. Курчинского; провожала я его по улице Валликаавы, которая когда-то была рвом - Валленграбен, напротив Домберга (Вышгород).
Окна гостиницы выходили на холм, на котором росли тощенькие клены, и это было видно из окон гостиницы. Потом клены разрослись и закрыли тот склон.
...Помню ту неуютную комнату, столик, куда я бросила перчатки и сумочку, и тот страх-радость, что я тут, в гостях, у кого?!
Это было на другой день после приезда Бунина, а тогда - после студентов - я просто проводила его до дверей.
О моих воспоминаниях об "Обществе русских студентов". Они изданы при кафедре университета, только одна книжечка, несколько фотографий. Буду "нажимать", чтобы дали еще одну - для Вас <...> <очень я стала беспомощной, даже немного совестно. Главную работу взяла на себя сестра Муся, знакомые тоже подсобляют...>
У меня одышка, головокружения, сознание своих 84-х лет. Стыдно ныть, да как же быть! И болтаю больше, чем надо...
Ах да! - спасибо за прелестную двойную открытку, такую русскую, из прошлого. Мы здесь этого ждать не вправе.

Целую. Вера.
***

Это было последнее письмо Веры Владимировны Шмидт. Оно пришло уже после ее смерти в январе 2000 года.
Она пережила своего любимого Бунина - в этом, 2000 году, ей исполнилось бы 85 лет. Это была длинная и прекрасная жизнь женщины, воплотившей в себе лучшие черты русский интеллигенции - духовность, ум, честность и порядочность. И еще - любовь. Любовь к жизни. К литературе. К стихам.
В последнее письмо Веры Владимировны были вложены ее стихи. Она хотела видеть их напечатанными ("...если стихи журнал напечатает, то спасибо")...

В. Проходова