Духовная поэзия архиепископа Иоанна

                                                                          Светлой памяти архиепископа
                                                           Иоанна Сан-Францисского( князя Шаховского)

                Архиепископ Иоанн Сан-Францисский был пострижен на Афоне в честь великого апостола Любви Иоанна Богослова. Существует таинственная связь между именем святого, в честь которого постригается или принимает крещение человек, и образом души самого крещаемого или постригаемого. И душа эта соответственно получает стремления и склонности, схожие с их источником в первообразе. Весь облик владыки Иоанна и все, к чему бы он не прикоснулся своим сердцем мудрого ребенка, носит на себе печать Божественной Любви. Этот дар любить все живое, созданное Богом, и сближал его при жизни с его небесным покровителем. С фотографии, сделанной в 1946 году в Лос-Анжелесе, открывается нам чудной лучистой, как восходящее солнце рассвета, улыбкой тот, кому хочется и после его смерти сказать: « Мы любим вас, Владыка!» Из-под черных одежд инока сияет тихий свет, согревающий и утешающий.
              Архиепископ Иоанн - замечательный русский поэт, выпустивший несколько сборников стихов, с которыми мы, к сожалению, за редким исключением, почти незнакомы. Он писал о Церкви, православии, культуре, поэзии. Красота слова в его сочинениях покоряет и умиляет душу.  В них ощущается благоговейное состояние духа, и на первый взгляд совсем простые понятия открывают таинственную суть вещей сотворенного  мира. И еще - это удивление ребенка.  Только дети имеют это качество, утраченное большинством взрослых. Последние со своей «скучной безблагодатной серьезностью» утратили святую способность благоговейно изумляться; они слишком заняты самими собой и поэтому становятся слепыми перед красотой Божьего мира.
             В одном из своих эссе архиепископ Иоанн говорит: « Что такое культура? Самое краткое определение этого слова: любовь к человеку. » Сначала удивление, потом - любовь, связывающая красоту творения и глубину духовную. А от любви уже не возможно не перейти к творчеству, которое в свою очередь порождает культуру - истинную, возможную, конечно, только при религиозном сознании, а не тот ее суррогат, вымученный материализмом и искусственно созданный, словно гомункулус в пробирке. И те «создатели» ее, заботящиеся о построении «скотных дворов», ставших чуть ли не высшим смыслом бытия русского народа, предавшего Христа, прямо-таки с ненавистью относились к настоящей духовной красоте.
           Архиепископ Иоанн - аристократ духа, князь из рода Рюриковичей. Но он, прежде всего, князь в том же смысле, в каком и князь Мышкин Достоевского. Величие и княжество это не от мира сего. Владыка Иоанн - князь, потерявший все свои земные княжества. Да и не нужны они ему. Он их оставил на своей потерянной Родине. Построившие новое общество, в котором вера в Бога была в гонении, ненавидят все, что связано с княжеством не от мира сего. И хотя эти люди были и являются порой преподавателями университетов и кандидатами философских и других наук, но как они мелки в своих чувствах и как куцы их мысли. Владыке  Иоанну было однажды написано международное письмо от одного из таких «кандидатов», пытавшегося оспаривать необходимость для человека веры в бессмертие души. Сколь жалки его аргументы! Скажем словами князя Мышкина: « Атеисты всегда говорят не о том». Владыка,  находясь далеко от России, всею душой был со своим народом, за что мы ему всегда будем благодарны. Любя русский народ, он долгое время по « Голосу Америки» вел духовные беседы, вызывавшие злобу многих советских идеологов, для которых труды Маркса стали Библией.
          Но, к сожалению, имеет место также скрытое, а подчас и непосредственное противостояние и в церковной среде «княжеству не от мира сего», но уже в несколько ином содержании: это скрытая борьба «аскетического» религиозного типа  с типом «эстетическим». Под «аскетами» здесь подразумеваются именно те, которые уверовали, что простота и ограничение себя во всем, кроме молитвы и чтения Святых Отцов - превыше всего. Но эта их наивность в восприятии мира, порой граничащая с примитивизмом, совсем не то, что истинная, мудрая простота. Представителям второго типа, с рождения ощущающим Красоту, как отражение божественного мира, недостаточно одних молитв, постов и обрядов; им для жизни, словно воздух,  необходимо художественное творчество. «Аскеты»  склонны горделиво считать себя чадами Божиими более, чем своих собратьев по вере, не похожих на них и всегда готовы подозревать их в «ереси», как пытались ее усмотреть в свое время в о. Павле Флоренском. «Еретические» настроения и мысли, вне всякого сомнения, найдут и в архиепископе Иоанне (Шаховском), прежде всего, видимо, потому, что он - князь Шаховской и пишет порою странно и изысканно, хотя именно ему-то и присуща простота. Он - есть истинный простец в том смысле, в каком Господь сказал Своим ученикам: «Будьте просты, как голуби и мудры, как змии». Наш архиепископ не только богослов, но поэт и философ. Язык его безупречен, но он не совсем привычен для слуха тех, кто хочет знать только Святых Отцов. Во всем непонятном, отличающимся от канонического языка молитвословов и проповедей, а особенно в образно богатом содержании, наши «аскеты» из предусмотрительности и  чувства религиозной безопасности с энтузиазмом высматривают еретический душок. Они не понимают, да и не берут на себя труд понять, что есть разные типы духовности внутри самой Церкви, что Бог вообще сотворил людей разными, и что эти различия ни в коей мере нельзя упразднять. «Аскеты», тем не менее, фанатично считают только свой стиль мышления и поведения единственно правильным и праведным, а философов и художников с их иным строем чувств и мыслей презрительно именуют «вшивой интеллигенцией». Ну здесь чем не скрытая классовая борьба вместо заповеди о любви?  А еще существует и общая какая-то неприязнь к русской эмиграции и Зарубежной Церкви, состоящей, конечно, прежде всего, из дворян или их потомков. Почему, спросим, всякое проявление красоты и богатства душевной жизни «аскетами» воспринимается как ересь и прелесть? Они, наверное, не ответят на это ничего, но в лучшем случае скажут, что у святых отцов нет  мыслей, которые высказывают о. Павел Флоренский и архиепископ Иоанн Шаховской. Что говорить, ведь и монастырские старцы называли святителя Игнатия Брянчанинова не иначе как « барчуком».
     Если «аскеты» и их учителя услышат или прочитают, как владыка Иоанн характеризует истинного поэта, они в ужас придут и скажут: « Это ересь. Такое не подобает читать православным. » В своей статье о поэзии архиепископ Иоанн пишет: « Поэт « милостью Божьей» имеет власть превращать воду человеческих слов в вино, а это вино обращать в кровь Слова. Таково высшее назначение поэзии, ее смысл евхаристический. Поэзия есть возвращение человека к началу вещей».
       Но теперь приобщимся и к его стихам. В них ясно ощущается непостижимое умом возвращение к таинственному началу вещей. Простые слова начинают восходить к первообразам - мир этих слов преображается, уводя нас в великую тишину вечности. В поэзии своей владыка Иоанн удивляется и любит. В стихотворенье « Голубь» мы читаем:

                                     На антенне телевизорной
                                     Голубь сел с зеленой веткою,
                                     Необъявленный, непризнанный,
                                     Не сочтенный птицей редкою.

                                     …………………………………

                                     Помнил голубь мглу ковчежную,
                                     Наполнявшуюся воплями,
                                     И держал он зелень нежную
                                     Над землей своей потопленной.

Другие стихи также открывают неподдающееся никакому рациональному анализу. Образы его стихов можно понять исключительно сердцем - и сердцем любящим. То тихий голос ангела, уводящего нас от грубой вещественности мира:

                                     Мы лебедями белыми бедны,
                                     Мы лебедей поющих не встречали,
                                     У нас и нет еще такой волны,
                                     Где лебеди бы медленно качались.

                                     И нужно нам еще поверить им,
                                     Словам своим земным, совсем простым.

Простые слова, но глубокого, может быть, последнего смысла, полные:

                                     Нет управы на большие облака,
                                     Несерьезно все они плывут, слегка -
                                     И проходят, увлекая стих
                                     Красотою легкостей своих.

                                     Над большой околицей земной
                                     Все они к любви идут со мной.
                                     Но прольется легкая вода,
                                     И от них не будет и следа.

                                     Словно нет и вечности, пока
                                     Все уходят в вечность облака    

Природа сама таинственно говорит в тишине своим выразительным молчанием, перетекающим в пишущего эти строки…

                                    Не удержать земле любви нездешней,
                                    Уходит в небо первая роса,
                                    И у сиянья розовых черешен
                                    Качает лепестки свои оса.

                                    Не слышно даже шепотов. И блики
                                    Свое сиянье прячут, но о нем
                                    Над белыми цветами земляники
                                    Мне солнце говорит своим огнем.