Альбрехт Дюрер. Дневники и письма. Продолжение

 

ДНЕВНИКИ ПИСЬМА

 

Семейная хроника

 Год 1524 после рождества в Нюрнберге. [25]

 Я, Альбрехт Дюрер младший, выписал из бумаг моего отца, откуда он родом, как он сюда приехал и остался здесь жить и почил в мире. Да будет бог милостив к нам и к нему. Аминь.

Герб Дюрера

 

Гравюра на дереве. 1523 г.

 Альбрехт Дюрер старший родился в королевстве Венгрия, неподалеку от маленького городка, называемого Юла, что в восьми милях пути ниже Вардейна, в близлежащей деревеньке под названием Эйтас, [26] и его род кормился разведением быков и лошадей. Но отец моего отца, которого звали Антон Дюрер, мальчиком пришел в вышеназванный городок к одному золотых дел мастеру и научился у него ремеслу. Потом он женился на девице по имени Елизавета, от которой у него родились дочь Катерина и три сына. Первый сын, по имени Альбрехт Дюрер, [27] был мой дорогой отец, который тоже стал золотых дел мастером, искусный и чистой души человек. Другого сына он назвал Ласло, он был шорником. От него родился мой двоюродный брат Никлас Дюрер,  [28] что живет в Кельне, которого называют Никлас Венгр. Он тоже золотых дел мастер и учился ремеслу здесь в Нюрнберге у моего отца. Третьего сына он назвал Иоганном, его он послал учиться. Последний стал потом священником в Вардейне и оставался там более тридцати лет. Затем Альбрехт Дюрер, мой дорогой отец, приехал в Германию; он долго пробыл в Нидерландах у больших художников и наконец приехал сюда в Нюрнберг, когда считали 1455 год от рождества Христова в день св. Элигия [25 июня]. И в этот самый день у Филиппа Пиркгеймера  [29] была свадьба у крепости  [30] и были танцы под большими липами. Затем мой дорогой отец Альбрехт Дюрер долгое время, вплоть до 1467 года, считая от рождества Христова, служил у старого Иеронима Холпера, моего деда.  [31] Тогда мой дед отдал ему свою дочь, красивую проворную девицу по имени Барбара, пятнадцати лет, и отец мой справил с нею свадьбу за восемь дней до дня св. Вита [8 июня]. Также следует знать, что моя бабка, мать моей матери, была дочерью Оллингера из Вейсенбурга и звали ее Кунигундою. И мой дорогой отец со своею супругою, моею дорогою матерью, родили следующих детей, – я привожу, как он записал это в своей книге от слова до слова:
 1. Также [32] в 1468 году после рождества Христова в канун дня св. Маргариты [12 июля] в шестом часу дня [33] родила мне моя жена Барбара мою первую дочь. Крестной матерью была старая Маргарита фон Вейсенбург и назвала мне ребенка в честь матери Барбарою.
 2. Также в 1470 году после рождества Христова в день св. Марины [7 апреля] во время поста за два часа до утра родила мне моя жена Барбара моего второго ребенка, сына, которого крестил Фриц Рот фон Байрен и назвал моего сына Иоганном.
 3. Также в 1471 году после рождества Христова в шестом часу в день св. Пруденция во вторник на неделе св. креста [21 мая] родила мне моя жена Барбара моего второго сына, коему крестным отцом был Антон Кобергер [34] и назвал его в честь меня Альбрехтом.
 4. Также в 1472 году после рождества Христова в третьем часу в день св. Феликса [18 мая] родила мне моя жена Барбара моего четвертого ребенка, коему крестным отцом был Себальд Хёльтцле и назвал моего сына в честь себя Себальдом.
 5. Также в 1473 году после рождества Христова в день св. Рупрехта [27 марта] в шестом часу родила мне моя жена Барбара моего пятого ребенка, коему крестным отцом был Ганс Шрейнер, что живет у Лауфертор, и назвал моего сына в честь тестя Иеронимом.
 6. Также в 1474 году после рождества Христова в день св. Домициана [24 мая] во втором часу родила мне моя жена Барбара моего шестого ребенка, коему крестным отцом был Ульрих Марк, золотых дел мастер, и назвал моего сына Антоном.
 7. Также в 1476 году после рождества Христова в первом часу в день св. Себастиана [20 января] принесла мне моя жена моего седьмого ребенка, коему крестною матерью была девица Агнеса Байрен и назвала мою дочь Агнесою.
 8. Также час спустя родила мне моя жена в больших мучениях еще одну дочь, и дитя было тотчас же крещено и названо Маргаритою.
 9. Также в 1477 году после рождества Христова во вторую среду после дня св. Элигия [2 июля] родила мне моя жена Барбара моего девятого ребенка, и была крестною матерью девица Урсула и назвала мою дочь Урсулою.
 10. Также в 1478 году после рождества Христова родила мне моя жена Барбара моего десятого ребенка в третьем часу следующего дня после дня св. Петра и Павла [30 июня], и был крестным отцом Ганс Штрегер, друг Штомбаха, и назвал моего сына Гансом.

Портрет жены художника Агнесы Дюрер

 

Рисунок пером. Около 1494 г.

 11. Также в 1479 году после рождества Христова за три часа до утра в воскресенье в день св. Арнульфа [18 июля] родила мне моя жена Барбара моего одиннадцатого ребенка, и была крестною матерью Агнеса Фриц, рыбачка, и назвала мою дочь в честь себя также Агнесою.
 12. Также в 1481 году после рождества Христова в первом часу в день св. Петра в оковах [1 августа] родила мне моя жена моего двенадцатого ребенка, и был крестным отцом служащий [35] Иобста Галлера по имени Николай и назвал моего сына Петером.
 13. Также в 1482 году после рождества Христова в четвертом часу ближайшего четверга перед днем св. Варфоломея [22 августа] родила мне моя жена Барбара моего тринадцатого ребенка, и была крестною матерью дочь Бейнварта по имени Катерина и назвала мою дочь также Катериною.
 14. Также в 1484 году после рождества Христова в день св. Марка [25 апреля] час спустя после полуночи родила мне моя жена моего четырнадцатого ребенка, и был крестным отцом Эндрес Штромайер и назвал моего сына тоже Эндресом. [36]
 15. Также в 1486 году после рождества Христова в полдень во вторник перед днем св. Георгия [18 апреля] родила мне моя жена Барбара моего пятнадцатого ребенка, и был крестным отцом Себальд фон Лоххейм и назвал моего сына тоже Себальдом. Это второй Себальд.
 16. Также в 1488 году после рождества Христова в полдень ближайшей пятницы перед днем вознесения господня [9 мая] родила мне моя жена Барбара моего шестнадцатого ребенка, и была крестною матерью жена Бернарда Вальтера [37] и назвала мою дочь Христиною в честь себя.
 17. Также в 1490 году после рождества Христова в ночь поста господня в два часа после полуночи под воскресенье [21 февраля] родила мне моя жена Барбара моего семнадцатого ребенка, и был крестным отцом господин Георг, викарий св. Себальда. Это мой третий сын по имени Ганс. [38]
 18. Также в 1492 году после рождества Христова в день св. Кириака [8 августа] за два часа до ночи родила мне моя жена восемнадцатого ребенка, и был крестным отцом Ганс Карл фон Оксенфурт и назвал моего сына тоже Карлом.

Портрет отца

 

Масло. 1490 г.

 Все эти мои братья и сестры, дети моего дорогого отца, умерли, одни в юности, другие, когда выросли. Только мы, три брата, еще живы, пока богу угодно, а именно, я, Альбрехт, и мой брат Эндрес, а также мой брат Ганс, третий носящий это имя из детей моего отца.
 Этот вышеназванный Альбрехт Дюрер старший провел свою жизнь в великом старании и тяжком труде и не имел иного пропитания, чем то, которое он добывал своими руками себе, своей жене и детям. Поэтому он имел немного. Испытал он также немало огорчений, столкновений и неприятностей. Также многие, знавшие его, весьма его хвалили. Ибо он вел честную, достойную христианина жизнь, был терпеливым и добрым человеком, доброжелательным к каждому, и он был преисполнен благодарности богу. Он был далек от общества и мирских радостей, также он был немногословным и богобоязненным человеком.
 Этот мой дорогой отец положил много труда на своих детей, чтобы воспитать их во славу божью. Ибо его величайшим желанием было хорошо воспитать своих детей, чтобы они были угодны богу и людям. Поэтому он ежедневно говорил нам, что мы должны любить бога и поступать честно по отношению к ближнему. Но особенное утешение находил мой отец во мне, ибо он видел, что я был прилежен в ученье. Поэтому послал меня мой отец в школу, и когда я выучился читать и писать, он взял меня из школы и стал обучать меня ремеслу золотых дел мастера. И когда я уже научился чисто работать, у меня появилось больше охоты к живописи, нежели к золотых дел мастерству. Я сказал об этом моему отцу, но он был совсем не доволен, так как ему было жаль потерянного времени, которое я потратил на обучение золотых дел мастерству. Все же он уступил мне, и когда считали 1486 год от рождества Христова, в день св. Эндреса [св. Андрея, 30 ноября], договорился мой отец отдать меня в ученики к Михаелю Вольгемуту, [39] с тем, чтобы я служил у него три года. В то время дал мне бог усердия, так что я хорошо учился. Но мне приходилось много терпеть от его подмастерьев. И когда я отслужил, послал меня мой отец путешествовать, и четыре года я был вне дома, пока отец снова меня не потребовал. [40] И после того как я уехал в 1490 году после пасхи, я вернулся, когда считали 1494 год, после троицы. И когда я снова возвратился домой, договорился с моим отцом Ганс Фрей  [41] и отдал за меня свою дочь, девицу по имени Агнеса, и дал мне за нею 200 гульденов,  [42] и сыграли свадьбу в понедельник перед Маргаритою [7 июля] в 1494 году.

Aв monopmpem

 

Рисунок серебряным карандашом. 1484 г.

 После того случилось, что мой отец заболел поносом, так что никто не мог его вылечить. И когда он увидел смерть перед глазами, он покорился с большим терпеньем и поручил мне мою мать и велел нам жить по-божески. Он получил также святое причастие и почил в мире в 1502 году после полуночи накануне дня св. Матвея [20 сентября], как я об этом подробнее написал в другой книге. [43] Боже, будь к нему милостив и милосерден. Тогда я взял к себе моего брата Ганса, а Эндреса мы услали. Затем, через два года после смерти отца, я взял к себе мою мать, так как у нее ничего больше не было. И когда она жила у меня, однажды во вторник в 1513 году рано утром она внезапно смертельно заболела и целый год пролежала больная. И через год после первого дня, когда она заболела, во вторник в 17 день мая 1514 года [44] за два часа до ночи она христиански почила после святого причастия, я сам молился о ней. Всемогущий боже, будь к ней милостив.
 После того в 1521 году в воскресенье перед днем св. Варфоломея в 18 день месяца августа в созвездии Близнецов заболела моя дорогая теща, жена Ганса Фрея. И она скончалась после причастия в 29 день сентября ночью в девятом часу по нюрнбергскому времени. Всемогущий бог, будь к ней милостив.
 Позднее, когда считали 1523 год, в день введения во храм нашей богоматери [21 ноября] перед утренним звоном скончался Ганс Фрей, мой дорогой тесть, который проболел около шести лет и который также испытал много огорчений; и он отошел после причастия. Всемогущий бог, будь к нему милостив.

 Отрывок из «Памятной книжки» [45]

 [1502 год]

 … пожелал. [46] И старуха помогла ему, и ночной колпак на его голове сразу стал совсем мокрым от больших капель пота. Также он попросил пить. Тогда они дали ему немного риволийского вина; он выпил его совсем мало и попросил, чтобы его снова уложили в постель, и поблагодарил их. И когда он лег в постель, с этого момента он впал в агонию. Тотчас же старуха зажгла свет и стала читать ему молитвы св. Бернарда. И не успела она дочитать до третьей, как он отошел. Боже, будь милосерден к нему. И молодая служанка, заметив изменение в его состоянии, быстро побежала в мою комнату и разбудила меня, но, прежде чем я спустился вниз, он скончался. И мне было очень больно видеть его мертвым, ибо я не удостоился присутствовать при его конце. И отец мой скончался в следующую ночь после дня св. Матвея [20 сентября] вышеупомянутого года. [47] Милосердый боже, дай и мне обрести такой же мирный конец. И оставил опечаленною вдовою мою мать, которую он всегда хвалил, ибо она была весьма благочестивой женщиной. Поэтому я решил никогда ее больше не оставлять. О вы все, друзья мои, я прошу вас ради бога, чтобы вы, читая о кончине моего благочестивого отца, помянули его молитвами Отче наш и Ave Maria, также и ради ваших душ, ибо, служа богу, мы ведем благочестивую жизнь, дабы окончить в мире наши дни. Ибо невозможно, чтобы тот, кто ведет хорошую жизнь, плохо отошел из этого мира. Ибо бог преисполнен милосердия. И потому пошли нам, боже, после этой несчастной жизни радость вечного блаженства во имя отца и сына и святого духа, вечного правителя, которому нет ни начала, ни конца. Аминь.

 Отрывок из «Памятной книжки»

 [1503 год]

 Самое большое чудо, какое я видел за всю свою жизнь, случилось в 1503 году, когда на многих людей стали падать кресты, и особенно много на детей. Из них я видел один, такой формы, как я затем нарисовал. И упал он на служанку Эйера, которая сидела в задней части дома Пиркгеймера, прямо на рубашку, на льняную ткань. И она была так огорчена этим, что плакала и очень жаловалась, ибо она боялась, что умрет от этого. [48]
 Также я видел в небе комету.

 Письма Вилибальду Пиркгеймеру [49] из Венеции

I

 [Венеция, 6 января 1506 года]

 Достопочтенному и мудрому господину Вилибальду Пиркгеймеру в Нюрнберге, моему милостивому господину.
 Желаю Вам и всем Вашим еще много хороших и счастливых лет.
 Прежде всего, господин Пиркгеймер, готов служить Вам. Знайте, что я здоров, для Вас же я молю бога о лучшем. Так как Вы поручили мне купить несколько жемчужин и драгоценных камней, [50] то да будет Вам известно, что я не могу достать ничего хорошего или стоящего своей цены, ибо все расхватано немцами. Те, что толкутся на набережной, [51] всегда хотят выручить вчетверо, ибо это бесчестнейшие люди на свете. Ни от одного из них нельзя ожидать честной услуги. Поэтому некоторые добрые друзья предупредили меня, что я должен остерегаться их, ибо они проведут кого угодно; но во Франкфурте можно купить лучшие вещи и за меньшие деньги, нежели в Венеции.
 Что же касается книг, которые я должен был Вам достать, то об этом уже позаботились для Вас Имгофы. [52] Если же Вам еще что-нибудь нужно, то дайте мне знать, я это исполню для Вас со всем усердием. И если бы богу было угодно, чтобы я мог оказать Вам большую услугу, я сделал бы это с радостью. Ибо я сознаю, как много Вы для меня сделали. И прошу Вас, имейте снисхождение к моему долгу, я чаще вспоминаю о нем, чем Вы. [53] Как только бог поможет мне возвратиться, я честно Вам уплачу с большой благодарностью. Ибо я должен написать алтарную картину для немцев,  [54] за нее они дают мне 110 рейнских гульденов, из которых на материалы не уйдет и пяти. Я подготовлю ее – загрунтую и заглажу – за восемь дней и тотчас же начну писать, потому что она, если богу будет угодно, должна через месяц после пасхи стоять в алтаре. Деньги, если богу будет угодно, я надеюсь все сберечь, из них я Вам заплачу. Ибо я полагаю, что не должен сейчас посылать денег ни матери, ни жене. Когда я уезжал, я оставил матери 10 гульденов, кроме того, она выручила за это время 9 или 10 гульденов за гравюры,  [55] и еще Дратциер  [56] уплатил ей 12 гульденов, также я послал ей 9 гульденов через Бастиана Имгофа,  [57] из них она должна заплатить Пфинцигу  [58] и Гартнеру  [59] их проценты – 7 гульденов. Я дал также 12 гульденов жене, и 13 она выручила во Франкфурте  [60] , что составляет 25 гульденов. Я думаю, она тоже не нуждается. Если же ей сейчас не хватает, пусть ей поможет шурин,  [61] пока я не вернусь, тогда я ему честно возвращу.
 Остаюсь готовым к услугам. Писано в Венеции в день трех св. царей [6 января] в 1506 году.
 Кланяйтесь от меня Стефану Паумгартнеру [62] и другим добрым приятелям, которые обо мне спрашивают.
  Альбрехт Дюрер

II

 [Венеция, 7 февраля 1506 года]

 Достопочтенному мудрому господину Вилибальду Пиркгеймеру в Нюрнберге, моему милостивому господину.
 Прежде всего, готов служить Вам, любезный господин. Желаю Вам от всего сердца, как самому себе, чтобы Вам было хорошо. Я Вам недавно писал, надеюсь, письмо уже у Вас. За это время написала мне моя мать и выговаривала мне за то, что я Вам не пишу, и дала мне понять, что Вы сердитесь на меня и что я должен тотчас же перед Вами оправдаться. И она очень этим обеспокоена, по своему обыкновению. Но у меня нет иного оправдания, кроме того, что я ленив на писание, а также того, что Вы были в отсутствии. [63] Но как только я узнал, что Вы дома или собираетесь возвратиться домой, я тотчас же Вам написал, а затем особо велел Кастеллу [64] выразить Вам мою готовность к услугам. Поэтому прошу Вас нижайше, простите меня. Ибо у меня нет на земле друга, кроме Вас. И я не верю, что Вы на меня сердитесь. Ибо я почитаю Вас не иначе, как за отца.
 Я хотел бы, чтобы Вы были здесь в Венеции; среди итальянцев так много славных людей, которые, чем дальше, тем больше со мною дружат, так что становится легко на сердце. Разумные и сведущие, [65] хорошие лютнисты и флейтисты, понимающие в живописи, люди благородной души и истинной добродетели, они выказывают мне много уважения и дружбы. И напротив, есть здесь и бесчестнейшие, изолгавшиеся воры и негодяи; я не думал, что такие бывают на свете. Но если кто этого не знает, он может подумать, что это милейшие на свете люди. Я сам не могу удержаться от смеха, когда они со мной разговаривают. Они знают, что все их злодейства известны, но не обращают на это внимания. У меня много добрых друзей среди итальянцев, которые предостерегают меня, чтобы я не ел и не пил с их живописцами. Многие из них мне враги; они копируют мои работы в церквах и везде, где только могут их найти, а потом ругают их и говорят, что они не в античном вкусе и поэтому плохи. [66] Но Джамбеллини  [67] очень хвалил меня в присутствии многих господ.  [68] Ему хотелось иметь что-нибудь из моих работ, и он сам приходил ко мне и просил меня, чтобы я ему что-нибудь сделал, он же хорошо мне заплатит.  [69] Все говорят мне, какой это достойный человек, и я тоже к нему расположен. Он очень стар и все еще лучший в живописи. А те вещи, что так понравились мне одиннадцать лет назад, теперь мне больше не нравятся, и если бы я не видел этого сам, я бы никому не поверил.  [70] Также да будет Вам известно, что здесь есть много лучших живописцев, нежели уехавший мастер Якоб.  [71] Но Антон Кольб  [72] клянется, что не было на свете живописца лучше Якоба. Другие же смеются над ним и говорят: был бы он хорош, так оставался бы здесь.
 Только сегодня я начал набрасывать свою картину. Ибо мои руки до того покрылись коростой, что я не мог работать. Но я это вылечил.
 Итак, будьте снисходительны ко мне и не гневайтесь так быстро. Будьте кротки, подобно мне. Я не знаю, отчего Вы ничему не учитесь у меня.
 Милый, я хотел бы знать, не умерла ли какая из Ваших любовниц, например та, что совсем у воды, или девица подобная [73]
 или
 или
 чтобы Вы могли взять на ее место другую.
 Писано в Венеции в девять часов, вечера в субботу после сретенья [7 февраля] в 1506 году. Передайте мой привет Стефану Паумгартнеру, господину Гансу Хорсдёрферу [74] и Фолькамеру. [75]
  Альбрехт Дюрер

III

[Венеция, 28 февраля 1506 года]

 Достопочтенному и мудрому господину Вилибальду Пиркгеймеру в Нюрнберге, моему милостивому господину.
 Прежде всего, любезный господин Пиркгеймер, готов служить Вам. Если вы живете хорошо, то для меня это большая радость. Знайте также, что я, милостью божьей, живу хорошо и очень спешу с работой. Но к троице я не надеюсь кончить. И продал все мои картины, кроме одной. Отдал две за 24 дуката, [76] а три другие я отдал за три кольца, которые мне оценили при обмене в 24 дуката. [77] Но я показал их добрым друзьям, и те сказали, что они стоят 22 дуката. И так как Вы мне писали, чтобы я купил несколько камней, я решил послать Вам эти кольца через Франца Имгофа.  [78] Покажите их понимающим людям. Если они Вам понравятся, пусть оценят, сколько они стоят, и за эту цену оставьте их у себя. Если же они Вам больше не нужны, пришлите их мне со следующим посыльным. Ибо человек, который помог мне их выменять, хочет дать мне здесь, в Венеции, 12 дукатов за изумруд и 10 дукатов за рубин и бриллиант, так что я потеряю на этом не больше двух дукатов.
 Я хотел бы, чтобы Вам понадобилось приехать сюда; я уверен, Вы бы здесь не скучали. Ибо здесь много достойных людей, истинных художников. И у меня толпится столько итальянцев, что я порою должен скрываться. Господа [79] относятся ко мне хорошо, но из живописцев немногие.
 Любезный господин, Эндрес Кунгофер [80] изъявляет свою готовность служить Вам. Он напишет Вам со следующим посыльным.
 Остаюсь готовым к услугам. И я поручаю Вам мою мать. Меня очень удивляет, что она так давно мне не пишет; что же до моей жены, то я думаю, что я ее потерял. [81] Я также был удивлен, что Вы ничего мне не пишете, но затем я прочитал письмо, которое Вы написали обо мне Бастиану Имгофу.
 Прошу Вас также отдать два вложенных письма моей матери, и еще прошу Вас, имейте терпение, пока бог поможет мне возвратиться, тогда я Вам честно заплачу. Кланяйтесь от меня Стефану Паумгартнеру и другим добрым приятелям и сообщите мне, не умерла ли какая из Ваших любовниц. Читайте письмо по смыслу, я торопился. Писано в Венеции в субботу перед белым воскресеньем [82]  [28 февраля] в 1506 году.
 Завтра хорошо исповедоваться.
  Альбрехт Дюрер

IV

 [Венеция, 8 марта 1506 года]

 Достопочтенному мудрому господину Вилибальду Пиркгеймеру в Нюрнберге, моему милостивому господину.
 Прежде всего, любезный господин Пиркгеймер, готов служить Вам. Я посылаю Вам здесь кольцо с сапфиром, которое требовалось Вам так срочно. Но я не мог выслать его раньше, ибо в течение двух дней я все время ходил с одним хорошим приятелем, которому я за это заплатил, по всем золотых дел мастерам, немецким и итальянским, какие есть во всей Венеции. И мы сравнивали, [83] но не нашли равного за такую цену. Ибо я купил его после многих просьб за 18 дукатов и 4 марцелла [84] у человека, который сам носил его на руке и который мне его отдал из желания оказать мне услугу. Ибо я дал ему понять, что я хочу его для себя. И как только я его купил, один немецкий золотых дел мастер, который увидел его у меня, хотел дать мне за него на три дуката больше. И поэтому я надеюсь, оно Вам понравится. Ибо каждый говорит, что этот камень – находка, в Германии он стоит 50 гульденов. Но Вы увидите, говорят они правду или ложь. Я в этом не понимаю. Сначала я купил было аметист за 12 дукатов у человека, которого я считал хорошим другом, но он меня надул, ибо он не стоил и семи, так что в это еще вмешались товарищи и устроили, чтобы я вернул ему камень и угостил его рыбным кушаньем.  [85] Я был рад и тотчас же забрал свои деньги обратно. Как оценили мне кольцо добрые друзья, выходит, что камень стоит немногим более 19 рейнских гульденов, ибо около 5 гульденов весит золото, так что я не перешел указанных в Вашем письме границ: от 15 до 20 гульденов.  [86] Но других камней я еще не смог купить, ибо редко можно найти одинаковые вместе, но я еще приложу все усилия. Они говорят, что в Германии Вы найдете гораздо больше этих дурацких вещей, и особенно сейчас на ярмарке во Франкфурте. Ибо из Италии все подобные вещи вывозят. И особенно они смеялись надо мною, когда я сказал про гиацинтовый  [87] крестик за 2 дуката. Поэтому напишите мне сейчас же, что мне делать. Я узнал, что в одном месте есть хорошее бриллиантовое украшение,  [88] но еще не знаю, сколько оно стоит. Я куплю его Вам, если Вы мне напишете. Но изумруды так дороги, что я в своей жизни не видывал ничего более дорогого. Легко можно купить аметистовый камешек, он стоит около 20 или 25 дукатов.
 Я совершенно убежден, что Вы женились. Смотрите только, чтобы Вы не перестали быть хозяином. Но Вы поступаете вполне разумно, ибо Вам это нужно. [89] Любезный господин Пиркгеймер, Эндрес Кунгофер просит выразить Вам его готовность к услугам. Он в скором времени Вам напишет и он просит Вас, чтобы Вы, в случае надобности, заступились за него перед господами, [90] так как он не хочет оставаться в Падуе. Он говорит, что обучение там ему ничего не дает.
 И прошу Вас, не сердитесь, что я не посылаю Вам сейчас сразу всех камней, ибо я не мог всего достать. Приятели говорят мне также, что Вы должны положить камень на новую подкладку, тогда он будет выглядеть вдвое лучше. Ибо кольцо старое и подкладка испортилась.
 Также я прошу Вас, поговорите с моей матерью, чтобы она написала мне и чтобы она заботилась о себе. Остаюсь готовым к услугам. Писано в Венеции во второе воскресенье поста [8 марта] в 1506 году. Кланяйтесь от меня Вашим приятельницам. [91]
  Альбрехт Дюрер

V

 [Венеция, 2 апреля 1506 года]

 Достопочтенному мудрому господину Вилибальду Пиркгеймеру, моему милостивому господину.
 Прежде всего, любезный господин, готов служить Вам. В четверг перед вербным днем [92]  [2 апреля] я получил от Вас письмо и изумрудное кольцо и тотчас же пошел к тому, кто мне его дал. Он должен вернуть мне за него деньги, хотя он это и неохотно делает, но он обещал и должен сдержать слово. Да будет Вам известно, что ювелиры [93] покупают изумруды вне Венеции и привозят сюда с прибылью. Приятели также сказали мне, что два других кольца стоят по 6 дукатов каждое. Ибо, по их словам, они чисты и красивы и не имеют никаких изъянов. И они говорят, что Вы не должны обращаться к оценщикам, но должны спрашивать сходные кольца, какие могут Вам предложить, и сравнивать их с этими кольцами, равноценны ли они. И как только я их выменял, Бернард Хольцбок,  [94] который был при обмене, пожелал купить их у меня, если бы я согласился потерять на трех кольцах 2 дуката. И после того я послал Вам сапфировое кольцо через Ганса Имгофа;  [95] я думаю, оно уже у Вас. Мне кажется, тут я сделал хорошую покупку, так как мне тотчас же предлагали продать его с прибылью. Но я хочу узнать это от Вас, ибо Вы знаете, что я ничего в этом не понимаю и должен верить тем, кто мне советует.
 Также знайте что живописцы здесь весьма ко мне неблагосклонны. Они трижды вызывали меня в Синьорию, и я должен был заплатить их общине 4 гульдена. [96] Вы должны также знать, что я мог бы заработать много денег, если бы не взялся писать картину для немцев. Но это большая работа, я не смогу закончить ее к троице. Они платят мне за нее всего 85 дукатов; Вы знаете, сколько уходит на жизнь, кроме того, я купил кое-какие вещи и послал немного денег домой, так что у меня остается совсем мало. Но узнайте мое намерение: я решил не уезжать, пока, бог даст, я не смогу заплатить Вам с благодарностью и не буду иметь сверх того еще 100 гульденов. Я мог бы их добыть с легкостью, если бы не должен был писать картину для немцев. Ибо, кроме живописцев, все желают мне добра.
 Скажите моей матери, чтобы она поговорила с Вольгемутом о моем брате, [97] не может ли он дать ему работу, пока я не вернусь, или устроить его к кому-нибудь другому, чтобы он мог себя содержать. Я охотно взял бы его с собой в Венецию, это было бы полезно и мне и ему также для изучения языка. Но она боится, что на него упадет небо. Я прошу Вас, присмотрите сами за ним, на женщин надежда плоха. Поговорите с мальчиком, как Вы это умеете, чтобы он учился и хорошо себя вел, пока я не вернусь, и не был бы в тягость матери. Хоть я и не все могу сделать, все же я стараюсь сделать то, что в моих силах. Один я бы не пропал, но содержать многих мне слишком трудно. Ибо никто не выбрасывает своих денег.
 Остаюсь готовым к услугам. И скажите моей матери, чтобы она промазала в день святынь. [98] Но я рассчитываю, что жена моя уже вернулась, я ей все это написал. Также я не буду покупать бриллиантовое украшение до Вашего письма. Теперь я вижу, что не смогу уехать отсюда до осени. Ибо все полученное за картину, которая будет готова после троицы, уйдет на жизнь. Но все, что я заработаю после этого, я надеюсь сберечь. Если Вы согласны с моим планом, не говорите о нем никому. Я же буду оттягивать день за днем и писать все время, будто я приезжаю. Все же я в нерешительности. Я и сам не знаю, как я поступлю. Пишите мне скорее снова. Писано в четверг перед вербным днем [2 апреля] в 1506 году.
  Альбрехт Дюрер, Вам слуга

VI

 [Венеция, 25 апреля 1506 года]

 Достопочтенному мудрому господину Вилибальду Пиркгеймеру, моему милостивому господину.
 Прежде всего, любезный господин, готов служить Вам. Меня удивляет, что Вы не пишете мне, как Вам понравилось сапфировое кольцо, которое Ганс Имгоф [99] отправил Вам с посыльным Шоном из Аугсбурга. Я не знаю, получили Вы его или нет. Я был у Ганса Имгофа и спрашивал его; он сказал, что, по его мнению, оно должно быть уже у Вас. При этом было также письмо, которое я Вам написал. Камень же положен в запечатанную коробочку и имеет такую величину, как здесь нарисовано, ибо я зарисовал его в своей записной книжечке. И я достал его после многих просьб. Ибо он прозрачен и красив, и приятели говорят, он очень хорош за те деньги, которые я за него отдал. Вес его около 5 рейнских гульденов [100] , и я отдал за него 18 дукатов и 4 марцелла. И если он пропал, я сойду с ума. Ибо его оценили почти вдвое дороже, чем я за него отдал. И мне хотели дать за него больше, как только я его купил. Поэтому, любезный господин Пиркгеймер, попросите Ганса Имгофа,  [101] чтобы он узнал у посыльного, куда тот дел письмо и коробочку. Посыльный же был отправлен молодым Гансом Имгофом в 11 день марта.
 Вверяю Вас богу, а Вам – мою мать. Скажите ей, чтобы она устроила моего брата к Вольгемуту, чтобы он работал и не разленился. Всегда Ваш слуга. Читайте по смыслу, ибо мне нужно сейчас спешно написать добрых семь писем, из которых я написал только часть. Мне жаль господина Лоренца, [102] кланяйтесь ему и Стефану Паумгартнеру. Писано в Венеции в 1506 году в день св. Марка [25 апреля].
 Напишите мне сразу, так как я из-за этого не имею покоя. Только что я получил известие, что Эндрес Кунгофер при смерти.
  Альбрехт Дюрер

VII

 [Венеция, 18 августа 1506 года.]

 Величайшему, первому человеку в мире. Ваш слуга и раб Альбрехт Дюрер приветствует своего великолепного господина Вилибальда Пиркгеймера. Поистине, я с радостью и большим удовольствием узнал о Вашем здоровье и великой славе. И я поражен, как может один столь ученейший человек, как Вы, противостоять этим военным тиранам и насильникам. Не иначе как в этом особое благословение божье. Когда я читал Ваше письмо обо всех этих ужасных вещах, я испытывал великий страх, и все казалось мне очень значительным. [103] Но я полагаю, что шоттовцы [104] Вас тоже боятся. Ибо Ваш вид кажется диким, особенно в праздник святынь, когда Вы выступаете подпрыгивающим шагом. Но совсем не подходит, чтобы такой воин душился циветом.  [105] Вы хотите сделаться настоящим франтом  [106] и думаете, что если только Вы будете иметь успех у девок, все будет в порядке. Если бы Вы еще были таким же привлекательным человеком, как я, это бы не так меня сердило. У Вас так много любовниц, что если Вы захотите посетить каждую только по одному разу, Вы не сможете сделать этого за месяц и даже больше. Также благодарю Вас, что Вы уладили мои дела с женой наилучшим образом. Ибо я знаю, что в Вас заключено много мудрости. Если бы Вы только были так же кротки, как я, Вы обладали бы всеми добродетелями.
 И еще я благодарю Вас за все, что Вы сделали для меня хорошего, если только Вы оставите меня в покое с кольцами. Если они Вам не нравятся, так сломайте им головы и выбросьте их в отхожее место, как говорит Петер Вейсбебер. [107] Неужели Вы думаете, что меня привлекает такое дрянное дело? Я сделался в Венеции господином. [108] Также я узнал, что Вы умеете писать хорошие стихи. Вы были бы находкой для здешних скрипачей, которые играют так трогательно, что сами плачут. Если бы наша Рехенмейстерша  [109] услышала это, она бы тоже заплакала. Также по Вашему приказанию я оставлю мой гнев и буду держаться с достоинством, по моему обыкновению.  [110]
 Я не смогу уехать через два месяца, ибо еще не имею достаточно для отъезда, как я Вам раньше писал. И поэтому прошу Вас, если моя мать обратится к Вам с просьбой одолжить ей денег, дайте ей 10 гульденов, пока бог поможет мне возвратиться, тогда я Вам все вместе честно с благодарностью заплачу.
 Я посылаю Вам также с посыльным обожженное стекло. [111] А два ковра, наилучших по красоте и самых дешевых по цене, поможет мне купить Антон Кольб. Как только я получу их, я отдам их молодому Имгофу, чтобы он отправил Вам. Также я поищу журавлиных перьев, я еще их не нашел, но лебединых перьев, которыми пишут, здесь много. [112] Что если Вам на время прикрепить к шляпе несколько штук? Также я справлялся у одного книгопечатника, он говорит, что не знает ни о каких греческих книгах, которые бы недавно вышли. Если же он узнает что-либо, он сообщит мне, чтобы я мог Вам написать.
 Сообщите мне также, какой я должен купить для Вас бумаги, ибо я не знаю более тонкой, нежели та, которую мы покупаем дома. Что касается историй, то я не вижу ничего особенного среди того, что делают итальянцы, такого, что выглядело бы приятно в Вашем кабинете. Это всегда одно и то же, Вы сами знаете больше, чем они изображают. [113]
 Также я недавно написал Вам через посыльного Каненгисера.
 Также я хотел бы знать, как Вы намерены примириться с Кунцем Имгофом. [114]
 Остаюсь готовым к услугам. Передайте от меня нашему приору [115] изъявление готовности к услугам. Скажите ему, чтобы он молил за меня бога, чтобы я остался невредим, особенно от французской болезни. [116] Ибо я ничего не боюсь больше этого, так как почти каждый ее имеет. Многих людей она совсем съедает, так что они умирают. Также кланяйтесь от меня Стефану Паумгартнеру, господину Лоренцу и всем нашим соперникам, и тем, кто еще по доброте обо мне спрашивает. Писано в Венеции в 1506 году, 18 августа.
 Также Эндрес здесь и просит передать Вам изъявление своей добровольной готовности к услугам. Он еще слаб и нуждается в деньгах, ибо его продолжительная болезнь и долги все съели. Я сам одолжил ему 8 дукатов. Но не говорите об этом никому, чтобы это не дошло до него, он может подумать, что я сказал об этом из недоверия. Вы должны также знать, что он ведет такой честный и разумный образ жизни, что все желают ему добра.
 Также я намереваюсь, если король [117] приедет в Италию, поехать с ним в Рим.
  Альбрехт Дюрер, норикский гражданин [118]  

VIII

 [Венеция, 8 сентября 1506 года]

 Высокоученому, истинно мудрому знатоку многих языков, сразу раскрывающему всякую ложь и быстро отличающему истинную правду, достопочтенному, высокочтимому господину Вилибальду Пиркгеймеру! Ваш нижайший слуга Альбрехт Дюрер желает Вам здоровья и великих и славных почестей. К дьяволу всю эту болтовню, что Вы об этом думаете? Я заставлю сжаться Ваше сердце [119] и Вы подумаете, что я тоже оратор ста параграфов. [120] Комната должна иметь больше четырех углов, чтобы в ней можно было разместить идолов памяти. Я не намерен свихнуть себе этим голову. Я рекомендую это Вам, ибо я полагаю, что в голове не так много чуланчиков, чтобы Вы могли поместить в каждом понемножку.  [121] Маркграф  [122] не даст такой длинной аудиенции. 100 параграфов и в каждом по 100 слов требуют уже 9 дней 7 часов и 52 минуты, и это без вздохов,  [123] которых я еще не сосчитал. Поэтому Вы не сможете сказать все это в один прием, это будет скучно, как речь старого болтуна.
 Также я приложил все усилия в отношении ковров, но не могу получить широкого. Все они узкие и длинные. Но я все-таки ищу каждый день, так же, как и Антон Кольб. Я передал Бернарду Гиршфогелю [124] Ваш привет. Он в большом горе, так как умер его сын, лучший мальчик, какого я когда-либо видел в своей жизни.
 Также я не могу получить дурацких перьев.
 О, если бы Вы были здесь, каких бы Вы увидели красивых итальянских ландскнехтов! Как часто я Вас вспоминаю! Если бы бог дал, чтобы Вы и Кунц Камерер [125] могли их видеть! У них большие рунки [126] с двумястами семьюдесятью восьмью лезвиями; тот, кого они ими заденут, умрет, ибо все они отравлены. Гей, это я могу хорошо делать, хочу быть итальянским ландскнехтом! Венецианцы собирают большое войско, также папа и французский король.  [127] Что из этого получится, я не знаю, ибо над нашим королем здесь сильно насмехаются.
 Пожелайте от меня много счастья Стефану Паумгартнеру, меня не удивляет,.что он женился. Кланяйтесь от меня Пёршту, [128] господину Лоренцу [129] и нашим прекрасным приятельницам,  [130] а также Вашей Рехенмейстерше и поблагодарите Вашу комнату,  [131] что мне кланялась. Скажите ей, что она полна грязи. Я отправил ей из Венеции в Аугсбург целых 10 центнеров  [132] масличного дерева, там я его оставил. И скажите ей, что воняет так оттого,  [133] что она не захотела его дождаться.
 Также знайте, моя алтарная картина говорит, что она дала бы дукат за то, чтобы Вы могли ее увидеть. Она хороша и красива по краскам. Она принесла мне много похвал, но мало пользы. Я мог бы заработать за это время 200 дукатов и отказался от большой работы, которая дала бы мне возможность возвратиться домой. Но я заставил умолкнуть всех живописцев, говоривших, что в гравюре я хорош, но в живописи не умею обращаться с красками. Теперь все говорят, что они не видели более красивых красок. Также кланяются Вам мой французский плащ и итальянский кафтан. Также мне кажется, Вы провоняли девками так, что я это чувствую здесь. И мне здесь рассказывают, что когда Вы ухаживаете за кем-нибудь, Вы говорите, что Вам не более двадцати пяти лет. [134] О да, помножьте-ка, тогда я этому поверю. Милый, здесь великое множество итальянцев, совершенно похожих на Вас, я не знаю, отчего так случилось. [135]
 Также герцог [136] и патриарх [137] видели мою картину. Остаюсь Вашим преданным слугой. Мне пора спать, так как сейчас бьет семь часов ночи. И я сейчас уже написал приору августинцев, моему шурину, Дитрихше и моей жене и исписал несколько листов. Поэтому я спешил. Читайте по смыслу, от этого Вы станете еще более искусны в разговорах с князьями.  [138] Желаю много добрых дней и ночей. Писано в Венеции в день нашей богоматери в сентябре [8 сентября].
 Также Вы не должны одалживать ничего моей матери и жене, у них теперь достаточно денег.
  Альбрехт Дюрер

IX

 [Венеция, 23 сентября 1506 года]

 Достопочтенному мудрому господину Вилибальду Пиркгеймеру в Нюрнберге, моему милостивому господину.
 О радостных событиях [у Вашей достопочтенной мудрости] [139] сообщило мне Ваше письмо, из которого я узнал о безмерных похвалах, расточаемых Вам князьями и господами. Вы, должно быть, совершенно переменились, что стали таким кротким. Это тотчас же бросится мне в глаза, как только я к Вам приеду.
 Узнайте также, что моя алтарная картина готова, и еще другая картина, [140] подобной которой я никогда не делал. [141] И подобно тому, как Вы нравитесь сами себе, также и я хочу убедить себя, что лучшего изображения Марии нет в стране. Ибо все художники расхваливают ее, как Вас господа. Они говорят, что никогда не видели более возвышенной и красивой картины.
 Также масло, о котором вы писали, я посылаю с посыльным Каненгисером. И я надеюсь, Вы получили обожженное стекло, [142] которое я послал Вам с посыльным Фербером. Что же касается ковра, то я его все еще не купил, ибо я не могу достать квадратного, все они узкие и длинные. Если же Вы хотите иметь такой, я охотно его куплю, поэтому известите меня.
 Знайте также, что я буду готов самое большее через четыре недели. Ибо я должен сделать портреты нескольких человек, которым я обещал. После того как я закончил мою картину, я отказался, ввиду скорого отъезда, от работы более чем на 2000 дукатов; это знают все, кто живет со мною рядом.
 Остаюсь готовым к услугам. Я бы написал Вам еще много, но посыльный готов в дорогу. И я надеюсь, что если богу будет угодно, я скоро сам буду у Вас и смогу почерпнуть у Вас новую мудрость. Бернард Хольцбок отзывался о Вас с большим почтением, но я думаю, он делает это потому, что Вы теперь стали его шурином. Но больше всего сердит меня, когда они говорят, будто Вы красивы; тогда я должен считаться безобразным. Это может свести меня с ума. Я сам нашел у себя седой волос, он вырос у меня от бедности и оттого, что я столько страдаю. [143] Мне кажется, я рожден для того, чтобы иметь неприятности. Мой французский плащ, гуссек [144] и коричневый кафтан Вам кланяются. Но я хотел бы посмотреть, на что способна Ваша комната,  [145] что она так важничает.
 Писано в 1506 году в среду после дня св. Матвея [23 сентября].
  Альбрехт Дюрер

Портрет Вилибальда Пиркгеймера

 

Рисунок углем. 1503 г.

 

X

 [Венеция, около 13 октября 1506 года]

 Поскольку я знаю, что Вам известно о моей готовности служить Вам, об этом нет надобности писать. Гораздо важнее рассказать Вам о большой радости, которую я испытал, узнав о великих почестях и славе, достигнутых Вами благодаря Вашей мужественной мудрости и ученому искусству. Это тем более достойно удивления, что в молодом теле лишь очень редко можно встретить нечто подобное или даже совсем нельзя найти. Это происходит от особого благословения божьего, так же как и со мною. Как хорошо нам обоим, что мы можем быть довольны собой, я – благодаря моим картинам, Вы – благодаря Вашей [146] мудрости. Когда нас прославляют, [147] мы задираем головы и верим этому. Но, быть может, позади стоит злой соблазнитель и насмехается над нами. Поэтому не верьте, когда Вас расхваливают. Ибо Вы сами не можете представить себе, насколько Вы дурны. Мне кажется, я почти вижу Вас, как Вы стоите перед маркграфом и как Вы любезно говорите. Вы ведете себя при этом так, словно Вы ухаживаете за Розентальшей, так Вы склоняетесь.
 Я также хорошо заметил, что когда Вы писали последнее письмо, Вы были совершенно полны любовных помыслов. Вы должны стыдиться теперь, ибо Вы стары, а думаете, что Вы красивы, и флирт подходит Вам, как большому косматому псу игра с молоденькой кошечкой. Если бы Вы были так же мягки и кротки, как я, то я бы поверил. Но если я стану бургомистром, я буду стыдить Вас и грозить Вам заточеньем в Лугинсланде, [148] как Вы грозили благочестивому Цамессеру [149] и мне. Я Вас когда-нибудь заточу вместе с девицами Рех [енмейстершей], Роз [ентальшей], Гарт [нершей], Шутц и Пёр[шт] и еще многими, которых я не хочу называть ради краткости. Пусть они Вас изрежут. Но обо мне спрашивают больше, чем о Вас. Ибо Вы сами пишете, что обо мне спрашивают и девки, и благочестивые женщины. Это признак моей добродетельности. Если только бог поможет мне возвратиться, не знаю, как я должен жить с Вами из-за Вашей великой мудрости. Но я рад Вашей добродетельности и кротости. И Вашей собаке будет теперь хорошо, так как Вы не будете больше избивать ее до хромоты. Но теперь, когда Вас прославили дома столь великим, Вы никогда не отважитесь разговаривать на улице с бездельником-живописцем,  [150] – показаться с живописцем было бы для Вас большим позором.
 О дорогой господин Пиркгеймер, сейчас, в тот момент, когда я Вам так весело писал, начался пожар и сгорело шесть домов у Петера Пендера, [151] и сгорело мое шерстяное сукно, за которое я только вчера заплатил 8 дукатов. Так что я тоже пострадал. Здесь очень много шума из-за этого пожара.
 Также Вы пишете, что я должен скорее возвратиться домой. Я приеду сразу же, как только смогу. Ибо я должен заработать на жизнь. Около 100 дукатов я уплатил за краски и прочее. Я заказал также два ковра, завтра я за них заплачу, но я не смог купить их дешево. Я запакую их с моими вещами…
 Также знайте, что я решил было научиться танцевать и был два раза в школе. Но после того как пришлось заплатить учителю дукат, никто не заставит меня снова туда пойти. Я истратил бы на ученье все, что я заработал, да еще в результате ничему бы не научился.
 Также обожженное стекло [152] доставит Вам посыльный Фербер.
 Также я нигде не мог узнать, напечатано ли что-нибудь новое по-гречески. И я запакую Вам стопу Вашей бумаги. Я думал, у Кеплера [153] ее больше. Но таких перьев, как Вам хотелось, я нигде не мог достать. Все же я купил белых перьев. Если же мне попадутся зеленые, я их тоже куплю и привезу с собой.
 Также Стефан Паумгартнер писал мне, чтобы я купил ему пятьдесят карнеоловых зерен [154] для четок. Я их уже заказал, но дорогие. Я не мог достать более крупных; и я пошлю их ему со следующим посыльным.
 Также по Вашей просьбе довожу до Вашего сведения о том, когда я собираюсь возвратиться, чтобы мои господа знали, как им поступать. Я закончу здесь все через десять дней. Затем я поеду в Болонью ради секретов искусства перспективы, которым хочет научить меня один человек. [155] Там я пробуду около восьми или десяти дней, а затем снова приеду в Венецию. После этого я выеду с первым же посыльным. О, как мне будет холодно без солнца; здесь я господин, дома – дармоед.

Портрет архитектора Иеронима из Аугсбурга

 

Рисунок кистью. 1506 г.

 Сообщите мне также, как просватать старую Кормершу, [156] чтобы не вызвать Вашего неудовольствия. Я написал бы Вам еще много, но скоро я сам у Вас буду. [157]
 Писано в Венеции, не знаю, в какой день месяца, но приблизительно через четырнадцать дней после дня св. Михаила [около 13 октября] в 1506 году.
  Альбрехт Дюрер
 Когда же Вы сообщите мне, не умер ли у Вас кто-нибудь из детей? [158] Вы написали мне также однажды, что Иозеф Руммель [159] женился на дочери, и не пишете – чьей. Как я могу знать, кого Вы имеете в виду. Если бы только я мог вернуть мое сукно! Боюсь, что мой плащ тоже сгорел, тогда я сойду с ума. Мне не везет. Не больше трех недель назад сбежал один мой должник с 8 дукатами.

 Отрывок из «Памятной книжки»

 [1507—1509 годы.]

 Таково мое имущество, которое я заработал трудом своих рук. Ибо я никогда не имел случая много приобрести. Я понес также большие убытки, одолжив деньги, которых мне не вернули, и от подмастерьев, не заплативших мне. [160] Также в Риме умер один человек, и я потерял на этом мое имущество. [161] Поэтому на тринадцатом году моего брака я должен был заплатить большой долг из денег, заработанных в Венеции.  [162] Также сносная домашняя утварь, хорошие платья, жестяная посуда, хорошие инструменты, постельные принадлежности, лари и шкафы, более чем на 100 рейнских гульденов хороших красок…

 Письмо [163] Иоганну Амербаху [164] в Базель

 [20 октября 1907 года]

 Досточтимому мудрому господину Ганзену, книгопечатнику в Малом Базеле, [165] моему любезному господину.
 Прежде всего, любезный господин Ганс, готов служить Вам. Благополучие Ваше доставляет мне особенно большую радость, и я желаю счастья и здоровья Вам и всем, кому Вы желаете добра, и особенно Вашей почтенной супруге, которой я от всего сердца желаю всего лучшего. Прошу Вас, напишите мне, что Вы теперь делаете хорошего, и извините меня, что я заставляю Вас читать мое простое письмо.
 Желаю всего лучшего.
 Писано в Нюрнберге в 1507 году 20 октября.
  Альбрехт Дюрер

 Письма Якобу Геллеру [166] во Франкфурт-на-Майне

 

I

 [Нюрнберг, 28 августа 1507 года]

 Прежде всего, любезный господин Геллер, готов служить Вам. Ваше благосклонное письмо доставило мне радость. Но да будет Вам известно, что в последнее время я долго болел лихорадкой и поэтому несколько недель не мог работать над картиной герцога Фридриха Саксонского, [167] что принесло мне большой убыток. Но теперь я надеюсь закончить картину совсем скоро, ибо она готова более чем наполовину. Поэтому имейте терпение с Вашим алтарем, [168] который я начну тотчас же после окончания работы для вышеупомянутого герцога, и буду трудиться с усердием, как я Вам здесь обещал.  [169] И хотя я его еще не начал, я уже получил его от столяра и уплатил ему деньги, которые Вы мне дали. Он нисколько не уступил за работу, хотя, мне кажется, не заслужил за нее так много. Затем я отдал его мастеру, который все выбелил, покрыл краской и на следующей неделе позолотит.  [170] Я ничего не хочу за это брать, пока не начну писать, что должно быть, если богу будет угодно, сразу же после работы для герцога. Ибо я не люблю начинать по нескольку работ сразу, чтобы не отвлекаться. Также и герцог не желал, чтобы я писал одновременно его и Вашу работу, как я в начале предполагал. Но в утешение да будет Вам известно, что я намереваюсь, насколько бог позволит мне и в меру моих возможностей, сделать нечто такое, что немногие могут. Желаю Вам всего лучшего. Писано в Нюрнберге в день св. Августина [28 августа] 1507 года.
  Альбрехт Дюрер

II

 [Нюрнберг, 19 марта 1508 года]

 Любезный господин Якоб. Да будет Вам известно, что я закончу работу для герцога Фридриха через четырнадцать дней. Вслед за этим я начну исполнять Вашу работу и не буду писать никакой другой картины, пока она не будет готова, ибо таково мое обыкновение. И с особым старанием я напишу для Вас собственноручно среднюю часть. Крылья же, которые, по Вашему желанью, будут расписаны с наружной стороны гризайлью, [171] уже набросаны, и я дал их подмалевать. Мне хотелось, чтобы Вы видели картину моего милостивого господина; [172] я убежден, что она бы Вам очень понравилась. Я работал над ней почти целый год, но выручил мало. Ибо я получу за нее не более 280 рейнских гульденов, за это время я столько же проживу. И поэтому говорю Вам, что если бы я не хотел сделать Вам особого одолжения, никто не уговорил бы меня писать что-нибудь по заказу. Ибо я упускаю из-за этого лучшее. При сем посылаю Вам размеры картины в длину и в ширину. Всего лучшего. Писано в Нюрнберге во второе воскресенье поста [18 марта] 1508 года.
  Альбрехт Дюрер

III

 [Нюрнберг, 24 августа 1508 года]

 Любезный господин Якоб. Я получил Ваше последнее письмо, из которого понял, что Вы желаете, чтобы я хорошо исполнил картину, но я и сам намерен это сделать. Узнайте же, насколько она продвинулась. Крылья снаружи написаны гризайлью, но еще не покрыты лаком, внутри они целиком подмалеваны, так что можно начинать писать поверх; главную же часть я подготовлял очень старательно в течение долгого времени; она прописана двумя добротными красками, по которым я начинаю подмалевывать. И я намерен – таково же, как я понял, и Ваше желание – подмалевать ее четыре, пять или шесть раз для большей чистоты и прочности, а также употреблять лучший ультрамарин, какой я только смогу достать. И ни один человек, кроме меня, не должен положить там ни одного мазка, так что я потрачу на это много времени. Поэтому, я полагаю, Вы не будете беспокоиться. И я решил сообщить Вам мое решение и сказать, что я не могу написать для Вас такую картину за 130 рейнских гульденов, ибо я понесу убыток. [173] Ибо я должен от многого отказаться и потратить много времени. Но обещанное Вам я выполню честно. Если вы не хотите платить за нее выше договоренной суммы, то я сделаю ее такою, что она все же будет намного лучше, чем плата; если же Вы согласитесь дать мне 200 гульденов, то я приведу в исполнение мое первоначальное намерение. [174] И впредь я не согласился бы написать еще такую картину, даже если бы мне предложили 400 гульденов. Ибо я не заработаю на этом ни пфеннига, так как на это уходит слишком много времени. Поэтому сообщите мне Ваше решение, и когда оно станет мне известно, я возьму у Имгофа 50 гульденов,  [175] ибо я еще не брал никаких денег. Настоящим вверяю себя Вам. Знайте также, что за всю свою жизнь я никогда не начинал работы, которая нравилась бы мне самому больше, чем Ваша картина, которую я теперь пишу. И я не буду заниматься никакой другой работой, пока ее не закончу. Мне жаль только, что зима застигнет меня так скоро. Дни станут короткими, так что много не сделаешь. Должен попросить Вас еще об одном. Если Вы знаете кого-нибудь, кому нужна картина, предложите ему изображение Марии, которое Вы у меня видели.  [176] Если сделать хорошую раму, это была бы хорошая картина. Ибо Вы знаете, что она выполнена чисто. Я отдам ее Вам дешево. Если бы я должен был для кого-нибудь ее написать, я взял бы не менее 50 гульденов, но когда она стоит готовая у меня в доме, ее могут повредить. Поэтому я хочу дать Вам право продать ее дешево, за 30 гульденов. Чтобы она не осталась непроданной, я готов отдать ее даже за 25 гульденов. Я потерпел на ней большой убыток. Всего лучшего. Писано в Нюрнберге в день св. Варфоломея [24 августа] 1508 года.
  Альбрехт Дюрер

IV

 [Нюрнберг, 4 ноября 1508 года]

 Любезный господин Якоб Геллер. В последнем письме я сообщил Вам о моем честном и не заслуживающем порицания решении, на что Вы в гневе пожаловались моему шурину [177] и сказали при этом, что я нарушаю свое слово. С тех пор я получил также Ваше послание через Ганса Имгофа и был поистине удивлен сказанным там по поводу моего последнего письма. Ибо Вы обвиняете меня в невыполнении обещания. От подобного я до сих пор всеми был пощажен, ибо, я полагаю, поведение мое достойно порядочного человека. И я хорошо знаю, что я Вам писал и обещал. Вы помните, что в доме моего шурина я отказался дать обещание сделать нечто хорошее по той причине, что я этого не могу. Но исполнить для Вас нечто такое, что немногие могут, – на это я согласился. И я положил на Вашу картину столько труда, что это заставило меня послать Вам вышеупомянутое письмо. Я знаю также, что когда картина будет готова, она очень понравится всем художникам, и она будет оценена не ниже 300 гульденов. Я не взял бы и втрое больше договоренной суммы, чтобы снова написать такую же. Ибо я пренебрегаю собой, терплю убыток, взамен же получаю лишь Вашу неблагодарность. Знайте, что я беру наилучшие краски, какие могу достать. Одного только ультрамарина мне нужно на 20 дукатов, не считая остальных расходов. Убежден, что когда картина будет закончена, Вы сами скажете, что никогда не видели более красивой вещи. И я не думаю, что сумею написать среднюю часть от начала и до конца скорее, чем за тринадцать месяцев. И я не стану делать никакой другой работы, пока она не будет окончена, хотя это и приносит мне большой убыток. Ибо сколько, по-Вашему, я проживу за это время? Вы бы не взяли и 200 гульденов, чтобы оплачивать мои расходы. Вспомните, что Вы мне постоянно писали о материалах! Если бы Вам понадобилось купить один фунт ультрамарина, Вы лишь с трудом достали бы его за 100 гульденов, ибо я не могу купить ни одной доброй унции дешевле, чем за 10 или 12 дукатов. И потому, любезный господин Геллер, мое письмо не так уж против правил, как Вам кажется, и я не нарушил этим своего обещания. Вы также снова указываете мне, что я обязался написать Вам картину с величайшим старанием, на какое я только способен. Но этого я, разумеется, не делал, иначе я был бы безумцем, ибо тогда я едва ли осмелился бы закончить ее в течение всей моей жизни. Ибо с большим старанием я едва успеваю сделать за полгода одно лицо. В картине же почти сто лиц, [178] не считая одежд, пейзажа и других имеющихся в ней вещей. К тому же, неслыханно делать нечто подобное для алтаря. Кто все это увидит? Но я полагаю, что я написал Вам так: я выполню картину с большим или с особым старанием в зависимости от срока, который Вы мне дадите. И я считаю Вас человеком, который, если бы даже я и дал подобное обещание, сам не стал бы настаивать на его исполнении, узнав, что это принесет мне убыток. Но поступайте, как Вам угодно, я же сдержу свое обещание. Ибо я желал бы быть безупречным по отношению к каждому, насколько это в моих силах. Но если бы я Вам не обещал, я знал бы, как мне поступить. Я счел себя обязанным ответить Вам, чтобы Вы не думали, что я не читал Вашего письма. Но я надеюсь, что когда картина будет готова и Вы увидите ее, дело пойдет лучше. Поэтому имейте терпение. Ибо дни коротки, и потому, как Вы знаете, дело не может двигаться быстро. Работы же много, и я не хочу ее сокращать, ибо я надеюсь на обещание, данное Вами моему шурину во Франкфурте.  [179] Также не ищите покупателя для моего изображения Марии, ибо бреславльский епископ  [180] дал мне за него 72 гульдена, и я его продал. Вверяю себя Вам. Писано в Нюрнберге в 1508 году в субботу после дня всех святых [4 ноября].
  Альбрехт Дюрер

Голова апостола.

 

Подготовительная штудия к алтарю Геллера

 

Рисунок кистью. 1508 г.

 

V

 [Нюрнберг, 21 марта 1509 года]

 Любезный господин Якоб Геллер. Прочитал внимательно Ваше письмо. Да будет Вам известно, что с пасхи я все время усердно пишу Вашу картину, но не надеюсь закончить ее до троицы. Ибо я положил много трудов на одну эту вещь. [181] Я не стану Вам об этом много писать, но я надеюсь, Вы сами увидите, сколько трудов я на нее положил [182] . Не беспокойтесь также насчет красок, ибо я израсходовал на нее красок более чем на 24 гульдена. И если уж они не хороши, я полагаю, Вы нигде не найдете лучших. И я трачу на это много усилий и времени, хотя это мне и невыгодно и задерживает меня. Вы должны мне также поверить, что, говоря по совести, я не стал бы делать второй такой картины менее чем за 400 гульденов, ибо, если даже я получу от Вас столько, сколько я просил, я больше израсходую и проживу за такое долгое время. Можете судить, как выгодно идут мои дела. Но все эти затруднения не помешают мне довести до конца это дело себе и Вам во славу, дабы картину могли увидать многие живописцы, которые, может быть, объяснят Вам, хороша она или плоха. Поэтому имейте терпение еще короткое время, ибо картина в нижней части совсем готова, только еще не покрыта лаком, наверху же надо доделать еще несколько ангелочков. И я очень надеюсь, что она Вам понравится. Я допускаю также, что она может не понравиться иным ценителям искусства, которые предпочли бы какую-нибудь мужицкую картину.  [183] Об этом я не печалюсь, я жду похвал только от людей понимающих. И если Мартин Гесс  [184] будет хвалить ее Вам, Вы этому вполне можете верить. Вы можете также расспросить некоторых друзей, которые ее видели, они скажут Вам правду, как она выглядит. Если же, когда Вы увидите ее, она Вам не понравится, я оставлю картину себе. Ибо меня очень просили, чтобы я продал эту картину, а для Вас написал другую. Но я далек от этого и намерен честно сдержать данное Вам обещание. Также и Вас я считаю честным человеком и надеюсь на Ваше письмо, не сомневаюсь также, что Вам понравится мое усердие. Итак, готов служить Вам, чем могу. Писано в Нюрнберге в 1509 году в среду после второго воскресенья великого поста [21 марта].
  Альбрехт Дюрер  

VI

 [Нюрнберг, 10 июля 1509 года]

 Любезный господин Якоб Геллер. Из Вашего письма Гансу Имгофу я узнал о Вашем неудовольствии из-за того, что я до сих пор не прислал Вам картину. Я очень огорчен этим, ибо пишу Вам истинную правду, что я все время усердно работал над этой картиной и никакой другой работы в руках не держал. И, может быть, я давно бы ее закончил, если бы захотел с ней спешить. Но я надеялся таковым усердием доставить Вам удовольствие, а себе – славу. Если же получилось иначе, то я очень сожалею об этом. И так как Вы пишете дальше, что если бы Вы не заказали мне раньше картину, Вы никогда бы этого не сделали, а также, что я могу оставить картину себе, то на это я Вам отвечу: даже если бы я должен был потерпеть убыток на этой картине, я пошел бы на это, чтобы сохранить Вашу дружбу. И если Вы раскаиваетесь в сделанном и предлагаете мне оставить картину у себя, то я согласен и сделаю это охотно. Ибо я могу выручить за нее на 100 гульденов больше, чем дали бы мне за нее Вы. Но впредь я не взял бы и 400 гульденов, чтобы написать еще одну такую же. И я тотчас же готов был вернуть 100 гульденов, которые я получил раньше от Ганса Имгофа, но он не захотел взять их без Вашего согласия. Так что Вы можете поручить ему или кому Вам будет угодно принять 100 гульденов, и я их тотчас же уплачу. Вы не должны иметь из-за этой картины никакого убытка или огорчения. Ваше доброе расположение мне гораздо дороже, чем картина. Остаюсь всегда, если Вам угодно, Вашим добровольным слугой.
 Писано в Нюрнберге во вторник [перед] днем св. Маргариты [10 июля] 1509 года.
  Альбрехт Дюрер

VII

 [Нюрнберг, 24 июля 1509 года]

 Любезный господин Якоб Геллер. Ваше письмо, адресованное мне, прочитал. И так как Вы пишете, что не имели намерения отказываться от картины, то я на это скажу, что я не могу знать Ваших намерений. Но когда Вы пишете, что, если бы Вы не заказали картину, Вы бы этого больше не сделали и что я могу оставить ее у себя так долго, как захочу, я не могу понять это иначе, как выражение вашего сожаления об этом деле, на что я Вам и ответил в моем последнем письме. Но по просьбе Ганса Имгофа и принимая во внимание, что Вы заказали мне эту картину, а также потому, что мне было бы приятнее, чтобы она стояла во Франкфурте, чем где бы то ни было в другом месте, [185] я согласен послать ее Вам на 100 гульденов дешевле, чем я мог бы получить за нее. Ибо хотя сначала Вы и заказали мне ее за 130 гульденов, Вы помните, о чем я Вам после того писал и Вы мне. И я почти хотел бы, чтобы я написал ее такою, как Вы мне заказали. Она была бы готова в полгода. Но принимая во внимание, что Вы меня обнадежили, а также желая Вам услужить, я работал над нею около года и израсходовал на нее на 25 гульденов ультрамарина. И могу сказать Вам истинную правду, что при том, что Вы мне даете за эту картину, я должен еще потерять на ней свое. Выручать один и тратить три – так я долго не выдержу. Но поскольку я теперь знаю, что вы не хотите такого моего разорения, то, хотя я могу выручить за нее по меньшей мере на 100 гульденов больше, чем от Вас, я готов выслать Вам ее без промедления. И если она Вам понравится и Вы захотите принять ее с благодарностью, Вы увидите, что она стоит 200 гульденов, которые я за нее прошу, и даже больше. Если же, когда Вы ее увидите, это мое предложение покажется Вам неприемлемым или неподходящим, то доставьте мне эту картину обратно из Франкфурта. Как сказано выше, я знаю людей, которые дадут мне по меньшей мере на 100 гульденов больше; но я надеюсь, что когда Вы ее получите, Вы с благодарностью примете это мое предложение. Теперь я тщательно ее запакую. Вы же тем временем можете сообщить Ваше решение Гансу Имгофу, и как только он мне его от Вашего имени передаст, я тотчас же вручу ему картину. И если бы я не имел намерения оказать Вам услугу в знак благодарности, я мог бы извлечь из нее гораздо большую выгоду. Но Ваша дружба дороже мне, чем такие малые деньги. Надеюсь все же, что Вы не захотите, чтобы я понес еще больший убыток, ибо Вы меньше, чем я, нуждаетесь в деньгах и посредством их властвуете и повелеваете. [186] Писано в Нюрнберге во вторник перед днем св. Якова [24 июля 1509 года].
  Альбрехт Дюрер

VIII

 [Нюрнберг, 26 августа 1509 года]

 Прежде всего, любезный господин Якоб Геллер, готов служить Вам. В ответ на Ваше последнее письмо посылаю Вам картину, хорошо упакованную и снабженную всем необходимым. Я препоручил ее Гансу Имгофу, который заплатил мне еще 100 гульденов. И поверьте мне, что, по совести, я еще теряю на этом свои собственные деньги, не говоря уже о потерянном времени. Также мне хотели дать за нее здесь, в Нюрнберге, 300 гульденов. Эти 100 гульденов мне бы тоже хорошо пригодились, если бы я не послал ее Вам, чтобы доставить Вам удовольствие и оказать услугу. Ибо сохранить Вашу дружбу для меня дороже, чем 100 гульденов. Мне приятнее также, чтобы эта картина была во Франкфурте, чем в любом другом месте во всей Германии. И если Вы думаете, что я поступил несправедливо, не оставив оплату на Ваше усмотрение, то это произошло от того, что Вы написали Гансу Имгофу, что я могу оставить картину у себя так долго, как я захочу. Иначе я бы охотно предоставил это Вам, даже если бы я потерпел на этом еще больший убыток. Ибо я надеюсь, что если бы я обещал Вам сделать что-нибудь за 10 гульденов, мне же самому это обошлось бы в 20 гульденов, Вы сами не захотели бы, чтобы я понес такой убыток. Так что я прошу Вас быть довольным, что я беру с Вас на 100 гульденов меньше, чем я мог бы за это получить. И скажу Вам, что картину даже хотели взять у меня силой. Ибо я написал ее с большим старанием, как Вы увидите. И она написана лучшими красками, какие я только мог достать. Она подмалевана и написана лучшим ультрамарином и прописана им пять или шесть раз. И когда она была уже готова, я еще дважды ее прописал, чтобы она сохранилась на долгие времена. Я знаю, что если Вы будете содержать ее в чистоте, она останется чистой и свежей пятьсот лет. Ибо она выполнена не так, как обычно делают. Поэтому велите содержать ее в чистоте, чтобы ее не трогали и не брызгали на нее святой водой. Я знаю, ее не будут порицать, разве что с целью досадить мне. И я убежден, она понравится Вам. Меня же никто не уговорит написать еще одну картину, над которой надо столько работать. Господин Иорг Таузи сам предложил мне сделать изображение богоматери в пейзаже таких же пропорций и размера и столь же старательно, как эта картина. За это он хочет дать мне 400 гульденов. Но я ему наотрез отказал, ибо я должен был бы тогда стать нищим. Ибо заурядных картин я могу сделать за год целую кучу, так что никто не поверит, что один человек может все это сделать. На этом можно кое-что заработать, при старательной же работе не сдвинешься с места. Поэтому я буду держаться гравирования. И если бы я делал это до сих пор, я был бы сегодня на 1000 гульденов богаче. Знайте также, что я заказал за свой счет новую раму для средней части, она стоила мне более 6 гульденов. Старую же я снял, ибо столяр сделал ее грубо. Но я ее не скрепил, так как Вы этого не хотели. И было бы очень хорошо, если бы Вы велели скрепить раму винтами, чтобы картина не потрескалась. И при установке придайте ей наклон на два или три пальца, чтобы она не отсвечивала. И если я через год или два или три приеду к Вам, надо будет снять картину, чтобы проверить, вполне ли она просохла. Тогда я покрою ее снова особым лаком, какого теперь никто больше не умеет делать, тогда она простоит еще на сто лет дольше. Но не давайте никому другому покрывать ее лаком, ибо все прочие лаки желтые и Вам испортят картину. Мне самому было бы жалко, если бы была испорчена вещь, над которой я работал более года. И когда ее будут распаковывать, будьте при этом сами, чтобы ее не повредили. Обходитесь с нею бережно, ибо Вы сами услышите от Ваших и чужих живописцев, как она сделана. И кланяйтесь от меня Вашему живописцу Мартину Гессу. Моя жена напоминает Вам о подарке, который остался за Вами [187] .Но я ничего от Вас больше не требую. Настоящим вверяю себя Вам. Читайте по смыслу, я торопился. Писано в Нюрнберге в воскресенье после дня св. Варфоломея [26 августа] 1509 года.
  Альбрехт Дюрер

IX

 

[Нюрнберг 12 октября 1509 года]

 Любезный господин Якоб Геллер. С радостью узнал, что моя картина Вам понравилась, так что мои труды не пропали даром. Рад также, что Вы довольны ценой, и это справедливо, ибо я мог иметь за нее на 100 гульденов больше, чем Вы мне дали. Но я не захотел этого и предпочел оставить ее Вам. Ибо я надеюсь таким образом сохранить в Вашем лице друга там внизу, в Ваших местах. Моя жена благодарит Вас. То, что Вы подарили ей в знак внимания, она будет носить на память о Вас. Также мой младший брат благодарит Вас за два гульдена, которые Вы ему подарили. [188] И сам я тоже благодарю Вас за оказанную честь. Так как Вы спрашиваете меня, как украсить картину, я посылаю здесь свой рисунок, как бы я это сделал, если бы она была моей. Но Вы можете сделать это, как Вам угодно. Желаю всего лучшего. Писано в 1509 году в пятницу перед днем св. Галла [12 октября].
  Альбрехт Дюрер

 Отрывок из «Памятной книжки»

 [1514 год]

 

Портрет матери

 

Рисунок углем. 1514 г.

 Итак, да будет вам известно, что в 1513 году, во вторник перед неделей св. креста [26 апреля] моя бедная страждущая мать, которую я взял к себе на свое попечение через два года после смерти моего отца и которая была совсем бедна, прожив у меня девять лет, однажды ранним утром внезапно смертельно заболела, так что нам пришлось взломать дверь в ее комнату, чтобы попасть к ней, ибо она не могла нам открыть. И мы перенесли ее в нижнюю комнату и дали ей оба причастия. Ибо все думали, что она умрет. Ибо со смерти моего отца она никогда не была здорова. И ее главным занятием было постоянно ходить в церковь, и она всегда мне выговаривала, если я нехорошо поступал. И она постоянно имела много забот со мною и моими братьями из-за наших грехов, и если я входил или выходил, она, всегда приговаривала: иди во имя Христа. И она часто с большим усердием давала нам святые наставления и всегда очень заботилась о наших душах. И я не в силах воздать ей достаточной хвалы и описать все ее добрые дела и милосердие, которое она выказывала каждому. Эта моя благочестивая мать родила и воспитала восемнадцать детей; она часто болела чумой и многими другими тяжелыми и странными болезнями; и она прошла через большую бедность, испытала насмешки, пренебрежение, презрительные слова, много страха и неприязни, но она не стала мстительной. Через год после того дня, когда она заболела, в 1514 году во вторник в 17 день мая [189] за два часа до ночи, моя благочестивая мать Барбара Дюрер скончалась по-христиански со всеми причастиями, освобожденная папской властью от страданий и грехов. И перед кончиной она благословила меня и повелела жить в мире, сопроводив это многими прекрасными поучениями, чтобы я остерегался грехов. Она попросила также питье св. Иоанна и выпила его. И она сильно боялась смерти, но говорила, что не боится предстать перед богом. Она тяжело умерла, и я заметил, что она видела что-то страшное. Ибо она потребовала святой воды, хотя до того долго не могла говорить. Тотчас же после этого глаза ее закрылись. Я видел также, как смерть нанесла ей два сильных удара в сердце и как она закрыла рот и глаза и отошла в мучениях. Я молился за нее. Я испытывал тогда такую боль, что не могу этого высказать. Боже, будь милостив к ней. Ибо самой большой ее радостью было всегда говорить о боге, и она была рада, когда его славили. И ей было шестьдесят три года, когда она умерла. И я похоронил ее с честью по своему достатку. Господи боже, пошли и мне блаженный конец, и пусть бог со своею небесною ратью и мой отец и мать и друзья присутствуют при моем конце и пусть всемогущий бог дарует всем нам вечную жизнь. Аминь. И мертвая она выглядела еще милее, чем когда она была еще жива.

 Описание носорога

 [Надпись на гравюре 1515 года]

 В 1512 году после рождества Христова в первый день мая могущественному королю Португалии Эммануилу привезли в Лиссабон живого зверя из Индии, которого они называют носорогом. Здесь изображено, как он выглядит. Цвет его подобен цвету черепашьего панцыря, и он плотно покрыт толстой чешуей. И по величине он равен слону, но ноги у него короче, и он хорошо защищен. Спереди на носу он имеет крепкий рог, который он точит повсюду, когда бывает среди камней. Этот зверь – смертельный враг слона, и слон его очень боится. Ибо где бы он его ни встретил, этот зверь просовывает свою голову между передними ногами слона и вспарывает ему брюхо и убивает его, и тот не может от него защититься. Ибо этот зверь так вооружен, что слон ему ничего не может сделать. Говорят также, что носорог быстрый, веселый и подвижный зверь.

Носорог Гравюра на дереве. 1515 г.

 Памятная записка Кристофу Крессу [190]

 [30 июля 1515 года]

 Любезный господин Кресс. Во-первых, прошу Вас, узнайте у господина Стабия, [191] предпринял ли он что-нибудь по моему делу с его императорским величеством и в каком положении дело, [192] и сообщите мне это в ближайшее время, когда Вы будете писать моему господину.  [193] Если же господин Стабий ничего не предпринимал по моему делу или достигнуть желаемого мною было ему слишком трудно, тогда я прошу Вас, как моего милостивого господина, действовать в отношении его императорского величества как Вас научил господин Каспар Нютцель  [194] и как я Вас просил.
 А именно, укажите его императорскому величеству, что я служил его императорскому величеству в течение трех лет, расходуя свои средства, и если бы я не приложил всего своего усердия, прекрасное произведение не было бы завершено. [195] Поэтому я прошу его императорское величество вознаградить меня за это 100 гульденами; впрочем, Вы все это и сами хорошо сумеете сделать.
 Знайте также, что кроме «Триумфа» я сделал для его императорского величества еще много всяких рисунков.
 Настоящим вверяю себя Вам.
 Также, если бы Вы узнали, что Стабий достиг чего-либо в моем деле, тогда нет надобности Вам на этот раз что-либо предпринимать для меня. [196]
  Альбрехт Дюрер

 Письмо Вольфу Штромеру [197]

 [После 1518 года]

 Любезный господин Вольф Штромер. Мой милостивый господин зальцбургский [198] прислал мне письмо через своего живописца по стеклу. Я охотно сделаю все, чем я могу быть ему полезным, ибо он должен купить здесь стекло и материалы. Он сказал мне, что его ограбили возле Фрейштеттельна [199] и забрали у него 20 гульденов. И он просил меня направить его к Вам, так как его милостивый господин приказал ему обращаться к Вам, если ему что-нибудь будет нужно. Посылаю его с моим слугой к Вашей мудрости. Вверяю себя Вам.
  Вашей мудрости Альбрехт Дюрер

Портрет императора Максимилиана

 

Рисунок углем. 1518 г.

 Письмо [200] бургомистру и совету города Нюрнберга

 [27 апреля 1519 года]

 Благоразумным, достопочтенным и мудрым милостивым и любезным господам. Вашей чести хорошо известно, что на последнем рейхстаге, созванном его императорским римским величеством, нашим достохвальной памяти всемилостивейшим господином, [201] я не без большого труда и хлопот добился, чтобы его императорское величество всемилостивейше повелел выплатить мне за мои усердные труды и работу, которую я уже в течение долгого времени исполнял для его величества, 200 рейнских гульденов из общей суммы ежегодных городских налогов Нюрнберга. И об этом было послано распоряжение и приказ его величества, подписанный его обычной подписью, а также были заготовлены необходимые квитанции, которые в запечатанном виде находятся в моих руках. [202] Теперь я нижайше обращаюсь к Вашей чести в твердой уверенности, что Вы милостиво помните обо мне, Вашем послушном горожанине, который потратил много времени на службу и работу для его императорского величества, нашего общего истинного господина, но не получил большого вознаграждения и при этом, в ущерб себе, упустил всякую другую пользу и выгоду; и что Вы выплатите мне теперь эти 200 гульденов в соответствии с распоряжением и квитанциями его императорского величества, дабы я получил подобающее вознаграждение и удовлетворение за мои труды и усердие, каково, без сомнения, было намерение его императорского величества. На случай же, если будущий император или король впоследствии потребует от Вашей чести эти 200 гульденов и не захочет их потерять, но пожелает их с меня получить, я готов пойти навстречу Вашей чести и городу и предлагаю в качестве залога и обеспечения мой дом, расположенный в углу под крепостью, принадлежавший моему покойному отцу, дабы Ваша честь не могли потерпеть никакого ущерба или убытка. Готов добровольно служить Вашей чести, моим милостивым повелителям и господам.
 Вашей мудрости покорный гражданин
  Альбрехт Дюрер

 Письмо Георгу Спалатину [203]

 [Январь или февраль 1520 года]

 Достопочтенному высокоученому господину Георгу Спалатину, капеллану моего милостивейшего господина герцога Фридриха, курфюрста. [204]
 Достойнейший любезный господин. Я уже раньше выразил Вам свою благодарность в маленьком письме, когда я прочитал еще только Вашу записочку. Только распаковав мешочек, где была завязана книжечка, я нашел в нем настоящее письмо, из которого узнал, что мой милостивейший господин сам послал мне книжечку Лютера. [205] Поэтому я прошу Вашу честь выразить его милости курфюрсту мою глубочайшую и нижайшую благодарность и нижайше просить его милость курфюрста, чтобы он взял под свое покровительство достопочтенного доктора Мартина Лютера во имя христианской истины, которая нам дороже, чем все богатства и власть этого мира. Ибо все проходит со временем, одна лишь истина остается вечно. И если бог поможет мне встретиться с доктором Мартином Лютером, тогда я с усердием сделаю его портрет и выгравирую на меди, [206] чтобы надолго сохранить память о христианине, спасшем меня от великого страха. И я прошу Вашу честь, если доктор Мартин напишет что-нибудь новое по-немецки, пришлите мне это за мои деньги.
 Так как Вы пишете мне о книжечке в защиту Мартина, [207] то да будет Вам известно, что здесь ни одной больше не осталось. Но их печатают в Аугсбурге. Когда они будут готовы, я Вам их пришлю. Но да будет Вам известно, что книжечка эта, хотя она и была здесь издана, провозглашена с кафедр еретической книжкой, подлежащей сожжению, человека же, выпустившего ее без подписи, всячески поносят. Как говорят, доктор Экк [208] хотел публично сжечь ее в Ингольштадте, как было сделано с книгами доктора Рейхлина.  [209]

Портрет архиепископа майнцского Альбрехта Бранденбургского (так называемый «Малый кардинал»)

 

Гравюра на меди. 1519 г.

 Также я посылаю моему милостивому господину три оттиска с гравюры, которую я сделал по желанию моего милостивейшего господина менцского. [210] Я послал его милости курфюрсту в подарок медную доску и двести оттисков, дабы почтить его; в свою очередь его милость курфюрст весьма милостиво со мною обошелся. Ибо его милость курфюрст подарил мне 200 гульденов золотом и 20 локтей Дамаска на кафтан. Я принял это с радостью и благодарностью, и особенно в тот момент, когда я так сильно нуждался. Ибо достохвальной памяти его императорское величество, который скончался слишком рано, обеспечил меня по своей милости за мои долгие труды и заботы; но теперь мои господа не хотят платить мне 100 гульденов, которые я должен был получать каждый год в течение всей моей жизни из городских налогов и которые ежегодно выплачивались мне при жизни его императорского величества. Так что под старость я должен терпеть недостаток, и большое время и труд, затраченные для его императорского величества, пропали даром. И если зрение и верность руки изменят мне, дела мои будут плохи. Я не хотел скрывать этого от Вас, моего милостивого господина. Я прошу Вашу честь, если мой милостивейший господин вспомнит об оленьих рогах, которые он мне обещал, пришлите их мне, чтобы я мог сделать из них что-нибудь хорошее, [211] тогда я сделаю из них два канделябра. Я посылаю здесь также два отпечатка крестика, выгравированного на золоте,  [212] один для Вашей чести. Передайте Гиршфельду  [213] и Альбрехту Вальднеру изъявление моей готовности к услугам. Прошу Вашу честь передать мои заверения моему милостивейшему господину курфюрсту.
  Преданный Вам Альбрехт Дюрер в Нюрнберге

 Письмо Михаилу Бехайму [214]

 [Около 1520 года]

 Любезный господин Михель Бехайм [215] . Посылаю Вам снова этот герб. Прошу Вас, оставьте его так, никто Вам не сделает лучше, ибо я выполнил его старательно и искусно. И если понимающие в таких вещах увидят его, они скажут Вам свое суждение. Если откинуть вверх листву на шлеме, она закроет перевязь.
 Ваш нижайший слуга
  Альбрехт Дюрер

 Дневник [216] путешествия в Нидерланды

 [1520—1521 годы]

 Таково путешествие, совершенное Альбрехтом Дюрером, который со своею женою побывал в Нидерландах и удостоился от императора, короля и князей больших почестей и благосклонности, как здесь можно видеть и слышать. [217]

Год 1520

 В четверг после дня св. Килиана [12 июля] я, Альбрехт Дюрер, отправился с моей женой на свои средства и издержки из Нюрнберга в Нидерланды. И так как мы в тот же день миновали Эрланг [Эрланген], то мы остановились на ночлег в Байерсдорфе и истратили там на еду 3 фунта без 6 пфеннигов [218] . Затем на следующий день, в пятницу [13 июля], мы прибыли в Форхам [Форхгейм], и заплатил там за сопровождение [219]  22 пфеннига. Оттуда я поехал в Бамберг  [220] и подарил епископу написанное красками изображение Марии, «Жизнь Марии», «Апокалипсис» и на один гульден гравюр на меди.  [221] Он пригласил меня в гости, дал мне освобождение от пошлины и три рекомендательных письма  [222] и заплатил за меня по счету на постоялом дворе, где я истратил на еду около гульдена. Я уплатил 6 гульденов золотом перевозчику, который взялся доставить меня из Бамберга во Франкфурт.  [223] Также мастер Лаукс Бенедикт  [224] и Ганс, живописец,  [225] прислали мне вина. 4 пфеннига за хлеб, еще 13 пфеннигов на чаевые.

Портрет Иобста Планкфельта

 

Рисунок пером. 1520 г.

 Итак, я поехал из Бамберга в Эльтман и показал свое письмо с освобождением от пошлины, тогда меня пропустили свободно проехать. И оттуда мы поехали мимо Цейля. За это время я истратил на еду 21 пфенниг. Затем я прибыл в Хасфурт и предъявил мое письмо, тогда меня пропустили без пошлины. Я уплатил 1 гульден в канцелярию бамбергского епископа. [226] Затем я прибыл в монастырь близ Тереса [227] и показал мое письмо, тогда меня также пропустили. Затем мы поехали в Рейн [Нижний Эйерхем?], там я остановился на ночлег и истратил на еду 1 фунт. Оттуда мы поехали в Мейенбург [Мейенберг], где я предъявил мое письмо, тогда меня пропустили проехать без пошлины. Затем мы прибыли в Швейнфурт, там меня пригласил доктор Ребарт, и он прислал мне вина на корабль. Меня также пропустили без пошлины. 10 пфеннигов за жареную курицу, 18 пфеннигов в кухню и ребенку. Затем мы поехали в Фольках, и показал мое письмо, и поехал снова дальше; и прибыли в Шварцах, там мы остановились на ночлег и истратили на еду 22 пфеннига.
 И в понедельник [16 июля] мы встали рано и, проехав мимо Теттебаха [Деттельбах], прибыли в Кицинг [Китцинген]; и предъявил мое письмо, тогда меня пропустили, и я истратил на еду 37 пфеннигов. И поехали затем мимо Зульцфельда в Прайт [Марктбрейт] и показал мое письмо, тогда меня пропустили. И поехали мимо Фрикенхаузена в Оксенфурт, там я предъявил мое письмо, тогда меня также пропустили. И приехали в Эйфельсдорф [Эйбельштадт], оттуда в Хайденсфельд [Хейдингсфельд] и оттуда в Вюрцбург. Там я показал мое письмо, они также меня пропустили. Оттуда мы поехали в Эрлабрунн, там мы переночевали и истратили на еду 22 пфеннига. Оттуда мы поехали мимо Рецбаха и Целлингена и прибыли в Карштатт [Карлштадт], там я предъявил мое письмо, тогда меня пропустили. Оттуда я поехал в Мина [Гемюнден], там мы позавтракали и истратили на еду 22 пфеннига. Я предъявил снова мое письмо, и они меня пропустили. Затем мы поехали в Хохштетт [Хофштеттен], я предъявил мое письмо, тогда они меня пропустили. И прибыли затем в Лор, там я также предъявил мое письмо, тогда они меня пропустили. Затем мы прибыли в Нейенштадт [Нейштадт] и предъявили мое письмо, тогда они нас пропустили. Также я заплатил 10 пфеннигов за вино и раков. Затем мы прибыли в Ротенфельс, там я предъявил мое письмо, они также меня пропустили, и мы остановились там на ночлег и истратили на еду 20 пфеннигов.
 И в среду [18 июля] рано утром мы выехали оттуда и, миновав св. Экария [монастырь Маттенштадт?], прибыли в Хейденфельд, а оттуда в Трифенштейн. Затем мы прибыли в Гомбург, там я показал мое письмо, тогда меня пропустили. Затем мы прибыли в Вертгейм, и показал мое письмо, тогда меня пропустили, и я истратил на еду 57 пфеннигов. Затем мы поехали в Процель [Процельтен], там я предъявил мое письмо, тогда меня пропустили. Затем мы проехали мимо Фрейденбурга, там я снова предъявил мое письмо, тогда меня пропустили. Затем мы прибыли в Мильтенберг, там мы переночевали, и когда я предъявил мое письмо, меня пропустили, и я истратил на еду 61 пфенниг. Затем мы прибыли в Клингенберг, и я предъявил мое письмо, тогда меня пропустили. И прибыл в Вердт [Верт], оттуда в Обернберг [Обернбург] и оттуда в Ошенбург [Ашаффенбург], там я предъявил мое письмо, тогда меня пропустили, и я истратил там на еду 52 пфеннига. Оттуда мы поехали в Зелигенштадт, оттуда в Штейнхейм, там я предъявил мое письмо, тогда меня пропустили. И мы переночевали у Иоганнеса, который показал нам город и был с нами весьма любезен; там я истратил на еду 16 пфеннигов.
 Итак, в пятницу [20 июля] рано утром мы выехали в Кессельштадт, там я показал мое письмо, тогда меня пропустили. Затем мы прибыли во Франкфурт, и показал снова мое письмо, тогда меня пропустили. И я истратил на еду 6 вейспфеннигов и 11/2 геллера и дал 2 вейспфеннига мальчику и истратил на ужин 6 вейспфеннигов. Также господин Якоб Геллер [228] прислал мне вина на постоялый Двор.
 И я договорился о переезде из Франкфурта в Менц [Майнц] со всей моей поклажей за 1 гульден и 2 вейспфеннига. Сверх того я дал парню 5 франкфуртских геллеров, и мы истратили на ужин 8 вейспфеннигов. Итак, в воскресенье [22 июля] я выехал ранним кораблем из Франкфурта в Менц, и прибыли в середине пути в Хёст [Хёхст], там я предъявил мое письмо, тогда меня пропустили. Также я истратил там на еду восемь франкфуртских пфеннигов. Оттуда мы поехали в Менц. Снова я должен был уплатить 1 вейспфенниг за разгрузку. Еще 14 франкфуртских геллеров корабельному слуге. Еще 18 пфеннигов за пояс. И я договорился о переезде с моими вещами на кельнском корабле за 3 гульдена. И я истратил в Менце на еду 17 вейспфеннигов. Также золотых дел мастер Петер, здешний монетчик, [229] прислал мне две бутылки вина. Также пригласил меня Фейт Варнбюлер, [230] но его хозяин не хотел брать с него платы, но сам пожелал быть моим хозяином, и они оказали мне много чести.
 Итак, я уехал из Менца, где Майн впадает в Рейн, и это было в понедельник после дня св. Магдалины [23 июля]. Также я заплатил за мясо на корабле 10 геллеров и 9 геллеров за яйца и груши. Также золотых дел мастер Леонард прислал мне на корабль вина и птицу, чтобы готовить по дороге до Кельна. Также брат мастера Иобста [231] прислал мне бутылку вина. Также живописцы прислали мне две бутылки вина на корабль. Затем мы прибыли в Эрльфельт [Эльфельд?], там я предъявил мое письмо, тогда с меня не взяли пошлины. Затем мы прибыли в Рюдигсгейм. Также я заплатил 2 вейспфеннига за погрузку. Затем мы приехали в Эренфельс, там я предъявил мое письмо, но мне пришлось заплатить 2 гульдена золотом с тем, чтобы в течение двух месяцев я представил письмо, освобождающее от пошлины, тогда таможенник вернет мне мои 2 гульдена золотом. [232] Затем мы прибыли в Пахарах [Бахарах], там я должен был дать расписку, что в течение двух месяцев я либо заплачу пошлину, либо представлю письмо с освобождением от пошлины. Затем мы прибыли в Кав [Кауб], там я снова показал мое письмо, но оно мне не помогло, и я должен был дать расписку, подобную прежней. Затем мне пришлось заплатить там 11 геллеров. Затем мы прибыли в Санкт-Гевер [Санкт-Гоар], там я показал мое письмо, тогда сборщик пошлины спросил меня, как со мной поступали в других местах. Тогда я сказал, что не заплачу ему денег. Я дал 2 вейспфеннига посыльному. Затем мы прибыли в Папарт [Боппард], и я показал мое письмо в трирской таможне, тогда меня пропустили. Только я должен был дать свидетельство за моей печатью, что я не везу обычных купеческих товаров, и он охотно меня пропустил. Затем мы прибыли в Лонштейн [Ланштейн], и предъявил мое письмо, тогда таможенник пропустил меня, но он просил, чтобы я замолвил за него слово перед моим милостивым господином менцским.  [233] Он преподнес мне также кувшин вина, так как он хорошо знал мою жену и был рад меня видеть. Затем мы прибыли в Энгер, – это трирская местность, – и я предъявил мое письмо, тогда меня пропустили. Я сказал также, что доведу об этом до сведения моего господина бамбергского.  [234] Затем мы прибыли в Андернах, и я предъявил мое письмо, тогда меня пропустили. И я истратил там 7 геллеров и еще 4 геллера.
 Итак, в день св. Якова [25 июля] рано утром я выехал из Андернаха в Линц. Оттуда мы поехали в Пун [Бонн], что у таможенной Станции, там меня снова свободно пропустили. Затем мы прибыли в Кельн. И я истратил на корабле 9 вейспфеннигов и еще 1 вейспфенниг, и 4 пфеннига на фрукты. В Кельне мне пришлось заплатить 7 вейспфеннигов за разгрузку, и я дал 14 геллеров корабельным слугам. Моему же двоюродному брату Никласу [235] я подарил мой черный подбитый мехом кафтан, отделанный бархатом, а его жене подарил гульден. Также Иероним Фуггер [236] в Кельне прислал мне вина. Также Иоганн Гроссенпекер прислал мне вина. Также мой двоюродный брат Никлас прислал мне вина. Также нам устроили угощенье в монастыре Босоногих, и один монах подарил мне носовой платок.  [237] Еще господин Иоганн Гроссенпекер прислал мне 12 мер лучшего вина. Также я дал мальчугану 2 вейспфеннига и еще 8 геллеров. И еще я истратил в Кельне 2 гульдена на еду и еще 14 вейспфеннигов, и 10 вейспфеннигов за упаковку, и 3 пфеннига за фрукты. Еще я дал 1 вейспфенниг на чай и 1 вейспфенниг посыльному.

Вид Антверпена

 

Рисунок пером. 1520 г

 Затем в день св. Панталеона [28 июля] мы выехали из Кельна в деревню под названием Посторф [Бюсдорф], там мы остановились на ночлег и истратили на еду 3 вейспфеннига. И в воскресенье [29 июля] рано утром мы поехали в Рюдинг [Рёдинген], там мы позавтракали и проели 2 вейспфеннига и 3 пфеннига, и еще 3 пфеннига. Затем мы прибыли в Фрейенальтенховен [Фрей-Альденховен], там мы остановились на ночлег и истратили там на еду 3 вейспфеннига. Затем в понедельник [30 июля] рано утром мы выехали по направлению к Фреелендорфу [Фрееленберг], миновали городок Гангольф [Гангельт] и позавтракали в деревне под названием Сюстерхюльн [Сюстерзеель], и истратили на еду 2 вейспфеннига и 2 геллера, и еще 1 вейспфенниг, и еще 2 вейспфеннига. Оттуда мы поехали в Цитта [Ситтард], очень славный городок, оттуда в Штокхем, который подчиняется Льежу, там мы остановились в прекрасной харчевне и остались там ночевать и истратили на еду 4 вейспфеннига.

Портрет Феликса Гутерсберга Рисунок пером. 1520 г.

 И переправившись через Маас, мы рано утром во вторник [31 июля] прибыли в Мертен Левбеен, там мы позавтракали и истратили на еду 4 штюбера [238] и отдали 1 вейспфенниг за цыпленка. Затем мы поехали дальше степью и прибыли в Штоссер, где мы истратили 2 штюбера и провели ночь. Затем рано утром в среду [1 августа] мы поехали в Мерпек [Вест-Меербек], там я купил на 3 штюбера хлеба и вина, и поехали в Брантенмюль [Брантёк], там мы позавтракали и проели 1 штюбер. Затем мы поехали в Эйленберг, там мы переночевали и истратили на еду 3 штюбера и 2 пфеннига. Затем в четверг [2 августа] рано утром мы выехали в Крейц [оп тен Крейс], там мы позавтракали и истратили на еду 2 штюбера.
 Оттуда мы выехали в Анторф [Антверпен]. Там я остановился в харчевне Иобста Планкфельта, [239] и в тот же вечер меня пригласил к себе служащий Фуггеров по имени Бернгард Штехер [240] и заказал роскошное угощенье; но жена моя ела в харчевне. И я заплатил перевозчику за нас, трех человек,  [241]  3 гульдена золотом, и 1 штюбер я заплатил за доставку вещей. Также в субботу после дня св. Петра в оковах [4 августа] повел меня мой хозяин во вновь построенный дом бургомистра Анторфа,  [242] сверх всякой меры большой и весьма удобно распланированный, с просторными и чрезвычайно красивыми комнатами и, кроме того, с превосходно украшенной башней, огромным садом, в целом – такой великолепный дом, что подобного ему я никогда не видел во всех немецких землях. Также есть там совсем новая довольно длинная улица, по которой можно подойти к дому с обеих сторон, сделанная в угоду бургомистру и частично на его средства. Также я дал 3 штюбера посыльному 2 пфеннига на хлеб, 2 пфеннига за чернила.
 А в воскресенье, что в день св. Освальда [5 августа], живописцы пригласили меня с моей женой и служанкой в помещение их гильдии; и была серебряная посуда и другие ценные украшения и самые дорогие кушанья. Были там также все их жены. И когда меня вели к столу, то весь народ стоял по обеим сторонам, словно вели большого господина. Были среди них также весьма примечательные люди с именем, которые все с глубокими поклонами скромнейшим образом выражали мне свое уважение. И они говорили, что намерены сделать все, сколько возможно, что, по их мнению, может быть мне приятно. И когда я сидел там, окруженный таким почетом, явился посол Совета Анторфа [243] с двумя слугами и преподнес мне от имени господ Анторфа [244] четыре кувшина вина, и они велели ему сказать, что хотят почтить этим меня и изъявляют свое расположение. За это я выразил им нижайшую благодарность и нижайше предложил свою службу. Затем пришел мастер Петер,  [245] городской плотник, и преподнес мне два кувшина вина с предложением своих услуг. Так что мы весело провели время, и поздней ночью они весьма почтительно проводили нас с факелами домой, прося меня принять их расположение и делать все, что мне угодно, в чем они все мне готовы помочь. Итак, я поблагодарил их и лег спать.
 Также я был в доме мастера Квентина. [246] Еще я был на трех их больших стрельбищах. Штайбер [247] угостил меня превосходным кушаньем. В другой раз я ел с португальским торговым агентом,  [248] портрет которого я сделал углем. Еще я сделал портрет моего хозяина.  [249] Иобст Планкфельт подарил мне ветку белых кораллов. Заплатил 3 штюбера за масло. Дал 2 штюбера столярам в арсенале у художников. Также мой хозяин повел меня в мастерскую живописцев Анторфа, в арсенал, где они сооружают «Триумф», через который должны провести императора Карла.  [250] Это сооружение имеет на своем протяжении четыре сотни арок, каждая в 40 футов длины, и должно быть установлено по обеим сторонам улицы и красиво расположено в высоту двух этажей, на нем будут происходить представления. И эта работа столяров и живописцев стоит 4 000 гульденов. Также все это целиком будет еще иллюминировано [?]  [251] и все это роскошно украшено.
 Также снова ел с португальцем. Также ел один раз с Александром Имгофом. [252] Также Себальд Фишер [253] купил у меня в Анторфе шестнадцать «Малых Страстей»  [254] за 4 гульдена; еще тридцать две большие книги  [255] за 8 гульденов; еще шесть гравированных на меди «Страстей»  [256] за 3 гульдена; еще из полулистов, что идут по двадцати всякого рода на 1 гульден, он взял на 3 гульдена; и еще на 1 орт и 5 гульденов четвертных листов, что идут по сорок пять всякого рода на 1 гульден; и на 1 орт и 5 гульденов больших листов всех родов и еще восемь таких же листов на 1 гульден; все уплачено. Также я дал моему хозяину для продажи написанное на полотне изображение Марии за 2 рейнских гульдена. Также я вторично сделал портрет Феликса, лютниста.  [257] 1 штюбер за груши и хлеб. 2 штюбера цирюльнику. Еще я заплатил 14 штюберов за три небольшие доски для картин. Еще 4 штюбера за материал для грунта и за грунтовку. Еще я ел один раз с Александром, золотых дел мастером.  [258] Еще один раз с Феликсом. Один раз ел со мною мастер Иоаким.  [259] Один раз – его подмастерье. Я сделал для живописцев подцвеченный рисунок.  [260] Еще я взял 1 гульден на еду. Я подарил Петеру Вольфгангу  [261] четыре новые вещицы. Еще ел со мною подмастерье мастера Иоакима. Я подарил мастеру Иоакиму на 1 гульден гравюр  [262] за то, что он одолжил мне своего подмастерья и краски. И его подмастерью я подарил на 3 фунта гравюр. Также я подарил четыре новые вещи Александру, золотых дел мастеру. Я изобразил углем этих генуэзцев по имени Томазин Флорианус Романус родом из Лукки и двух братьев Томазина по имени Винченцо и Герхардо, все трое Бомбелли  [263] . «Я ел с Томазином столько раз: jjjjjjjjjjjjjjjjjjjjj.  [264] Казначей  [265] подарил мне детскую головку на холсте, еще калькутский деревянный щит и одну трубку из легкого дерева. Также Томазин подарил мне плетеную шляпу из зерен бузины.  [266] Еще один раз я ел с португальцем. Также я подарил одному из братьев Томазина на 3 гульдена гравюр на меди.  [267] Еще господин Эразм  [268] подарил мне испанский плащ и три мужских портрета. Еще брат Томазина подарил мне пару перчаток взамен гравюр на меди на 3 гульдена. Я изобразил еще раз Винченцо, брата Томазина. Также я подарил мастеру Августину Ломбарди  [269] две части «Изображения неба».  [270] Также я изобразил итальянца с кривым носом по имени Опитиус. Также моя жена и служанка ели в течение одного дня в доме Томазина, это составляет четыре раза.

Портрет Себастиана Бранта (?)

 

Рисунок серебряным карандашом. 1520 г

 Также церковь Богоматери в Анторфе [271] чрезвычайно велика, настолько, что там одновременно поют много служб, и они не сбивают друг друга. И там постоянно происходят роскошные празднования, и приглашают лучших музыкантов, каких только можно достать. В церкви много священных изображений и каменной резьбы, и особенно красива ее башня. [272] Также я побывал в богатом аббатстве св. Михаила,  [273] там прекраснейшие эмпоры  [274] из резного камня, какие я когда-либо видел, и роскошные сиденья в хоре. И в Анторфе они не жалеют никаких расходов на подобные вещи, ибо денег там достаточно.
 Также я изобразил господина Никола, астронома, [275] который живет у английского короля и который мне во многих вещах помогал и был полезен. Он немец, родом из Мюнхена. Еще я изобразил дочь Томазина, девицу по имени Зута[?]. Также Ганс Пфаффрот [276] дал мне филипповский гульден за то, что я изобразил его углем. Снова я ел один раз с Томазином. Однажды меня и мою жену пригласил шурин моего хозяина. Еще я разменял 2 плохих гульдена на 24 штюбера на еду. Еще дал 1 штюбер на чай за то, что мне показали одну картину.
 Также я видел в воскресенье после дня успения нашей богоматери [19 августа] большую процессию из церкви Богоматери в Анторфе; здесь собрался весь город, люди всех ремесел и сословий, все одетые по-праздничному, согласно своему сословию. Также каждое сословие и цех имели свой знак, чтобы их можно было узнать. В промежутках несли большие дорогие штанговые свечи и старинные длинные франкские серебряные трубы. Было там также, по немецкому обычаю, много трубачей и барабанщиков. Все они сильно трубили и производили много шума. Также я видел на улице, как шли ряд за рядом, то далеко друг от друга, так, что между ними оставалось широкое пространство, то приближаясь друг к другу: золотых дел мастера, живописцы, каменщики, вышивальщики шелком, скульпторы, столяры, плотники, корабельщики, рыбаки, мясники, кожевенники, сукновалы, пекари, портные, сапожники и всякого рода ремесленники и некоторые рабочие и торговцы по продовольственной части. Также были там лавочники, купцы и всякого рода их помощники. За ними шли стрелки из ружей, луков и самострелов, конные и пешие. Затем шла большая толпа господ чиновников. Затем шел целый ряд очень знатных людей, великолепно и богато одетых. А перед ними шли, отделенные промежутками друг от друга, все монашеские ордена и некоторые из священнослужителей, весьма благочестиво. Была также в этой процессии большая толпа вдов, которые кормятся трудом своих рук и придерживаются своего устава, [277] все в белых льняных платках, сделанных так, чтобы они падали с головы до земли, что придает им весьма трогательный вид. Я видел там весьма знатных лиц. А старосты собора Богоматери со всем клиром, учениками и церковными ценностями шли позади всех. Двадцать человек несли там деву Марию с господом Иисусом, великолепно украшенных во славу господа бога. И в этой процессии было много радующих взор вещей, богато устроенных. Там двигалось много повозок, маскированных фигур на кораблях и других сооружениях. [278] Среди них был сонм пророков, следовавших в установленном порядке, за ними – Новый завет, как-то: благовещенье, три святых волхва на больших верблюдах и других редкостных животных, все весьма искусно представлено; также, как наша богоматерь бежала в Египет, весьма благочестиво, и много других вещей, опущенных здесь ради краткости. В конце следовал большой дракон, которого вела на поводу св. Маргарита со своими девами; она была необыкновенно красива. За нею следовал св. Георгий со своим воинством, очень красивый рыцарь в доспехах. Также ехали в этой толпе мальчики и девочки, изображавшие различных святых, очень богато и изящно одетые в костюмы различных стран. Эта процессия от начала и до конца, пока она проходила мимо нашего дома, длилась более двух часов. Там было столько всяких вещей, что я не смог бы этого описать в целой книге и потому оставил это так.
 Также я был в Анторфе в доме Фуггера, недавно им выстроенном, богатом, с замечательной башней, большом и просторном, с прекрасным садом; и я видел также его превосходных жеребцов. Также Томазин подарил моей жене 14 локтей хорошего плотного арраса на плащ и 31/2 локтя полуатласа на подкладку. Я сделал золотых дел мастерам рисунок женского головного украшения. Также португальский агент прислал мне в гостиницу португальского и французского вина. Также сеньор Рудерико из Португалии [279] подарил мне бочоночек, полный засахаренных фруктов всех сортов, также еще коробку леденцов и еще две большие миски затвердевшего меду в палочках, марципанов и разных других сладостей и несколько сахарных тростников, как они растут. В свою очередь я дал его слуге 1 гульден на чай. Также я разменял плохой гульден на 12 штюберов на расходы. Также колонны церкви с эмпорами в монастыре св. Михаила в Анторфе сделаны все из цельных кусков прекрасного черного камня. Через посредство господина Гильгена, привратника короля Карла, [280] я послал из Анторфа в подарок превосходному скульптору по имени мастер Конрад,  [281] равного которому я никогда не видел, состоящему на службе у дочери императора госпожи Маргариты,  [282] «Св. Иеронима в келье», «Меланхолию», три новые «Марии», «Антония» и «Веронику».  [283] И я также подарил мастеру Гильгену  [284] «Евстафия» и «Немезиду».  [285]
 Также я должен моему хозяину 7 гульденов 20 штюберов и 1 геллер, это было в воскресенье перед Варфоломеем [19 августа]. Также за комнаты, чулан и постельные принадлежности я должен платить ему 11 гульденов в месяц. В 20 день августа, т. е. в понедельник перед днем св. Варфоломея, я снова договорился с моим хозяином, что я ем с ним и плачу за еду по 2 штюбера, а питье считается особо. А моя жена и служанка могут есть наверху в верхней кухне. Я подарил португальскому агенту маленькую резную статуэтку ребенка. Еще я ему подарил «Адама и Еву», «Иеронима в келье», «Геркулеса», «Евстафия», «Меланхолию», «Немезиду»; затем из полулистов – три новые «Марии», «Веронику», «Антония», «Рождество» и «Распятие»; затем лучшие из четвертных листов, всего восемь штук; затем три книги: «Жизнь Марии», «Апокалипсис» и «Большие Страсти»; затем «Малые Страсти» и «Страсти» на меди – все это стоит 5 гульденов. [286] Столько же я подарил сеньору Рудерико, [287] другому португальцу. Рудерико подарил моей жене маленького зеленого попугая.

Зверинец в Брюсселе Рисунок пером. 1520 г.

 Также в воскресенье после дня св. Варфоломея [26 августа] я выехал с господином Томазином из Анторфа в Мехельн [Малин], [288] там мы остановились на ночлег, тогда я пригласил мастера Конрада и с ним одного живописца на ужин. Этот мастер Конрад – прекрасный резчик госпожи Маргариты. Из Мехельна мы поехали через городок Вильсворт [Вилворде] и прибыли в Брюссель в понедельник [27 августа] днем. Дал 3 штюбера посыльному. В Брюсселе я ел с моими господами. [289] Также ел один раз с господином Баннизисом  [290] и подарил ему «Страсти» на меди. Затем я отдал маркграфу Гансу  [291] в Брюсселе мое рекомендательное письмо, которое написал мне мой господин бамбергский, и подарил ему на память «Страсти» на меди. Еще раз ел с моими нюрнбергскими господами.
 Я видел в золотой комнате брюссельской ратуши четыре росписи, сделанные великим мастером Рудиром. [292] Я видел в королевском дворце, позади дома, фонтан, лабиринт и зверинец; я никогда не видел более занятных и приятных вещей, столь похожих на рай. [293] Также имя человечка, составившего мне прошение у господина Якоба Баннизиса, Эразм.  [294] Также в Брюсселе есть прекрасная ратуша, большая, сложенная из превосходного тесаного камня, с чудесной ажурной башней.  [295] В Брюсселе я сделал при ночном освещении портрет мастера Конрада, хозяина моих господ. Также одновременно я изобразил углем сына доктора Лампартера  [296] и хозяйку.
 Также я видел вещи, привезенные королю из новой золотой страны: [297] солнце из чистого золота, шириною в целую сажень, такую же луну из чистого серебра той же величины, также две комнаты, полные редкостного снаряжения, как-то: всякого рода оружия, доспехов, орудий для стрельбы, чудесных щитов, редких одежд, постельных принадлежностей и всякого рода необыкновенных вещей разнообразного назначения, так что это просто чудо – видеть столько прекрасного. Все это очень дорогие вещи, так что их оценили в сто тысяч гульденов. И я в течение всей своей жизни не видел ничего, что бы так порадовало мое сердце, как эти вещи. Ибо я видел среди них чудесные, искуснейшие вещи и удивлялся тонкой одаренности людей далеких стран. И я не умею назвать многих из тех вещей, которые там были. Я видел в Брюсселе еще много прекрасных вещей, и в особенности я там видел такой большой китовый ус, как будто он сцементирован из каменных квадров; он имеет в длину сажень, очень толст, весит около 15 центнеров и имеет такую форму, как здесь изображено; [298] и он находился на голове животного сзади. Я был также в доме фон Нассау,  [299] роскошно построенном и красиво украшенном. Снова я два раза ел с моими господами.
 Также госпожа Маргарита послала за мною в Брюссель и велела сказать мне, что она будет моею заступницею перед королем Карлом, и была особенно благосклонна ко мне. Я подарил ей мои гравированные на меди «Страсти» и то же – ее казначею по имени Ян Марникс, [300] а также изобразил его углем. Я отдал 2 штюбера за буйволовый рог. Еще 2 штюбера я заплатил, чтобы мне показали картину св. Луки. [301] Также когда я был в доме Нассау, я видел там в капелле хорошую живопись, выполненную мастером Гуго.  [302] И я видел два больших красивых зала и повсюду в доме дорогие вещи, а также большую кровать, на которой могут поместиться пятьдесят человек.  [303] И я видел также большой камень, который во время непогоды упал в поле близ дома господина фон Нассау. Дом этот расположен высоко и оттуда открывается прекраснейший вид, вызывающий восхищение. И я не думаю, чтобы во всех немецких землях было что-либо подобное.

Портрет Эразма Роттетдамского

 

Рисунок углем. 1520 г.

 Также меня пригласил мастер Бернгард, живописец, [304] и приготовил такое превосходное угощение, что я не думаю, чтобы его можно было получить и за 10 гульденов. Еще им были приглашены, чтобы составить мне компанию: казначей госпожи Маргариты, которого я изобразил, гофмейстер короля по имени де Метени [305] и городской казначей по имени фон Буслейдис.  [306] Ему я подарил гравированные на меди «Страсти», и он в свою очередь подарил мне черный испанский кошелек, стоимостью в 3 гульдена. И Эразму Роттердамскому я тоже подарил гравированные на меди «Страсти». Также Эразму, секретарю Баннизиса,  [307] я подарил гравированные на меди «Страсти». Имя человека из Анторфа, подарившего мне детскую головку, – Лоренц Штерк. Также я сделал углем портрет мастера Бернгарда, живописца госпожи Маргариты.  [308] Я сделал еще раз портрет Эразма Роттердамского.  [309] Я подарил Лоренцу Штерку сидящего «Иеронима» и «Меланхолию». Я изобразил куму моей хозяйки. Также шесть человек, портреты которых я сделал в Брюсселе, мне ничего не дали. Я заплатил 3 штюбера за два буйволовых рога и 1 штюбер за два Эйленшпигеля.  [310]
 Итак, в воскресенье после дня св. Эгидия [2 сентября] я поехал с господином Томазином в Мехельн [Малин] и распрощался с господином Гансом Эбнером. [311] И он не захотел ничего взять с меня за еду за то время, что я был у него – семь дней. Я заплатил 1 штюбер за Ганса Гейдера. [312]  1 штюбер я дал на чай слуге хозяина. И в Мехельне я ужинал с госпожой фон Нейкирхен.
 И рано утром в понедельник [3 сентября] я выехал из Мехельна в Анторф. И я позавтракал с португальцем, который подарил мне три порцелановых сосуда, а Рудерико подарил мне несколько калькутских перьев. Я истратил на еду 1 гульден. 2 штюбера я дал посыльному. Я купил Сусанне [313] плащ за 2 гульдена и 1 орт. Моя жена заплатила за таз, меха, [314] блюдо, за туфли для себя, и дрова для кухни, и штаны до колен, также за клетку для попугая, и 2 кувшина, и на чаевые – 4 рейнских гульдена. И еще моя жена истратила на еду, питье и на всякого рода нужды 21 штюбер.
 Итак, в понедельник после св. Эгидия [3 сентября] я снова прибыл к Иобсту Планкфельту и ел с ним столько раз, сколько здесь указано: jjjjjjjjjjjjjjjjj. Также я дал 1 штюбер Никласу, слуге Томазина. Я отдал 5 штюберов за рамку и еще 1 штюбер. Мой хозяин подарил мне калькутский орех и еще старинный турецкий бич. Снова я ел с Томазином столько раз: jjjjjjjjjjjjj. Также меня пригласили оба господина фон Рогендорф. [315] Я ел с ними один раз и нарисовал им большой герб на дереве, чтобы его можно было вырезать.