Берлин 1797
Содержание ·
К читателю этих листков ·
Явление Рафаэля ·
Тоска по Италии ·
Замечательная смерть старого мастера Франческо Франчия, широко известного в свое время, первого представителя ломбардской школы · Ученики и Рафаэль · Письмо молодого флорентийского художника Антонио к своему другу Якобо в Рим · Ответ Якобо · Образец искусного и при этом хорошо обученного художника, представленный в жизни Леонардо да Винчи, знаменитого родоначальника Флорентийской школы · Два описания картин · Несколько слов об универсализме, терпимости и любви к людям в искусстве · Честная память о нашем досточтимом Анхерме Альбрехте Дюрере. От монаха, любителя искусств · О двух чудесных языках и их таинственной силе · Об особенностях старого мастера Пьеро ди Козимо, принадлежащего к Флорентийской школе · Как и каким образом должно непосредственно рассматривать творения великих художников земли и ко благу своей души употреблять · Величие Микеланджело Буонаротти · Письмо молодого немецкого художника в Риме к своему другу в Нюрнберге · Образы художников · Хроника живописи · Удивительная музыкальная жизнь музыканта Йозефа Берглингера
Читателю этих листков
В уединенности монастырской жизни, в которой я только лишь иногда возвращаюсь мыслями к смутно далекому миру, постепенно возникли следующие заметки. В своей юности я чрезвычайно любил искусство, и эта любовь, как верный друг, сопровождает меня вплоть до моего нынешнего возраста: не останавливая на этом внимания, я, согласно с внутренним порывом, записывал мои воспоминания, которые ты, дорогой читатель, должен рассмотреть взглядом, исполненным снисхождения. Они не составлены в духе сегодняшнего мира, потому что над этим духом я не властен, и, так как я не могу любить его, если говорить предельно откровенно. Будучи молодым, я пребывал в мире и был затянут во многие дела света. Моим самым большим стремлением было искусство, и я желал мою жизнь и все мои немногие таланты посвятить ему. По отзыву нескольких друзей я не был неловок в рисовании, и мои копии, как и собственные опыты не совсем вызывали неприятие. Но я всегда думал с тихим, священным трепетом о великих, Богом данных "святых от искусства"; мне казалось странным, почти нелепым то, что я водил углем или кистью по своей руке, когда имена Рафаэля или Микеланджело приходили мне на память. Я могу, пожалуй, признаться в том, что я должен был плакать иногда от неописуемого грустного пыла, если мне по-настоящему отчетливо представлялись их произведения и их жизнь: я никогда не мог позволить себе, - о, подобная мысль показалась бы мне кощунственной, - в моих избранных любимцах отделять хорошее от так называемого плохого и ставить их в один ряд со всеми в самом конце, чтобы рассматривать холодным, критикующим взглядом, как это, вероятно, имеют теперь обыкновение делать молодые художники и так называемые поклонники искусства. Таким образом, я хочу открыто признаться, что в записках Х. фон Рамдор только немногое может быть удовлетворительным и достойным чтения; и тот, кто любит их, должен будет тотчас отложить в сторону то, что я написал, так как это ему придется не по вкусу. Эти листки изначально не предназначались мной для печати; я, вообще, посвящаю их только молодым начинающим художникам или юношам, имеющим намерение посвятить себя искусству и носящим в тихих не напыщенных сердцах священное почтение к давно ушедшим временам. Может быть, они с помощью моих, по обыкновению незатейливых слов, еще сильнее подвигнутся, волнуемые более глубоким почтением; так как они будут читать с такой же любовью, с какой я писал. Небу так было угодно, что я заканчиваю свою жизнь в монастыре: оттого эти попытки - последнее, что я сейчас в состоянии сделать для искусства. Если они не совсем будут отвергнуты, то следует перейти ко второй части, в которой я хотел бы опровергнуть оценки нескольких отдельных художественных произведений, если мне небо дарует здоровье и досуг, чтобы упорядочить мои, изложенные на бумаге мысли об этом, и привести их в отчетливый доклад.
